Бог непокорных (СИ) - Страница 5

Кельмару, когда он рассказал, где и при каких обстоятельствах нашел ее; гниющие остатки

Безликой заставили ее усомниться, но и только. Сомнения стали сильнее, когда она расспросила

слуг: те подтвердили, что вечером она бодрствовала и даже пригласила командора на ужин.

Сельдара оказалась более покладистой, чем бессмертная маска в ее обличье: вскоре она

написала письма своим вассалам, убеждая их присягнуть Лилии и королю Эн-Тике. Ее

покладистости способствовала публичная казнь троих вассалов, вздумавших оказать Ордену

сопротивление. Прежний Кельмар не стал бы поступать так; новый Кельмар пребывал в

сомнениях, но змееныш разрешил их, сказав, что из повешенных, посаженных на кол и казненных

отсечением головы можно извлечь несколько важных ингредиентов, необходимых для создания

редких Составов. Одного из вассалов повесили, другому отрубили голову. Сельдара умоляла

командора остановиться, но он довел задуманное до конца. В его душе возникло какое-то

ожесточение, садистское наслаждение от осознания того, что ее боль, ее мольбы и слезы не

способны никак изменить принятое им решение. Когда третьего вассала, баннерета Нигхана

Жанлета, усаживали на кол (поначалу он сжимал мышцы заднего прохода и скрипел зубами, а

затем, когда кол проник в его зад, стал вопить и умолять о пощаде), Сельдара упала в обморок.

Кельмар приказал унести графиню в ее покои, послушал крики Нигхана, одновременно

прислушиваясь к себе и удивляясь тому, что ни малейшей искры жалости не возникает в его

собственном сердце, а затем собрал первую порцию ингредиентов. У жертвы, лишившейся

головы, он взял немного крови и глазной жидкости, повернув перед этим голову так, чтобы она

смотрела на собственное безголовое туловище. Ингредиент для астральной алхимии приобретал

особенные свойства в силу разных причин, и обстоятельства сбора имели немаловажное значение.

Второй порцией ингредиентов стало семя повешенного, излитое им в процессе агонии, а также его

язык и кисть левой руки. Ночью Кельмар вернулся на место казни. Нигхан, плотно сидевший на

колу, уже ничего не соображал, но был еще жив. С него Кельмар срезал полоску кожи, вырезал

легкое и желчный пузырь. Позже, в своих апартаментах, он провел ритуал, в ходе которого сжег

все, что собрал. Дымом от каждой сожженной части он овеивал металлическую чашу с водой и

бросал в воду частицу пепла, после чего отпивал. Змееныш пришел в движение и поглощал

духовную составляющую каждой из воспринятых Кельмаром частиц. Затем начался катализ,

змееныш выделил из себя переработанные ингредиенты и отложил их в хранилища,

сформированные им в теле Кельмара. Командор не раз спрашивал своего демона о том, согласно

какой логике и каким правилам следует соединять ингредиенты для получения Составов, но

змееныш ничего внятного ответить так и не смог: возможно, он не понимал этого и сам, а только

чувствовал, как и что следует соединять под конкретную задачу. Кельмар записывал рецепты и

пытался сопоставить их с теми правилами астральной алхимии, которым он обучился еще в

Асфелосте — но ничего не получалось. Рецепты имели совершенно иной уровень сложности, чем

тот, что был доступен для его понимания: Кельмар чувствовал себя как человек, едва изучивший

нотную грамоту, и пытающийся, разложив гениальное произведение музыки на ноты, понять, что

же именно делает его гениальным. Попытка, изначально обреченная на неудачу. И все же он

верил, что когда-нибудь от его усилий выйдет толк. Кроме того, сам змееныш не оставался

неизменным: если в начале их знакомства он напоминал командору глумливого испорченного

подростка, то после убийства Безликой змееныш увеличился не только в размерах, но и немного

повзрослел — болтать стал меньше, а проявлять свою полезность — чаще.

