Бог, которого никогда не было - Страница 43

«Пророк» — великая книга, но все остальные его книги... Он написал «Сад пророка», желая превзойти «Пророка», но потерпел неудачу. После он написал еще книг пятьдесят: тридцать на английском языке и двадцать на арабском, своем родном языке. Но ни в одной из этих книг, которые он написал, он даже близко не подошел к «Пророку». «Пророк» был написан под воздействием прозрения Фридриха Ницше. Его нельзя сравнить с «Так сказал Заратустра», но он очень близок к этому произведению.

То же самое произошло с «Чаолуном» Сенгчао и «Сандокай» Секито. Но разница в том, что оба были просветленными. «Сандокай» достигает такой же высоты, как и «Чаолун».

Ни Фридрих Ницше, ни Халил Гибран не были просветленными, но Фридрих Ницше по сравнению с Халилом Гибраном — гигант. Оба были непросветленными, но Ницше достиг пределов ума. Еще один шаг, и он бы просветлел. Халил Гибран не достиг и пределов, поэтому он не сошел с ума.

Безумие Ницше говорит о том, что он был в двух шагах от просветления, но не смог найти дверь. Он понятия не имел, что за пределами ума есть еще что-то, он уперся лбом в стену и пытался пробить ее. Но невозможно силой проложить себе путь. Есть дверь, нужно ее знать; эта дверь — медитация. В противном случае вы лишь разобьете себе лоб о стену. Именно так Ницше и сошел с ума.

Халил Гибран не сошел с ума. Он даже не достиг границы ума, не говоря уж о не-уме. Но тень гиганта Ницше вдохновила его, и он создал «Пророка».

Две книги, «Чаолун» и «Сандокай», стоят в одном ряду, на одном уровне. Мы углубимся в «Сандокай»; эти сутры — оттуда. Каждое изречение — волшебное.

Сутры:

Знание великого мудреца Индии было полностью передано из Индии в Китай.

Оно было передано полностью, потому что в Китай пришел Бодхидхарма, человек такой же величины, как Гаутама Будда. Он был преисполнен света, радости и экстаза. Его весна наступила. Он пришел в Китай пробужденным. Именно поэтому употребляется выражение «полностью».

До Бодхидхармы в Китай приходили тысячи буддийских монахов. Сотни буддийских писаний были переведены на китайский. Почти все жители Китая стали буддистами прежде, чем туда пришел Бодхидхарма. Но никто из них не достиг пробуждения. Буддисты, которые приходили в Китай, были великими учеными мужами, они переводили писания. Писания были прекрасны. В Китае не было ничего, что можно было бы сравнить с ними. Там была лишь одна книга, посвященная дао, написанная Лао-цзы. Но она не достигала высот сутр Гаутамы Будды, потому что была написанной книгой, причем написанной по принуждению, под угрозой.

Лао-цзы никогда ничего не писал в своей жизни и даже не разговаривал. Люди сидели возле него в тишине, и если в тишине что-нибудь происходило, хорошо. Если же ничего не происходило... «Что я могу сделать?» — таков был его ответ. Некоторые достигли просветления, но очень немногие. Один — Чжуан-цзы, второй — Ли-цзы; всего два человека достигли просветления, сидя в тишине возле Лао-цзы. Понять тишину нелегко; необходимо достичь той же глубины. В противном случае можно сидеть возле Лао-цзы, а ум будет «мотать круги», порождая непрерывный поток мыслей. Можно быть молчаливым снаружи, но болтливым внутри.

Когда впервые появилось звуковое кино, — до этого кино было немое, — на английском языке его назвали «talkie», что значит «болтовня». В индийских деревнях кино до сих пор так называется. Так вот, в вашем уме эта «болтовня» не прекращается ни на минуту. Хотите вы этого или нет, неважно. Независимо от вас она происходит постоянно.

Итак, несмотря на то, что тысячи буддийских монахов прибыли в Китай, и вся страна была обращена в буддизм, и даже император Китая стал буддистом, никто не смог передать им вкус буддизма; буддизм был воспринят не полностью. Полностью, без потерь, буддизм пришел в Китай лишь вместе с Бодхидхармой.

Теперь сам будда пришел в Китай — в другом теле, но с тем же сознанием. Другое тело, но та же высота и глубина сознания. Секито совершенно правильно назвал это полной передачей знания из Индии в Китай.

Среди людей есть мудрецы и дураки, но в пути нет ни северного, ни южного учителя.

