Босс не терпит отказов (СИ) - Страница 3

— Езжайте, прошу, — шепчу я и натягиваю толстовку на нос.

— Как же я этих ублюдков ненавижу, — шипит таксист и неуклюже покидает салон. — Эй!

Фанат мой резко разворачивается к таксисту, который возмущенно машет на разбитую фару, выуживает из кармана пачку денег и неторопливо отсчитывает купюры. Лицо таксиста вытягивается.

— Проклятье, — рычу я и достаю смартфон, который предательски тухнет в пальцах с оповещением, что аккумулятор разряжен.

Мой фанат швыряет в таксиста деньги и делает несколько шагов к своей машине. Пошатнувшись на заплетающихся ногах, зло приглаживает волосы и возвращается к таксисту, который дрожащими от жадности пальцами пересчитывает собранные с асфальта доллары. Вручает ему оставшиеся деньги, хлопает по плечу и идет, потирая лицо, к такси.

Пока я соображаю, что делать, фанат мой вваливается на переднее сидение и выдыхает, широко расставив ноги:

— Что за ночь…

— Вы же не против попутчика? — за руль садится румяный и довольный таксист.

Вопрос, конечно, риторический, на который не ждут ответа.

— Ты не один, что ли? — хрипло и сердито спрашивает мой фанат и оглядывается.

Лицо скрыто под глубоким капюшоном, голова опущена, да и вряд ли без мейкапа и накладных ресниц он меня узнает, но сердце покрывается ледяной коркой ужаса. Я даже пошевелиться не могу.

— Раз молчит, то не против, — хмыкает и откидывается назад со злым приказом, — поехали.

Я тянусь к ручке дверцы, но машина срывается с места.

— Откуда пацана везешь? — спрашивает заплетающимся языком и почесывает кадык.

В принципе, меня действительно можно спутать с подростком, потому что я напялила на себя широкие треники и мешковатую толстовку из плотной черной ткани. Лишь розовые ногти выдают, что я женского пола, поэтому я натягиваю рукава и прячу пальцы под манжетами.

— Пацана? — удивляется таксист, глядя в зеркало заднего вида, и я твердо киваю. — Да из подворотни выскочил. Убегал от кого-то.

— От кого? — фанат опять оглядывается.

Ненавижу свою жизнь.

— От мента, — хрипло и низко отвечаю я, имитируя мужской голос.

— Чего натворил?

Голым, мать твою, потанцевал перед ним на высоченных шпильках и жопой покрутил! Сжимаю кулаки.

— Облава была. В паре кварталов отсюда.

— Теперь куда?

Вот пристал, а. Вот какая ему разница, куда направляется подросток, который якобы сбежал от облавы? Если скажу, что домой, то образ дерзкого бунтаря пойдет по одному месту. Бунтари дома не ночуют, только у братанов. Задумываюсь над тем, говорят ли сейчас так подростки.

— Понял, не мое дело, — невесело усмехается и мрачно обращается к таксисту, — парнишку сначала подкинь, потом меня.

Воцаряется тишина, и я на перекрестках порываюсь выскочить, но оказаться ночью одной и без телефона даже подростку опасно. Если я выйду сухой из воды, то больше никогда и ни за что не подумаю танцевать приватные танцы для пьяных извращенцев.

Когда такси сворачивает с Севастопольского Проспекта во двор одной из хрущевок, я хлопаю по водительскому сидению, сердито ухнув:

— Тут.

Машина останавливается, и стараюсь без лишней паники выползти в ночь. Поправляю капюшон и шагаю, имитируя мужицкую размашистую походку. Мне осталось метров тридцать до подъезда и три этажа до спасения.

— У тебя точно все нормально? — летит в спину невнятные и пьяные слова.

— Угу, — я ускоряюсь.

— Стой, — зло рявкает.

Замираю и тру нос. Пьяные мужики отвратительны.

— Слушай, у меня в твоем возрасте тоже были проблемы. Тоже по ночам неизвестно где шлялся…

Ехидно и про себя отмечаю, что ничего и не изменилось с того времени.

— Если тебе нужна помощь…

— Меня мамка ждет, — поскрипываю зубами и делаю шаг. — Не нужна мне помощь.

— Так обычно говорят те, кому она очень нужна.

