Блуждающий разум - Страница 11

Слева от стола, у стены, заложив руки за спину, неподвижно стоял служащий в сером костюме, с зачесанными назад светло-русыми волосами.

На столе перед Муромским стояло большое, круглое блюдо с аккуратно и красиво разложенными на нем чудесами японской кулинарии. Бапиков экзотики в еде не признавал. Японская кухня так и вовсе была, по его мнению, не едой, а баловством. Поэтому куратор понятия не имел, как называлось то, что приготовился вкушать альтер. А уж из чего все это было сделано, Бапиков даже думать не хотел. Собственно, ему это было все равно. Куратор ежедневно получал отчеты о том, что за блюда заказывает Муромский. И он знал, что никаких особых предпочтений в еде у альтера не было – всякий раз он выбирал что-нибудь новое.

Поводив кончиками палочек над блюдом с едой, Муромский выбрал то, что ему приглянулось, и ловко ухватил какой-то розовый кусочек на белой подложке. Уже поднеся еду ко рту, он вдруг вспомнил о гостях, что так и стояли у двери. Вернее, сделал вид, что вспомнил. На самом деле он ни на секунду о них не забывал, но, следуя советам классиков, выдерживал паузу.

– Не желаете ли разделить со мной трапезу? – учтиво осведомился Муромский.

– Благодарю, мы уже откушали, – не менее церемонно отказался Бапиков, даже не взглянув на стоявшего рядом Шаркова.

Муромский изобразил на лице сожаление, после чего обмакнул суши в соевый соус и отправил лакомый кусочек в рот.

Прожевав и проглотив пищу, он удовлетворенно наклонил голову и приложил к губам краешек накрахмаленной салфетки.

– Тогда, прошу вас, присаживайтесь.

Бапиков выразительно посмотрел на кресло с изогнутыми ножками, округлой спинкой и розовой атласной обивкой. Судя по всему, кресло было удобное и мягкое, вот только сиденье его было завалено книгами.

Муромский сделал знак служащему и тот живо освободил кресло от книг, просто переложив их на пол.

Бапиков сел в кресло, откинулся на спинку и непринужденно закинул ногу на ногу.

Шаркову досталось кожаное кресло лимонно-желтого цвета. Игорь сел аккуратно, держа спину прямо, и положил на колени планшет. Он был похож на вышколенного секретаря, без тени нетерпения ожидающего указаний от босса. Исполнитель и руководитель – эту игру придумал Бапиков, решив, что играть в плохого и хорошего полицейских с Муромским не имеет смысла. Но если есть два человека, значит, должны быть и две разные модели поведения. Хотя бы только для того, чтобы посмотреть, на какую из них лучше среагирует альтер. Для них сейчас была важна любая, даже самая незначительная информация. Выуживать что-то стоящее из бессвязной болтовни Карцева, сильно смахивающей на неконтролируемый поток сознания, было все равно что, ковыряясь палкой в иле на дне пруда, пытаться отыскать оброненный в воду пятак. Отчеты агентов, которых Муромский прозвал Дживзом и Арчи, были аккуратно составлены, но содержали лишь сухие, малоинтересные факты: во сколько наблюдаемый встал, как долго пробыл в туалете, сколько раз глянул в окно…

Муромский подхватил палочками щепоть салата из маринованных овощей, сбрызнутых остро-сладким соусом.

– Время за едой я считаю наиболее подходящим для беседы, – сообщил он гостям, прежде чем положить салат в рот.

Бапиков в ответ натянуто улыбнулся. Куратор полагал, что слова Муромского – утонченная издевка. Альтер сам назначил встречу на два часа дня. А теперь оказывается, что и обед у него в то же самое время. И, дабы время не терять, он совмещает первое и второе. То есть визит куратора сектора Комитета Вечной Безопасности для него не более значим, чем завернутый в омлет кусок сырой рыбы, который он сейчас старательно вымачивает в соевом соусе. Такое отношение к делу куратору, разумеется, не нравилось. Но при этом он вовсе не считал свою гордость уязвленной. При чем тут гордость – это всего лишь работа. К тому же Муромский ежели кого и намеревался уязвить, то только не лично Юрия Станиславовича Бапикова. Альтер целил выше. В систему как таковую. Он хотел показать, что не является и не собирается становиться ее частью. Что он один значит больше, чем вся «Вечность», вместе взятая. Что ж, пускай так и думает. Чрезмерно уверенный в себе противник чаще совершает ошибки.