Ни учителя из Индии, ни учителя из Китая не смогут помочь на пути. Нужен мастер, нужен тесный контакт с мастером, а не учение. В настоящем религиозном мире нужен не учитель, а мастер. Нужен будда, который уже достиг и может побудить, подтолкнуть вас к достижению. Будда — это не что иное, как зов трубы: все, кто хочет знать, могут подойти ближе. Мастер прибыл — учитель только слышал, у него нет личного непосредственного переживания истины.

Итак, в обычном мире есть мудрые люди и глупые люди, но на пути не помогут ни те ни другие. На пути нужен тот, кто вышел за пределы ума, за пределы мудрости и глупости, тот, кто вышел за пределы интеллекта и слабоумия, тот, кто оказался в тишине запредельности. Нужен тот, кто нашел истину. Найдя истину, он стал сиянием. Вокруг него возникло поле энергии, которая может проникнуть в вас и пробудить.

Тайный источник чист и светел, ручьи от него текут сквозь тьму.

Это непосредственно относится к мастеру: «Тайный источник чист и светел, ручьи от него текут сквозь тьму». Как только мастер начинает говорить, его слова проникают сквозь тьму. К тому времени, как они достигнут вас, они станут потоками, струящимися во тьме, ручьями, текущими сквозь тьму. Нужно войти в тесный контакт с мастером, чтобы проникнуться его сиянием, чистотой, ясностью и прозрачностью. Если вы только слышите и записываете его слова, вы уже на ложном пути. Мастер состоит не из слов. Он может использовать слова, чтобы подозвать вас ближе. Мастер состоит из абсолютной тишины, чистого безмолвия.

Привязанность к относительному — это иллюзия...

Весь мир относителен. Альберт Эйнштейн не первый принес в мир слово «относительность». Задолго до него мистики в разных странах обнаружили, что все внешнее — относительно.

Это стало проблемой для философов, но не для мистиков. Философы лишь услышали, что мистики сказали, как все внешнее относительно, а все, что относительно,— иллюзорно. Почему оно иллюзорно? Это очень тонкая вещь, но вы должны понять ее.

Вы чувствуете себя невзрачными, если видите красивую женщину; а если вы видите высокого мужчину, вы чувствуете себя маленькими. Но ваш рост относителен. Пока не появился высокий мужчина, вы были в полном порядке, не было никаких проблем. Вы не беспокоились о своем малом росте.

В Индии есть пословица: «Верблюды не любят ходить в горы». То есть они любят пустыни, где они сами являются горами. Они живут в пустыне и очень не любят гор, потому что в горах они чувствуют себя неполноценными.

Это психологический момент. Почему вы чувствуете себя маленькими, никчемными, не заслуживающими уважения, грешными? Это все относительно. Вы красивы, образованны — это все тоже относительно. Все относительное иллюзорно, иллюзорно в том смысле, что если вы не будете сравнивать, вы будете самими собой, и другой человек будет самим собой. Какое имеет значение, что он высок?

Какое имеет значение, что вы низки? Ваши ноги так же стоят на земле, как и ноги высокого человека. Это ведь не значит, что раз вы невысокого роста, то вы болтаетесь в воздухе. В чем проблема? Относительные иллюзии создаются сравнением.

Деревья не озабочены подобным вопросом. Розовый куст невысок, а высота кедра — две сотни футов. Ни розовый куст не беспокоится из-за того, что кедр так высок, ни кедр не беспокоится, что у розового куста такие красивые цветы. Розовый куст — это розовый куст, а кедр — это кедр.

Одного мастера дзен спросили:

— Почему мы несчастны?

— Посмотрите на кипарис во дворе,— ответил мастер.

Спрашивающий посмотрел на двор и на кипарис.

— Ничего не понимаю,— сказал он.

— Посмотрите снова. Возле кипариса растет розовый куст. Я никогда не слышал, чтобы розовый куст жаловался: «Почему я такой маленький?» И я никогда не слышал, чтобы кипарис жаловался: «Почему на мне не цветут розы? Я поднялся так высоко в поисках роз,— на две сотни футов,— а роз нет. Это несправедливо». Нет, они не ссорятся. Каждый день по утрам — иногда в сумерках, иногда ночью — я выхожу во двор, чтобы посмотреть, разговаривают ли они, ссорятся ли. Стоит полная тишина. Оба довольны собою такими, какие они есть, потому что нет сравнения, нет относительного понятия превосходства и неполноценности.