Босс для зайки (СИ) - Страница 5

Настя оглядывается и стучит лопаточкой по краю сковородки. Поднимаю глаза, а она поджимает губы и вновь отворачивается.

— Ты хотела что-то мне сказать?

— Нет, — едва слышно отвечает, а вчера голосила сиреной, когда я ее тащил к дому.

Сосед чуть не забыл отбежать от салюта, на который милая Настенька вызверилась разъяренной медведицей и рычала, что вот так без рук и остаются. И требовала от меня клятвы, что я не буду никогда и ни за что запускать салюты, а то будет обидно лишиться таких красивых и сильных рук. Потом полезла целоваться, а в самый последний момент передумала и чуть за нос меня не цапнула со словами: “А вот нет! Я не такая, я жду трамвая”.

— Может… — Настя перекладывает воздушный омлет на тарелку, — мы как-нибудь все уладим?

— Уладим, Настюш, — делаю глоток кофе.

— Но не так, как вы… этого хотите…

— А как? — невозмутимо спрашиваю я.

— Войдите в мое положение…

— Обязательно войду, — многозначительно хмыкаю.

Возмущенно оглядывается.

— Разве ты не этого пожелала на Новый Год? — вопросительно изгибаю бровь.

— Я же пьяная была…

— Очень пьяной. И ведь переварила все выпитое, — откидываюсь на спинку стула. — У тебя крепкое здоровье, Настюш, и удивительная выносливость. Значит, и в постели тигрица?

— Совсем нет…

— Прости, заяц, — обнажаю в зубы в ехидной улыбке. — Ты же зайка, а не тигрица.

Молча расставляет тарелки с омлетом, овощным салатом и тостами на стол, а затем усаживается напротив, сцепив ладони в замок.

— Михаил, — вскидывает подбородок. Голосок дрожит, пусть Настя очень старается быть спокойной. — Послушайте.

— Ты забыла столовые приборы, Настюш.

Пьяная Настюша сказала бы “Жри руками”, но у трезвой лишь глаза вспыхивают. Встает, и через секунду передо мной лежат вилка, ложка, нож и чайная ложечка

— Теперь слушаю.

— Я считаю, — опять пальцы переплетает в замок, — что ваши намеки, что я должна оплатить вам близостью…

— Какие же это намеки, Настенька? — подхватываю кусочек омлета вилкой. — Я тебе прямо говорю…

— Это возмутительно и непрофессионально, Михаил, — перебивает она меня сердитым шепотом.

— Возмутительно пинать человека с таксистом на пару и разбивать машину битой. У тебя есть сто тысяч долларов, которые нужны уже в шесть вечера? — ласково улыбаюсь, а в глазах Насти горит паника и ужас. — Нет? так я и думал.

— Что там за машина такая? — сипит она.

Молча отправляю в рот омлет, и замираю. Пересолено. Охренеть как пересолено, будто Настя туда полпачки соли кинула. Сплевываю в салфетку, полощу рот кофе и выплевываю его в чашку. Настя подскакивает, пальцами хватает кусочек омлета и закидывает его в рот. Глаза округляются.

— Не верю, что я это говорю, — усмехаюсь, — не глотай, Настенька. Сплюнь. не держи в себе.

Набираю в рот воды, склонившись над раковиной. В омлете столько соли, что она разъедает слизистую. Выплевываю и замираю, потому что сзади ко мне прижимается Михаил и неторопливо поглаживает бедро. Я накосячила с завтраком, и теперь пришел час расплаты. Все справедливо с точки зрения моего босса.

— Вот салатик точно хорошо получился, — шепчу я. — Я его пробовала перед подачей. Хрустящий, свежий… Михаил…

Рука ныряет под футболку и медленно поднимается к груди.

— Салатик меня не интересует, зайка, — шепот обжигает шею, а низ живота тяжелеет.

— Очень зря… — сипло отзываюсь я. — Михаил, дайте мне еще пять минут…

— Нет.

Теплая сухая ладонь накрывает грудь, губа касаются шеи, и у меня подкашиваются ноги. Голова идет кругом, но я все же взбрыкиваю, но Михаил обхватывает мою шею локтевым сгибом и шепчет:

— Тебе некуда бежать, зайка.

— Уважаемый злой серый волк, — сдавленно шепчу я. — Отпустите маленького глупого зайку домой. Зайке очень жаль и он больше не будет кидаться на людей и разбивать машины битой.

