Блуждающая звезда - Страница 17
Умаявшись, Эстер хотела было поставить чемодан и присесть, но мать тут же потянула ее за руку и, прикрикнув — не со зла, от отчаяния, — заставила идти дальше.
Вереница беженцев все больше растягивалась. Старики, старухи в черных платках, которые последними ушли из часовни, остались далеко позади. Их уже не было видно за гребнями гор. Другие, женщины с детьми, шли медленно, но не останавливались. Тропа шла по краю пропасти, на котором кое-где исхитрились вырасти деревца. Эстер увидела внизу сожженную молнией лиственницу — большую, черную, похожую на скелет. По другую сторону долины рассекала небо высокая гора, грозно ощетинившаяся острыми скалами. Здесь было страшно, но какая же красота — блестящие на солнце камни, непроницаемо синее небо. А страшнее всего было смотреть за долину, туда, куда они шли уже два дня, на темную, отливающую синевой и мерцающую инеем стену, окутанную большим белым облаком, которое таяло в небесной вышине. Это казалось таким далеким, таким неприступным, что у Эстер кружилась голова. Как она доберется туда? Да возможно ли вообще туда добраться? Или их обманули и все эти люди пропадут в ледниках, заблудятся в тумане, сгинут в какой-нибудь пропасти? Повыше, когда тропа петляла по склону горы, Эстер снова увидела круживших в небе черных птиц, однако на сей раз это были безмолвные хищные ястребы.
Вдоль всей тропы под откосом переводили дух беженцы. Эстер узнала женщин, которых видела в часовне. Еле живые от голода и усталости, они обессиленно сидели на камнях и смотрели перед собой невидящими глазами. Притихшие дети стояли рядом. Девочки смотрели на Эстер, когда она проходила мимо. Какая-то печальная мольба была в их глазах, словно они цеплялись за нее взглядом.
Когда Эстер и Элизабет вышли к озеру у подножия высоких гор, солнце уже скрылось в облаках и свет померк. Вода в озере была цвета льда, неподвижная, как зеркало. Беженцы сидели на берегу среди нагромождения скал, отдыхая. Но самые крепкие уже начали восхождение к перевалу, в то время как измученные женщины и старики только подходили к озеру.
Эстер сидела за скалой, укрывавшей ее от порывов ветра, и смотрела на них. Элизабет несколько раз поднималась: «Пойдем, пора, мы должны перебраться до темноты». Но Эстер не сводила глаз с тропы, как вчера, когда ждала отца. Только сегодня она высматривала не его, а старого ребе Ицхака Салантера, который читал книгу и пел в часовне. Эстер не хотела уходить без него. Мать снова заторопила ее, но она взмолилась: «Пожалуйста! Давай подождем еще немножко!» В облаке, окутывающем склон перед ними, вдруг образовался просвет, и стала видна темная линия дороги в ложбине между двумя остроконечными вершинами — только на мгновение, и края облака вновь сомкнулись.
Где-то в горах уже глухо рокотал гром. Элизабет была бледна, встревожен на. Ей не сиделось на месте, она то бродила по берегу озера, то возвращалась назад. Группы беженцев одна за другой уходили. Остались только старухи да несколько женщин с маленькими детьми. Подойдя к одной из них, молоденькой рыжеволосой польке, Эстер увидела, что та беззвучно плачет, привалившись к большому камню. Эстер тронула ее за плечо. Ей хотелось что-то сказать, утешить бедняжку, но она не знала ни слова на ее языке. Тогда она достала из мешка с припасами немного хлеба и сыра и протянула ей. Молодая женщина взглянула на нее без улыбки и стала есть, все так же сгорбившись у камня.
Наконец в новой группе беженцев, подошедшей к озеру, Эстер узнала Ицхака Салантера и его семью. Старик с трудом, опираясь на палку, ступал по камням. Ветер раздувал его лапсердак, трепал седую бороду и волосы. Едва увидев его, Эстер поняла, что он совсем выбился из сил. Ребе Ицхак опустился прямо на землю, и родные помогли ему лечь. Его обращенное к небу лицо было мертвенно-бледным и перекошенным от муки. Подойдя ближе, Эстер услышала его прерывистое, свистящее дыхание. Этого она уже не могла вынести — поспешно отошла и прижалась к матери. «Уйдем отсюда скорее», — прошептала она. Но теперь Элизабет не могла отвести взгляд от лежавшего на земле старика.