Муромский улыбнулся и подцепил палочками ярко-оранжевый ролл. Взгляд его при этом скользил по строкам стоящей на подставке книги.

– Я не совершаю ошибок, – сказал он, прежде чем отправить еду в рот.

– Надеюсь, что так, – и глазом не моргнув, ответил куратор.

Карцев предупреждал, что Мастер умеет читать мысли. Теперь Бапиков и сам убедился в том, что так оно и есть. Хотя все же куратор склонялся к мнению, что это не чтение мыслей как таковое, а некий хитрый трюк. Что-то вроде угадывания мыслей собеседника по выражению его лица, движениям глаз, едва заметному подрагиванию мимической мускулатуры. Бапиков встречал в литературе упоминания о подобных фокусах, которые могли проделывать самые обыкновенные люди, не наделенные экстрасенсорными способностями. Для этого всего-то и требовались, что наблюдательность и опыт.

– С помощью подобной техники можно уличить человека во лжи, – сказал Муромский.

– Вы хотите сказать, что действительно умеете читать мысли? – Голос Бапикова звучал спокойно и ровно, как будто он спрашивал альтера, умеет ли тот играть в шашки.

– Умею, – ответил Муромский. – Но пользуюсь этим нечасто. Только в случае особой необходимости. Как правило, я отключаю эту свою способность.

– Почему?

Муромский указал сложенными вместе палочками сначала на Дживза, затем – на Бапикова и наконец – на Шаркова.

– Слушать всех вас троих одновременно все равно что находиться в комнате с тремя включенными радиоприемниками, транслирующими разные станции. Приходится постоянно напрягаться, чтобы хоть что-то понять. Кроме того, мне нравится общаться с людьми на их уровне. Иначе это похоже на игру в поддавки. Глупая, надо сказать, игра. – Муромский взял с тарелки ролл с тунцом и опустил его в чашечку с соевым соусом. – Знаете, почему вам не нравится японская кухня?

– Потому что в ней много сырой рыбы и разных каракатиц с резиновыми щупальцами.

– Нет. Потому что вы впервые попробовали ее во время официальной встречи. Вам тогда было совершенно не до еды, поскольку решалась судьба вашего назначения на должность и перехода в Двенадцатый Круг «Вечности». Разумеется, вам было совершенно не до еды. Кроме того, вас выводило из себя то, что вы не умели как следует пользоваться палочками. А есть суши вилкой, при том что все остальные пользовались палочками, вам казалось неудобным.

Бапиков внутренне подобрался. Хотя внешне, как он надеялся, это никак не проявилось. Альтер вытянул из его памяти случай, о котором куратор и сам почти забыл. Значит, он мог найти там и многое другое. Даже то, что являлось строго секретной информацией.

Муромский посмотрел на куратора, мило улыбнулся и ничего не сказал. С таким же успехом он мог подойти и щелкнуть Бапикова по носу. Куратор умел управлять эмоциями – при его работе это было просто необходимо. Перед встречей с Муромским он старательно настраивал себя на нейтральное отношение к альтеру. Муромского не следовало воспринимать как партнера или противника. Любое из этих отношений подразумевает эмоциональную составляющую. Муромский был всего лишь инструментом. Штопором, с помощью которого Бапиков собирался вскрыть бутылку дорогого, коллекционного вина. Если же ты не умеешь обращаться со штопором, то это не его вина. Глупо злиться на штопор за то, что он выскользнул у тебя из руки и закатился под стол. Однако сейчас куратор чувствовал, что начинает ненавидеть сидящего перед ним и с довольным видом жующего всякие там… киноко но таманеги…

Стоп!

Бапиков мысленно сам себя схватил за руку. Он понятия не имеет, что такое киноко но таманеги. Никогда прежде он не слышал этих слов. Откуда же они взялись?..

Куратор встретился взглядом с Муромским, который именно в этот момент поднял голову. Альтер доброжелательно улыбнулся и показал зажатый палочками кусочек непонятно чего. Только чтобы затем положить его в рот.