— Отвали, дядь, и на себя в зеркало посмотри. Нажрался и чуть не врезался в нас, — злобно урчу я в ответ. — Это у тебя проблемы, а у меня лишь сложные жизненные обстоятельства.

— Вот сучонок.

— Сам такой, — пинаю камешек и продолжаю путь, сдерживая себя от трусливого побега. — Гандон.

Подростки обычно ругаются, поэтому я разрешаю выразить злость и негодование грубым словом, которое я в обычной жизни стараюсь не использовать.

— Мало тебя пороли!

И он прав. Мама меня не порола, чему я очень рада. Я против того, чтобы применяли к детям, даже очень капризным, физическое насилие в целях воспитания.

— А ну, стоять! Я сам тебя к мамке отведу и серьезно побеседую о твоем поведении.

— Нахер пошел! — рявкаю я и срываюсь с места, когда слышу тяжелые шаги.

— Мелкий говнюк, — рычит вслед и судя по звукам, падает.

Я оглядываюсь. И правда, упал, и пытается безуспешно с матюками подняться, но он, похоже, ногу подвернул, потому что кривится, будто ему больно. Таксист подскакивает к нему и с уговорами оставить мальчика в покое тащит к машине. Точно. Прихрамывает. Хохотнув, скрываюсь в ночных тенях под тополем.

Узкая юбка ниже колена с высокой посадкой, белая рубашка с длинными рукавами и глухим воротом, аккуратные острые шпильки и собранные в тугой пучок волосы. И легкий макияж. Выгляжу прилично, скромно и очень серьезно. Думаю над тем, чтобы на нос нацепить очки-нулевки, чтобы ни у кого не осталось сомнений, что я ответственная и очень старательная девушка.

Я прошла онлайн-курс секретаря-референта. После ночных приключений и побега от пьяного фаната мама устроила со мной грандиозные разборки сразу, как только я испуганная прошмыгнула в квартиру. Она заявила, что мои гулянки не лезут ни в какие ворота и я совсем обнаглела приходить домой пьяной. Я минуту на нее дышала, пока она не успокоилась хотя бы в вопросе моей трезвости, однако я все равно осталась безалаберной эгоисткой, которой пора взрослеть. После она налила чай и сказала, что оплатила курсы, которые ей впарила пронырливая коллега.

— Хорошие курсы и сертификат дают.

И на этот сертификат без слез не взглянешь. Даже в первом классе за ежика из пластилина и скорлупки я получила более приличную грамоту. Да и не научили меня особо ничему. Это был просто сборник аудио, видео, текста и статей, которых полно в открытом доступе.

Сертификат мне прислали по почте, но надежды у меня на него было мало: черно-белая бумажка с подписью и печатью. При желании я сама могу таких сертификатов наплодить целую кучу, но мама очень воодушевилась. Видимо, я начала, по ее мнению, взрослеть, но на письма и запросы по вакансиям секретарей я получала и получала отказы.

И это неудивительно. Без высшего образования могут и на должность кассира в сетевой магазин не взять. И ведь не напишешь в сопроводительном письме, что я десятый и одиннадцатый класс ездила по чемпионатам и поэтому подготовку к экзаменам пропустила. И самое обидное: мне нескольких баллов на грант не хватило, а оплатить обучение мама была не в состоянии, а отец самоустранился сразу после моего зачатия. Короче, я безотцовщина.

Но не суть. Вернемся к нашим баранам. Мама, видя мои безуспешные попытки найти работу с сертификатом, решила взять все в свои нежные руки и кинула клич через родственников, знакомых, подружек, соседей и просто случайных людей, с которыми она пообщалась в метро или на улице. Вот такая она. Пробивная, активная и без смущения может похвастаться в очереди, какая у нее замечательная дочка выросла и как ей не везет в поиске работы.

И случилось чудо. Выбирая в супермакете картошку на ужин, мама завязала разговор с женщиной, которой не повезло оказаться рядом с пакетом морковки в руках. Для начала она посоветовала, что расфасованные овощи лучше не брать, потому что половина из них гнилая, а потом разговор плавно перешел к моей скромной персоне. Я в это время стояла за маминой спиной с двумя луковицами в ладонях и глупо и смущенно улыбалась, слушая, как меня расхваливают.

— Ой, а у меня внучку хотят отдать на танцы, — расплылась тогда в улыбке женщина.