Блеск жемчуга - Страница 9

- Я никогда не перестану бояться, никогда. Пожалуйста, не жди меня, Гарретт. Обещай мне и это.

Гарретт Уитакер знал Элизабет Париш с детства. Их родители дружили, и, когда у них появились дети, они еще сильнее сблизились. Паришам нравились Блейк и Гарретт, они любили мальчиков как родных, а Уитакеры любили Бет Париш как дочь, которой у них не было.

В ту минуту, когда Бет перенесла свой детский взгляд с родителей на окружающий ее мир, она была пленена Гарреттом. Еще девочкой она следовала за ним по пятам, не скрывая своего восхищения, а он поражался ее безрассудному поклонению своей персоне и относился к ней по братски.

Однако именно Блейк первым обнаружил, что голенастая, как жеребенок, Бет превратилась в стройную красавицу. «Ей следовало бы влюбиться в Блейка, - думал Гарретт, - это была бы прекрасная парочка: кронпринц и принцесса. Этот союз привел бы в восторг всех Уитакеров и Паришей».

Однако Бет была увлечена только Гарреттом. Для нее только он был совершенством, принцем «Очарование», и хотя Гарретт знал, что эта оценка далека от действительности, он все таки старался скрыть, из уважения к ней, свои недостатки. Он всегда был ее другом и ни разу не назначал ей свидания. Бет же была абсолютно уверена, что в один прекрасный день они с Гарреттом поженятся. Между тем она ходила на свидания, смеялась и набиралась опыта, а их дружба становилась все крепче.

Бет хранила, как святыню, все письма, что писал ей Гарретт из академии, летной школы, и даже из Вьетнама. Гарретт же хранил многочисленные письма Бет только до получения следующего, в промежутках, впрочем, неоднократно перечитывая их. Ему писали многие женщины, но отвечал он только Бет.

Гарретт никогда не задумывался над тем, что Бет влюблена в него. И через несколько месяцев после того, как они навсегда распрощались с Джулианой, он понял, что и он любит Бет. Это была не та страсть, что он пережил по отношению к Джулиане, но их связывало прошлое, дружба, взаимное уважение и многое другое.

Гарретт торжественно пообещал Джулиане, что никогда не будет просить у судьбы большего, чем та дарованная им райская неделя. Он не менее торжественно пообещал себе, что Бет, которая с радостью согласилась стать его женой, никогда не узнает, что некогда в его судьбе была женщина по имени Джулиана.

Гарретт и Бет поженились через два месяца после его возвращения из Вьетнама. Бракосочетание показалось посторонним несколько поспешным, но для сердец, которым нужна была хоть искра надежды в той тьме, что последовала за смертью сына, эта свадьба была как раз вовремя. Брак Гарретта и Бет обещал возрождение, покой и неразрывность семейной традиции.

«Я нужна ему». Это чувство было столь сильным, что от него невозможно было освободиться.

«Я нужна Гарретту». Его сердце взывало к ней. И не одно ее сердце было переполнено радостью, когда она укачивала на руках свою дочку, родившуюся два дня тому назад.

Джулиана почувствовала в себе новую жизнь еще до того, как Гарретт покинул Гонконг. Он оставил ей самый драгоценный из даров любви, и теперь, качая дочь, она поняла, какое чувство уверенности он придавал ей. Теперь у нее навсегда осталась частичка его самого, а у него остались только воспоминания.

Однако воспоминаний об их любви не хватило - Гарретту нужна была она, ведь в отличие от Джулианы, у него не было частички ее самой, которую он мог бы прижать к сердцу.

«Что будет, если я позвоню ему? - безмолвно спрашивала Джулиана у судьбы. - Кому это может повредить? Какая катастрофа последует вслед за этим звонком?

Нет, пожалуйста, нет, - молилась она. - Это будет только один звонок, ведь я так нужна ему. Пожалуйста, позвольте мне его, прошу вас!»

Была почти полночь. Гарретт подъехал к своему дому впервые за последние два дня. Врачи сказали, что ему необходим сон, и запретили появляться у блока интенсивной терапии новорожденных до восьми часов следующего утра.

