Блин – охотник за ворами - Страница 2

Превращение подполковника контрразведки в богатую дуру продолжалось. На свет появилась пыльная коробочка с набором косметики. В позапрошлом году маме подарил его на Восьмое марта папин аспирант Виталий. С тех пор она доставала набор по большим праздникам, рассматривала, вздыхала и убирала обратно. Блинков-младший подозревал, что мама просто не умеет краситься.

Сейчас она решительно взялась за дело. Раскрыла коробочку, плюнула в засохшую тушь и стала яростно возить в ней щеточкой. Движения у мамы были такие, как будто она ваксила ботинки.

– Иди пока погуляй, Митек, – сказала она. – Может, подстричься успеешь?

Блинков-младший с писком сглотнул. Все лето он отращивал волосы, чтобы первого сентября прийти в школу с хвостиком, как у одного молодого банкира в кино. Он уже и резинку приготовил. А теперь нате – стричься! Говорить маме про хвостик было нельзя. Некоторых вещей она совершенно не понимала.

– Что ты! В парикмахерской знаешь какие очереди?! – заохал Блинков-младший и поскорее отступил в прихожую, пока мама не заглянула ему в глаза. По глазам она легко узнавала, когда он врет. А если прятать глаза, узнавала еще легче.

– Вопрос не снимается! – вдогонку ему крикнула мама.

Вместо ответа Блинков-младший в два прыжка долетел до двери и выскочил на лестницу. Пусть считается, что он ничего не слышал.

А все-таки интересно: что там произошло, в музее? Обдумывая это дело, Блинков-младший открыл одну закономерность или скорее народную примету: ЕСЛИ ПОДПОЛКОВНИК КРАСИТ ГУБЫ, ЭТО К СЕКРЕТНОЙ ОПЕРАЦИИ!

У подъезда стоял черный «Мерседес». Выставив локоть в открытое окно, за рулем сидел верзила с наголо остриженной головой, исчерченной белыми зажившими шрамами. Голова была похожа на заплатанный футбольный мяч. Под пиджаком у верзилы топорщился пистолет.

Оружию Блинков-младший не удивился. В такой тачке телохранитель неизбежен. Другое дело – чей это «мерс». Дом у Митьки был хороший, кирпичный. В почтовый ящик то и дело бросали объявления: «Куплю квартиру в этом доме на выгодных для Вас условиях». И покупали, и вселялись небедные люди. Но машины круче «Ауди» ни у кого не было.

Разумеется, Блинков-младший не стал глазеть на «мерс», как пастушонок на биплан. Он только на всякий случай запомнил номер и пошел к помойке.

Позади помойной ограды была ничейная земля, на которую не пускали играть малышню, а взрослые не ставили свои машины. Ну а когда есть на свете что-то совсем никому не нужное, оно достается молодежи. Блинков-младший к этому привык и не обижался. Лавочки – для бабулек, потому что они заслужили спокойную старость. Песочницы – для маленьких, потому что дети – наше будущее. Остальной двор – для гаражей-ракушек, потому что взрослые вообще правят миром. А ты сиди за помойкой на чьем-то выброшенном холодильнике. Такова жизнь.

Сейчас на холодильнике сидели Ломакина, Суворова и Кузина Ирка.

Суворова дымила тонкой коричневой сигареткой. Она была совсем отмороженная. Еще бы, когда у нее старшая сестра – известная фотомодель Нина Су.

– Блинок! Иди к нам! – крикнула Суворова, зажав сигаретку зубами. Из-за этого у нее получился восточный акцент: «Блэнок, эды кы нам».

Ломакина растянула пальцами уголки рта и скорчила рожу, означавшую, что она ужасно рада его видеть. И только Ирка отвернулась. Сердце у Блинкова-младшего рухнуло в живот. А вдруг Ломакина и Суворова проболтались?

Между нами говоря, он целовался со всеми тремя. С Ломакиной и Суворовой одновременно, потому что они были лучшие подружки и все делали вместе. Причем Ирку он любил, а с Ломакиной и Суворовой получилось ненарочно.

Подружки с кем-то поспорили, что перецелуют всех мальчишек в классе. Блинков-младший от них бегал и портил все дело. Тогда они поймали его во дворе и заставили выбирать: поцелуй или по башке ботинком. И Блинков- младший не смог отказать девушкам.

