Блаженство греха (Ритуальные грехи) - Страница 17

— Духовным лидерам полагается быть святыми и знать ответы на все вопросы. Или, по крайней мере, правильные вопросы.

— Так скажи мне еще кое-что, о Великий Духовный Лидер, — передразнила она. — Что вы собираетесь делать с двенадцатью миллионами долларов, которые должны быть моими?

Люк покачал головой, преувеличенно громко цокнув языком.

— Стелла хотела, чтобы эти деньги были у нас, — терпеливо отозвался он. — И Стелла умерла, веря, что ее пожелания будут выполнены. Я не могу обмануть ее доверие.

Рэчел хотелось ударить его. Она в жизни никого не била, но пообещала себе прямо здесь и сейчас, что прежде, чем покинет Санта-Долорес, непременно ему врежет. Предпочтительно чем-нибудь большим и тяжелым.

Сейчас же она старательно изобразила полное спокойствие, надеясь, что он не увидит в ее глазах ярости.

— Конечно. И я бы тоже не хотела, чтобы ее предсмертные желания не были исполнены, — через силу солгала она. — Так почему бы вам не рассказать, что за такой чудесный покой Стелла нашла здесь? Такой чудесный, что даже про дочь забыла. — Прозвучало это с легкой горчинкой, поэтому она добавила невинную улыбку, чтобы сгладить эффект.

Люк сделал к ней шаг в темноте, и она едва удержалась, чтобы не попятиться. Он стоял слишком близко, невыносимо близко. Рэчел ощущала тепло его тела, запах его кожи. Он был так близко, что она практически могла попробовать его на вкус, и эта мысль страшно перепугала ее.

Она почувствовала, как сердце вдруг заколотилось в панике, как дыхание перехватило в горле. По крайней мере, он не дотронется до нее — этого она может не бояться. Он никогда не прикасается к своим последователям. Хотя, с другой стороны, она же не последователь. И на самом деле не верит, что он ни до кого не дотрагивается. Люк Бардел делает все, что хочет. Просто делает это осмотрительно.

Она отступила назад, но было слишком поздно. Он схватил ее за плечи, и она увидела татуировки шипов под рукавами туники. Рэчел попыталась вырваться, но он держал слишком крепко, и паника метнулась к горлу. Нечем было дышать, но она не могла сказать об этом, потому что тогда он точно не отпустит. Будет держать еще крепче, еще ближе, пока дыхание совсем не прекратится, и сердце не разорвется, и она не умрет, как ее мать, как Энджел, как…

Люк встряхнул ее коротко и резко, и когда она подняла голову, чтобы метнуть гневный взгляд, он уже убрал руки.

— Вам не понять, даже если бы я объяснил.

— Чего не понять? — Она охрипла, в голове все смешалось.

— Не понять того покоя, который я могу дать. Вы к нему не готовы.

Потребовалось напрячь всю силу воли, чтобы вернуть себе некое подобие самообладания и воззриться на него с ледяной вежливостью.

— Не забудьте дать знать, когда сочтете меня готовой, — сказала она.

— Доверьтесь мне, Рэчел. — Голос его был тихим шепотом в ночи. — Вы узнаете.

Рэчел шла в пяти шагах позади него, как покорная мусульманская жена, но Люк не обманывался. Она отнюдь не покорна и, если чутье его не обманывало, вполне могла всадить нож между лопаток.

Но Рэчел была не так проста, как могло показаться на первый взгляд. Он рос в обществе, где обиды и разногласия решались с помощью кулаков и оружия, и чем слабее противник, тем больше ему доставалось.

Интересно, подумал Люк, будь все по-другому, каким бы он стал. Его мать забеременела, когда ей еще не исполнилось и восемнадцати, влюбившись в черноволосого, голубоглазого странствующего проповедника, перед которым сильные мужчины падали на колени, а сильные женщины — на спину. Люк бы даже и не знал, если бы Джексон Бардел с извращенным удовольствием не поведал однажды, что он ему не сын. Что он просто ублюдок, что мамаша нагуляла его по собственной глупости, а потом по глупости же или из упрямства не избавилась от плода постыдной связи.

Он пошел по стопам отца — отца, которого никогда не встречал. Черт, он даже не знал, как его зовут, слышал только, что его зарезал несколько лет назад какой-то ревнивый муж. И лишь тогда мать наконец согласилась выйти за Джексона Бардела. Совершив самую большую в своей жизни ошибку.