Свет неба померк, стал красноватым. Раскаты грома приближались. Надвигалась гроза, тяжелые черные тучи рвались, наползая на горы, и вновь смыкались чуть дальше, словно дымом окутывая снежные вершины. Один из мужчин, что были с ребе Ицхаком, встал и повернулся к Эстер и Элизабет. Он сказал всего несколько слов, почти не повышая голоса, словно что-то незначащее: «Рабби не может идти дальше, он должен остаться и отдохнуть. А вы ступайте». То же самое он сказал на своем языке пришедшим с ним женщинам. Все они тотчас послушно подняли свои узлы и чемоданы и зашагали к перевалу.
Перед тем как войти в ложбину, по которой уходила в гору тропа, и скрыться в тумане, Эстер остановилась и в последний раз оглянулась на ребе Ицхака и его спутника, оставшихся на берегу озера. Она увидела лишь два черных пятнышка среди скал.
Дорога вилась между двумя вершинами. Конца не было видно. Черные, искрящие молниями тучи нависли прямо над головой Эстер и ее матери. Было страшно, но так красиво, что Эстер хотелось скорее подняться еще выше, еще ближе к тучам. Багровеющие клочья тумана плыли вокруг, рвались о каменные иглы, стекали бесплотными ручьями в расщелины. Все, что было ниже, для Эстер и Элизабет исчезло. Ни женщин, ни других беженцев не было видно. Они словно парили между небом и землей, и впервые Эстер поняла, что чувствуют птицы. Но здесь и птиц уже не было, и ни живой души. Они попали в мир, где живут только тучи, облака и молнии.
Марио когда-то рассказывал, как убивает молния пастухов в горах. Те, кто вошел в «зону смерти», говорил он Эстер, перед самым ударом молнии слышат странный звук, будто пчелы жужжат со всех сторон сразу, от этого голова идет кругом, и можно сойти с ума. Теперь, поднимаясь по горной тропе, Эстер с замиранием сердца ждала этого звука.
Еще выше пошел мелкий дождик. Справа стоял, прилепившись к склону горы, блокгауз. Там уже укрылись беженцы — полумертвые от усталости, продрогшие до костей. Снаружи были видны их силуэты в этом жутковатом убежище. Но Элизабет сказала: «Нельзя здесь останавливаться, нам надо пересечь границу до темноты». И они двинулись дальше, из последних сил, не думая ни о чем. Окутавший их туман стал еще гуще, поэтому им казалось, что они одни смогли уйти так далеко.
И вдруг тучи расступились, открыв большой кусок голубого неба. Эстер и Элизабет замерли в изумлении. Они дошли до перевала. Теперь Эстер вспомнила рассказы деревенских детей о том, как в небе открылось окно, когда унесли в горы статую Пречистой Девы. Так вот оно где, это окно, через которое видна другая сторона мира.
В нагромождении скал, между вершинами, блестел под солнечными лучами свежий снег. Ветер дул ледяной, но Эстер больше не чувствовала холода. Среди скал сидели, отдыхая, беженцы — женщины, старики, дети. Никто не разговаривал. Закутавшись, кто во что, сидя спиной к ветру, они смотрели вокруг, на горные вершины, которые, казалось, плыли под облаками. Но больше смотрели на ту сторону, где была Италия, — на склон в снежных пятнах, окутанные туманом расщелины и просторную долину уже в вечернем сумраке. Совсем немного времени оставалось до темноты, но это было уже не важно. Они дошли, преодолели стену, препятствие, так их страшившее, и все теперь было позади — опасность, туман, молнии.
Над ними, там, откуда они пришли, красные отсветы трепетали в толще облаков, и громыхал гром, точно канонада. Солнце погасло, тучи сомкнулись, снова пошел дождь. Частый, холодный, он колол лицо и руки, капли осыпали овчинную доху Эстер. Она подняла чемодан, Элизабет взвалила на плечо мешок. Встали и другие беженцы и, в том же порядке, в каком шли к перевалу — мужчины и молодежь впереди, женщины, старики, дети следом, — маленькими безмолвными группками начали спускаться в темную уже долину, откуда поднимался там и сям белый дымок. Они шли к Богом забытым деревням на реке Стуре, веря, что здесь найдут спасение.