Змееныш перестал казаться Кельмару паразитом и чужаком, их чувства отчасти смешались

и уже не всегда можно было разобрать, кто является первоначальным источником того или иного

желания — Кельмар или поселившийся в нем демон: эмоцию, испытываемую одним, разделял

другой. Влияние змееныша на своего носителя возросло: он не сидел уже в уголке сознания, а

пропитал своими выделениями всю душу командора, исказил все, до чего смог дотянуться.

Однако, этот процесс не был однонаправленным: Кельмар теперь также стал яснее ощущать

змееныша, и научился в какой-то мере контролировать его действия; также ему стало ясно, что

некоторые его мысли и намерения змееныш, по-видимому, не способен ощутить до тех пор, пока

Кельмар не позволит этим идеям проникнуть в основную часть сознания. Внутренний мир

Кельмара изменился, и вместе с тем он понял, что не знал и прежнего себя. Тьма всегда таилась в

нем, но он предпочитал ее не замечать, предпочитал верить в чужие правила и жить в согласии с

внушенными ему идеалами. Теперь все изменилось: хотя он и не нашел истины, но осознал, что

прежняя его жизнь была ложью — он словно ползал по поверхности вещей, не смея заглянуть

внутрь и даже не имея такой возможности; змееныш прогрыз в нем дыры и под поверхностью

своего мира Кельмар обнаружил необъятный и ужасающий лабиринт, полный удивительных тайн.

Спектр его магических возможностей возрос, кроме того, увеличилась и сила Дара — не только

из-за нескольких Постоянных Составов, которые он применил, но также в силу нового уровня

осознанности: темный лабиринт его души, открытый благодаря змеенышу, позволял совершать

поразительные вещи, показывал к достижению целей пути настолько тонкие и странные, что

прежний Кельмар никогда бы не обнаружил их: он просто бы не понял, что именно нужно искать.

Сельдара проехала мимо командора на белой в яблоках кобыле. Она старательно не

глядела в его сторону. Якоз следовал за ней, за ним — Хейн, привязавший поводья пегой лошади

Крисель к луке своего седла. После рассылки писем Сельдара выпросила у Кельмара право

совершать ежедневную прогулку в окрестностях замка; он позволил ей это, взяв слово, что

девушка не попытается бежать. Два приставленных к ней министериала обеспечивали ее

безопасность, служанка сопровождала ее для соблюдения приличий. Он проводил взглядом

Сельдару и отправился в бараки, в ту часть, где разместили раненых вражеских солдат. Чадзайн

Эльне, бывший сегодня командиром караула, коротко поклонился Кельмару и приказал открыть

дверь. Сначала внутрь вошли четверо министериалов с мечами наголо: тут уже состоялась пара

бунтов, подавлять которые пришлось без всякой жалости, после чего караулы были усилены, а

внутрь орденцы заходили теперь исключительно группой и всегда с обнаженным оружием.

Следом за министериалами вошли Чадзайн и Кельмар, за ними — трое оруженосцев. Двери за

ними закрыли: несколько человек остались на улице. Кельмар прошел по бараку, разглядывая

раненых и выздоравливающих. Повсюду он видел глаза, смотревшие на него со страхом и

напряжением: пленники знали, что командор приходит сюда каждый день и забирает с собой

одного человека, которого никто потом больше не видит, и гадали, на ком он остановит свой

выбор на этот раз. Один из солдат смотрел совсем отчаянно, и Кельмар, которому в данный

момент требовались ингредиенты, образующиеся в душе от унижения и ужаса, указал на него.

— Нет!!! — Заорал мужчина, когда оруженосцы направились к нему. — Нет! Нет!.. Только

не меня!.. Только не меня!..

Он так отчаянно сопротивлялся, что одному из министериалов пришлось ударить его по

лицу рукой, облаченной в боевую, усиленную металлическими пластинами, рукавицу. Это

поставило точку в борьбе: пленник ненадолго лишился чувств, оруженосцы скрутили ему руки и

поволокли к выходу.

— Куда вы его тащите?! — Крикнул кто-то.