Она поняла это очень скоро. А заплатила за свои ошибки в десятикратном размере, и, наверно, заплатила бы еще, если бы не положила конец всему с помощью веревочной петли в старом сарае. И вот тогда не осталось никого, кто бы встал между Люком и кулаками пьяного Джексона Бардела.

Ему казалось, что в мире нет места хуже, чем Южная Алабама. Он ошибался. Люди в Коффинз-Гроув имели немало общего с обитателями трущоб в Чикаго и при этом недалеко ушли от экзальтированных богатеев, которые окружали Стеллу и Рэчел Коннери. Развратную Стеллу и ее бесчувственную дочь. Он никогда не встречал еще двух женщин, настолько разных по характеру. Стелла добивалась того, чего хотела, с помощью лжи и обмана, используя свой шарм, свое тело, свои деньги. Рэчел же боролась за то, что считала по праву своим. В этот раз она проиграет. Интересно, часто ли ей доводится проигрывать.

Он повел ее кружным путем, к восточному входу, в комнату для медитации, через которую можно было пройти в его личные покои, и остановился перед дверью. Было темным-темно — луны в эту ночь не было, и тучи неслись по звездному небу, как злые вороны.

— Кто-нибудь видел, что вы вышли? Кто-нибудь знает, где вы?

Она покачала головой.

— Никто. Ваши последователи, похоже, сторонятся людей — я никогда их не вижу, пока они сами не находят меня.

— У каждого свои обязанности.

— Что ж, значит, вы можете убить меня и избавиться от тела, и никто ничего не узнает, — буднично заметила она.

Люк прислонился к двери, наблюдая за ней.

— С чего бы мне это делать?

— С того, что я помеха.

— Не настолько непреодолимая, как вам хотелось бы, — отозвался он, зная, что разозлит ее. Ему нравилось, когда она заводилась. — Мы здесь ко многому терпимы и допускаем самые неловкие ситуации.

— Полагаю, это как раз обо мне. Неловкая ситуация. — В ее голосе прозвучала какая-то новая нотка. Нотка горечи и обреченности, вряд ли имеющая отношение к ситуации нынешней. — Боюсь, так уж мне определено — оказываться там, где мое присутствие нежелательно, и причинять неприятности.

— А вы здесь, чтобы причинить неприятности?

— Определенно. Удивлены?

— Нет, — ответил он, отталкиваясь от двери, и она испуганно отступила. — И кто сказал, что ваше присутствие здесь нежелательно?

Он намеренно произнес это с некоторой двусмысленностью, рассчитывая слегка ее растревожить, но не более того.

К тому же здесь их могли услышать. Люк вовсе не стремился к полной ясности, по крайней мере в отношениях с другими. Влияние на людей, ореол харизматичного лидера оставались главными инструментами в его арсенале. До сих пор ему удавалось добиваться желаемой реакции от всех, с кем он вступал в контакт, достаточно было лишь отрегулировать силу внушения.

Манипулировать Рэчел оказалось не так-то легко. Да, она против воли увлеклась им, он констатировал это без ложной скромности. Но она также ненавидит его и не доверяет ему, что тоже вполне приемлемо. В данном случае важна сила эмоций, а негативные они или позитивные, большого значения не имеет.

Но главным, определяющим фактором ее слабости и неизбежного поражения был ее страх перед ним. Она боролась с ним, но одержать победу не могла. Страх этот был всецело сексуальный, и Люк на короткий миг даже задался вопросом, что могло так ее напугать.

И тут же отмахнулся от этой мысли. Какая разница, почему она боится секса и его. Значение имеет только сам фактор страха и его использование для достижения поставленной цели.

— Мне пора возвращаться к себе, — сказала Рэчел. Она произнесла это ровным тоном, но Люк знал, каких усилий стоила такая демонстрация спокойствия.

— Зачем? Вам ведь не нужно переодеваться? — Она снова была в джинсах и майке — назло ему. Заставить ее переодеться не составило бы труда — одежда, что была на ней, облегала тело куда теснее, чем принятая в поселке форма. Он видел мягкую выпуклость груди, изгиб бедер. Она думает, что такая одежда — часть защиты от него. Люк мог бы легко доказать обратное.