Бог моей весны или МЕЩАНСКОЕ СЧАСТЬЕ (СИ) - Страница 16

Они лежали далеко друг от друга, но почти в одинаковых позах – с раскинутыми руками. Хаккслер со своей дырой в голове – маленький осколочек. Фридман – слева от него - совсем без головы. Осколок крупный. И Висхофер справа, с дырой от пули в виске, его револьвер валялся рядом.

- Сегодня на редкость богатый символами день, - процедил Бальдур, - Каленберг… Лысая гора…

- Что делать? – спросил эсэсовец.

- Не люблю идиотских вопросов. Убрать эту ебаную Голгофу, наверное. Не думаю, что она украшает ландашфт. И сообщить родным Фридмана и Висхофера, пусть хоронят. Хаккслера заройте сами, у него никого нет.

К концу апреля и Бальдуру, и даже мне стало понятно, что могла означать названная Хаккслером дата.

Русские были на подходе.

А пятого апреля, часов в 11 утра, к нам прибежал новый курьер, запыхавшийся на подъеме в гору, и сообщил, что советские солдаты уже здесь. И с утречка уже заняты делом – а именно, вешают нацистов на флоридсдорфских кленах… и никто пока что в этом им не мешает…

Шестого город был в окружении, а мы покинули штаб на горе Каленберг. Бальдур не мог поступить иначе. Я много чего наговорил тут о нем – и все это правда, много в нем было всякой дряни, но трусом он не был никогда. И выходить к русским с поднятыми руками не собирался.

Потом, когда Вену все же оккупировали, я слышал по радио такую чушь, что уши вяли – о том, например, что город был взят без малейшего сопротивления. И никому в башку не вскочило, почему на несопротивляющийся город русские угрохали больше недели – ведь оккупация Вены датируется 14-м апреля! А вошли они в Вену, как правильно заметил герр Хаккслер из загробного царства, 5-го…

Девять дней прошли в уличных боях. Если кто не представляет – это как играть в догонялки в лабиринте. Русские гоняли нас, мы гоняли их по лежащей в руинах Вене. Ценой этих салочек была жизнь, а потому были и тягучие перестрелки из-за углов, и неожиданные залпы из разбитых подвальных окон, и много еще всяких штук.

- Что, Отто, - сказал Бальдур, - это тебе не с комсомольцами в переулке драться?..

- Разницы не вижу. Если вспомнить, как честно, этак по правилам, трое на одного, убили Норкуса.

- А то вы сами так никогда не поступали?..

- За собой не помню… Ложись!!

Штукатурка, сбитая автоматной очередью, запорошила нам волосы. Ну, мы сами были хороши, особенно Бальдур, который встал покурить прямо напротив пролома в стене – и тем самым представлял из себя нечто очень похожее на жестяной силуэтик в тире.

Автомат умолк, и послышался хриплый, торжествующий, совсем молодой голос:

- Ah ty fashistskaya krysa!

Интересно, что это значит, подумал я. Ну, приблизительно было ясно, конечно, и тут рядом зашевелился Бальдур.

- Sam krysa , - проворчал он, отплевываясь от пыли.

- Слушай, - пихнул я его в бок, - на свете есть язык, которого ты не знаешь?..

- Идиш, - пробурчал он, - и то не по бездарности…

Шутки шутками, а положение было, сразу скажем, невеселое.

Хотите узнать, как определить перевес сил в городе, где идут уличные бои?.. Точно так же, как на футбольном поле. Когда какая-то команда сильнее, кажется, что в ней больше игроков.

Впрочем, русских и на самом деле было больше. А нас… сколько нас было, я не знаю. В городе никогда не знаешь, кто где прячется и прячется ли – или уже просто лежит, потому что его нашли. А еще зачастую не знаешь, где точно находишься, потому что вокруг тебя все тот же битый кирпич, груды поломанных вещей, разбитые окна, из которых ты даже голову высунуть толком не можешь…

Так и не знаю, что это было за место, где оказались мы с Бальдуром – и с нами еще трое парней. Думаю, все же, это была не Опера… но что-то похожее. Может, обычный драматический театрик… или концертный зал… просто вокруг валялись какие-то нотные листы и пюпитры. И инструменты, которые при ближайшем рассмотрении оказались просто футлярами. От скрипки и от контрабаса. Старые были футляры. И как тут оказались – непонятно, сказал Бальдур. Можно подумать, кто-то носит инструменты без футляров…

Мне было не до футляров. Я думал о том, что нам с ним до сих пор, тьфу-тьфу, везло, а вот трое ребят из СС были самом что ни на есть плачевном состоянии. Один был ранен в руку, и она висела на грязной перевязи, у второго голова была замотана какой-то совершенно черной от крови и пыли тряпкой, а третий был вроде невредимый, но такой сопливый, что ему впору было дома сидеть у маминой юбки, ей-богу. Бальдур чуть не сел, когда увидел его.