Эта история была давняя, еще июньская. Но с тех пор они не виделись, потому что разъехались на каникулы. Конечно, сейчас Блинкову-младшему совсем не понравилось, что Ломакина и Суворова сидят вместе с Иркой. Они могли проболтаться, а Ирка человек фантастически ревнивый и вредный. Почему она отвернулась? Знает про Ломакину и Суворову или еще не простила его за Энни? (С Энни тоже получилась история, в которой Блинков-младший был не виноват. Ну, спас он ее от преступников, а Энни чмокнула его в щеку. А что ей было делать, кусаться?)

С такими мыслями Блинков-младший подошел к холодильнику. Ломакина, сидевшая с краю, подвинулась, а Ирка, сидевшая с другого края, и не подумала. Она считала, что права на все сто. Блинков-младший считал так же, но про себя. Поэтому они всегда ссорились.

Он сел рядом с Ломакиной, поглядел, в какую сторону смотрит Ирка, и стал смотреть в другую.

– Блинок, ты, говорят, заработал много долларов? – издалека начала Ломакина.

Блинков-младший прекрасно знал, кто это говорит. Совсем недавно они с Иркой подрабатывали в частном детском саду, и платили там действительно в долларах.

– Раскошеливайся, Блинок! – подхватила прямодушная Суворова. – Нинка на гастролях, денег нет, а мы со скуки дохнем. Хоть с американских горок нас покатай.

– Аск! – ответил Блинков-младший. В переводе с английского и с добавлением фантазии это означало: «В чем вопрос?! Разумеется!» – Только вечером, а то сейчас мы с мамой уезжаем. И пускай тот, кто говорит, что я много заработал, покупает на всех мороженое.

Ирка сидела, поджав губы, – выбирала, ответить или сохранять гордое молчание.

– Вы поссорились, что ли? – наивным голосом спросила Суворова.

– Мы не поссорились, а просто не разговариваем, – сообщила Ирка.

Блинков-младший впервые об этом слышал. Стало ясно, что Ирка выбрала третий вариант: ему как бы не отвечать, а все, что предназначено для его ушей, выкладывать подружкам.

– И что же он такое натворил? – с подвохом продолжала Суворова.

– Он сам знает, – отрезала Ирка. – Ладно, девочки, я пойду.

«Девочки» означало: «А тебя, предатель, я не замечаю!».

Она соскочила с холодильника и пошла к своему подъезду.

Блинков-младший оказался в дурацком положении. Ради примирения с Иркой не жалко раскошелиться на американские горки. Но если кататься без Ирки, она обидится еще сильнее. Получится, что он оплачивает себе неприятности.

– Блинок, первое слово дороже второго. Пообещал, что едем на американские горки, значит, едем, – заявила Суворова, как будто прочитав его мысли.

– Девчонки, я дам десять долларов, – попытался откупиться Блинков-младший. – Катайтесь, только без меня.

– Я от тебя торчу, Блинок. В стране разгул преступности, а ты бросаешь беззащитных девушек! – изумилась Суворова. При этом она разглядывала свой ботинок со стальными нашлепками, которым в свое время обещала дать Митьке по башке.

Блинков-младший краем глаза следил за Иркой. Ее характер он знал распрекрасно: если Ирка уходит быстро, то лучше не соваться, пока она не остынет. А если медленно, то наоборот: Ирка готова помириться. Сейчас она шла медленно, и Блинков-младший кинулся вдогонку. – Ир! Ириш, ну подожди!

Он спешил, потому что вот-вот во дворе должна была появиться мама. И поэтому допустил сразу две ошибки: догнал Ирку слишком быстро и схватил за локоть. Ирка стала вырываться, и Блинков-младший понял, что она решила выдать ему ссору по полной программе, на час, не меньше.

– Ир, будь человеком, давай потом поругаемся, если захочешь, – сказал Блинков-младший. – Понимаешь, мы с мамой сейчас уезжаем…

– Уезжайте, мне-то что, – заявила Ирка. – А куда?

– В музей. Я сам еще не знаю, в какой.

Ирка остановилась.

– А мне можно с вами?

Было понятно, что ей все равно, в музей идти или, допустим, в зоопарк. Просто Ирка уже сама не рада, что затеяла ссору, и готова помириться. А Блинкову-младшему придется ей отказать.

Правда, можно переложить это дело на маму: подойти к ней вдвоем и на голубом глазу сказать, мол, Ира просится с нами. Но в таком случае мама не возьмет с собой никого – ни Ирку, ни единственного сына. Да еще посмотрит жалостливым взглядом, означающим: «А я-то думала, что ты уже вырос…»