Чувствую ягодицами его член. В глазах темнеет, и между ног требовательно и сладко тянет. И это виноват алкоголь, который я еще, видимо,не переварила. Михаил беспардонно запускает вторую руку в трусики. Вскидываюсь, и мой бессовестный босс придушивает меня:

— Тихо, Снежина.

— Не надо… — всхлипываю я, когда пальцы проскальзывают между припухших складок. — Прошу, Михаил…

— Ты намокла, Снежина, — шепот Михаила ожогами покрывает сознание.

— Это от стресса.

— И я знаю, как тебе помочь, зайка.

— Нет… нет…нет…

Давит на клитор, пропускает между пальцев, рисует неторопливые узоры под мои тихие “нет”, которые обращаются в стоны. Слабая дрожь перерастает в судороги, и всхлипываю в сильных руках. Пронзительные искры бегут по позвоночнику, затихают и хрипло выдыхаю. Мышцы — желе, кости — пластилин.

— Ты неожиданно быстро кончила, Настюш, — удивленно шепчет Михаил.

Вновь пробегает пальцами по пульсирующему кллитору, и я вскрикиваю. Зажмуриваюсь и закусываю губы.

— Тише, — касается кончиком языка мочки уха и неторопливо припускает трусики, — я только начал.

— Михаил! — взвизгиваю я решительного толчка и замираю с широко распахнутыми глазами.

Во мне. И заполнил до края. Я его чувствую. Всю его длину и толщину. Нырнул в самые темные глубины моего тела.

— Теперь можно просто Миша, — выдыхает в ухо, поддается немного назад и рывком вжимается в меня, вынуждая вскрикнуть. — Какая ты узенькая, Настюша.

Хочу вырваться, но ничего не выходит. Стискивает в объятиях, решительными и яростными толчками проникает на всю длину. И отзываюсь на его грубые и резкие толчки стонами и жаркой слабостью, что охватывает все тело волнами. Они накатывают одна за другой под хриплый рык Михаила, который покусывает губами мочку. Мои спазмы сливаются с его трепетом, и он душит меня в объятиях до хруста костей.

— Миша! — раздается женский голос. — Сына, я тебе оливьешечку принесла. Сына…

Наши стоны резко смолкают. Замираем, и мое сознание идет лоскутами под вспышкой паники.

— Ой… Я ничего не видела… Ой, какая у тебя елочка, Миша…

А Миша резко от меня отстраняется, подхватывает с пола полотенце и рявкает:

— Мама! Какого черта?!

— А я мимо проезжала, — доносится тихий голосок из гостиной. — Решила забежать…

— С банкой оливье?! — обматывает полотенце вокруг бедер.

Я спешно натягиваю трусики на попу и тяжело сглатываю.

— И с подарком, — смущенно отвечает женский голос. — Я тебе его под елочку положу.

— Как ты вошла? — Михаил приглаживает волосы и шагает прочь из кухни.

— Через дверь.

— Было бы странно, если бы ты вошла через окно, — шипит в ответ Михаил.

— Ну, какая же елочка красивая…

— Мама!

Вот мне самое время линять через окно в сугробы.

— Я не знала, что ты с дамой!

— Мама, надо звонить и предупреждать…

— Я звонила! — капризно заявляет незваная гостья. — Ты трубку не брал. Миша, а еще тебе надо дверной замок починить. А тыкала в него, тыкала… и ничего.

— А постучаться?

— У меня ключи.

— Невероятно.

Я замерзну в одной футболке и трусах, если вылезу через окно и сбегу. Я даже не знаю, где конкретно я нахожусь.

— И что за шкура мертвого розового зайца у тебя в прихожей?

Прижимаю кулаки к вискам. Господи, провалиться бы мне сейчас сквозь землю.

— Это моей дамы, — невозмутимо отвечает Михаил.

— А как даму зовут? — игриво интересуется женский голос. — и чего она не выходит поздороваться.

— Настя!

Вздрагиваю у окна с протянутой рукой от рассерженного баса Михаила.

— Иди с моей мамой поздоровайся!

— Я не могу, — дергаю ручку, а она не поддается.

— Почему, Настенька? — воркует в гостиной мама Михаила. — Я тебя не съем. Выходи.

Хватаю с крючка строгий черный фартук и торопливо его накидываю на себя. И в тот самый момент когда я затягиваю пояс, на кухню вплывает миниатюрная женщина в белой и песцовой шубе до пола и с банкой оливье в руках. Тонкие морщинки вокруг глаз, острый нос, короткие темные волосы и огромные золотые серьги-кольца в ушах.