- Тебя кто, дурака, вербовал?! – орал он, - Тебе четырнадцать есть?!

Тот только смущенно мычал – шестнадцать, первый год службы, завербован из наполы.

- Охуели совсем, - с чувством сказал Бальдур, - Нет, при мне такого не было.

- Врешь ты все, - проворчал я, - было, только в 17 брали…

- Ну не таких же, прости Господи, недоносков!..

На улицах гремели выстрелы. К ночи нам показалось, что они гремят ближе. Вокруг нас сжималось самое последнее кольцо. А имели мы на пятерых – пять автоматов, три пистолета, восемь рук и четыре головы, потому что малый с перевязанной башкой к ночи начал спрашивать, не пора ли на учения.

А ночью к нам пришел гость.

Хаккслер, конечно.

Причем мне совершенно точно казалось, что ни сопливый, ни раненый в руку его не видят. Раненый в башку видел, похоже. Ну и мы. Что в каком-то смысле характеризует нас. (пометка на полях: «И как?»)

А Хаккслер снова говорил загадками – ему, как видно, было решительно наплевать на наши сейчас мало способные к решению шарад головы. А может, мертвецы и не умеют изъясняться иначе. А сказал он что-то похожее на то, что мы с Бальдуром от него уже слышали...

- А венский оркестр, - сказал он, - должен играть.

- Ну разумеется, - откликнулся Бальдур. Надо же было что-то ответить.

- Такой ценитель музыки, как вы, герр гауляйтер, должен знать всех музыкантов, - и тут Хаккслер неожиданно улыбнулся своей совершенно прежней печальной улыбкой… И не думал уходить.

- Ценная информация, - заметил я.

- В прошлый раз, - сказал Бальдур, - она была ценная. Почему бы не принять во внимание и эту?

- Ну, давай, соображай. А по-моему, он просто – бред. Галлюцинация. Мы ведь это уже слышали…

- Музыка это хорошо, - неожиданно пробубнил наш раненый в башку, - у нас был хор, вот.

И Бальдур подскочил на месте, словно у него над ухом выстрелили…

- Ч-черт, - сказал он, - Отто, если б не эта шайка-лейка, я бы и не подумал это делать… но…

- Яснее, если можно.

- Уходим.

- Куда?..

- Куда-куда. Из Вены уходим.

Я щелкнул перед его носом пальцами.

- Бальдур, аллё, это Адольф!.. Ты здоров?

- Отставить, - тихо сказал он.

И оглядел каждого из нас. Внимательно.

- Так. Всем к черту снять шинели…

Я помог обоим раненым, совершенно не понимая, к чему это всё.

- Так. Отто, гимнастерку снимай…

- Это что, будет предсмертная оргия?..

- Молчать. И с этого, который в хоре пел, тоже. Вы оставьте, у вас все одно лохмотья какие-то. Да, погоны содрать тоже. И ты, герой сопливый, шеврон с рукава… Так. И ремни долой.

Сам он в это время тоже избавился от фуражки ( у него одного она и была), шинели, гимнастерки и ремня. Хаккслер все это время наблюдал за ним с молчаливым одобрением.

- Отто, глянь, что там на улице. Жилые дома есть?

- Что-то вроде бывшего дома вижу прямо напротив… А, это особняк того еврея, ювелира, как его…

- Марш туда и тащи хозяйское тряпье, если найдешь. Уточняю, мужское. Хотя этот вот щенок сойдет и за юную прыщавую арфистку, которую никто не любит…

Тут до меня дошло наконец.

- Бальдур, а как ты собираешься с ними объясняться, если нарвемся?..

- На русском, ясное дело…. А вообще, кто предполагает, что венский филармонический оркестр говорит НЕ на немецком? Да, ты, малец, валяй с ним, ему одному не донести все, что надо.

Мы осторожно выбрались из нашего убежища и крысятами шмыгнули в разрушенный дом. Там нам пришлось изрядно повозиться, то и дело спотыкаясь обо что-то и щелкая зажигалками. В доме стоял тошнотворно-сладкий запах, и я услышал, как мальчишка судорожно икнул.