Он проведет эту ночь в особняке Хайленд парка один: родители были у Паришей, так как Роберт и Айрис нуждались в них больше, чем он.

Телефон начал звонить в тот самый момент, как Гарретт открыл дверь. Он ринулся к нему, стараясь подавить страх.

«Что то случилось, - подумал он. - Они сказали, что ситуация нормализовалась, но она почувствовала, что меня нет. Она знает мой голос и поняла, что больше не слышит его, и…»

- Алло?

- Гарретт?

- Джулиана, - прошептал он, охрипнув от напряжения, которое она смогла почувствовать, и от тоски, которую приходилось так долго скрывать. - Джулиана.

Когда Гарретт сумел справиться с нахлынувшими эмоциями и обрел способность к членораздельной речи, он рассказал Джулиане о том, что семь месяцев назад женился. Он сказал, что любит Бет, но не так, как ее, а светло и спокойно.

Бет забеременела в первую же их брачную ночь, и следующие семь месяцев прошли в совместном радостном ожидании новой жизни. Казалось, трагическая смерть Блейка постепенно начинает забываться, и все начинают приходить в себя, но два дня назад, утром в канун нового года, у Бет началось кровотечение, превратившееся в кровавый поток, сначала унесший ее сознание, а потом и саму жизнь.

Но за несколько минут до смерти Бет родила на свет девочку: недоношенную, маленькую и хрупкую, так что сначала казалось, что она не жилец. Но она выжила, и с каждым часом ее шансы на жизнь все увеличивались; сегодня вечером доктора впервые пообещали, что ночь должна пройти спокойно, так что он рискнул вернуться домой.

Когда Джулиана узнала о горе Гарретта, у нее сердце облилось кровью, но она сумела взять себя в руки и уверенно - насколько это было возможно в ее состоянии - сказала:

- Она выживет, Гарретт. Твоя дочь выживет - она унаследует твое мужество, доброту и силу. Расскажи мне о ней - как ее зовут, точное время ее появления на свет и как она выглядит.

- Ее назвали Алисон, - начал Гарретт, и несмотря на горе, его голос наполнился отцовской гордостью, - она родилась в девять утра тридцать первого декабря. Она очень маленькая - такая маленькая - но очень упорная. И, - тихо добавил он, - я уверен, что когда она вырастет, она будет похожа на Бет.

- Которая была очень красива…

- Да, она была очень красива, Джулиана, и она была так молода и счастлива, и… - Он не смог говорить дальше, слезы душили его.

Наконец Джулиане удалось заставить его продолжить, и они еще долго говорили о Бет, Алисон и о том, что Вивьен наконец поправилась.

Джулиана призналась, что позволила себе позвонить только потому, что почувствовала: он в беде. Гарретт понимал, хотя она не обмолвилась об этом ни словом, что ничего не изменилось, и теперь он сам верил в то, что шесть дней, которые они провели вместе, были единственным временем, отпущенным им судьбой. Он не сможет вернуться к Джулиане ни теперь, ни в будущем. Он был в слишком большом долгу перед женщиной, отдавшей жизнь, чтобы родить ему дочь, и перед родителями Бет, и в особенности перед крошечным существом, отчаянно сражавшимся за свою жизнь в полной уверенности, что она - дитя большой и светлой любви.

Гарретт уже никогда не вернется в Гонконг, а Джулиана никогда не покинет его. Теперь он даже без слов понимал, как она была права девять месяцев назад.

Никто не хотел сказать первым «прощай». Оба понимали, что это «прощай» будет последним словом, которое они услышат друг от друга. И вот в момент затянувшегося молчания Джулиана решилась:

- Алисон будет похожа на Бет, Гарретт, но твоя вторая дочь будет похожа на тебя. - Пока только Джулиана знала об этом: врач, принявший ребенка в доме над Долиной Счастья, был уверен, что девочка - стопроцентная китаянка. Он не обратил внимания, что ее глаза были не черными, а темно зелеными, что ее кожа была не золотистого оттенка, а белой, как алебастр. Он не сумел рассмотреть в красивом личике черт ее отца.

И снова пронизавший огромное пространство голос, удивленно прошептавший: «Моя вторая дочь?!» был хриплым и одновременно нежным - от муки и надежды.