Благословенный. Книга 5 (СИ) - Страница 14

— Это у каких таких знакомых ты скрывался? — недоверчиво спросил Антонио.

— Это… знакомые послушники из собора Сан-Лоренцо! — краснея, выдавил из себя юноша.

— Ааа. Ну да. Ладно. — Антонио, видимо, понял, что дело здесь нечисто, но не стал допрашивать сына подробнее.

— Французы были здесь — торопясь перевести разговор на другую тему спросил Никколо.

— Они и сейчас здесь. Вон там, смотри! Оставили свой брандвахтенный фрегат и три экзерциргауза. Теперь на территорию порта нельзя провести никакого груза, не миновав их досмотра! Кстати — типа у него вдруг поглядел на сына какими-то особыми глазами будто бы видел его впервые — вчера тебя спрашивал какой-то очень важный господин. Иностранец, но не француз. Мне кажется немец или австрияк. Назвал твоё имя и спросил, играешь ли ты на скрипке! Я ответил, что в мандолине ты больше знаешь толк, но скрипка покоряется тебе столь же легко, как и любой другой инструмент. Кажется, его интересует ангажемент. Может быть, даже постоянное место у какого-то князя! Представляешь?

— Вот как? — произнёс Никколо, удивлённый не меньше отца. — А где же его теперь найти?

— Он сказал, что остановился в отеле Риальди, на Новой улице! Сейчас вроде бы поспокойнее — наверное ты можешь дойти до него. Там надо спросить господина Моркова.

— Какое варварское имя! — поразился юноша.

— Он русский. Но эти господа готовы платить за искусство полновесными пиастрами, так что какая разница?

* * *

Синьор Морков оказался невысоким, полным, немолодым уже человеком с нелюбезным выражением обезображенного оспой лица. От всей фигуры его веяло могуществам и властью, так что юный Никколо, и так уже явившийся сюда в состоянии трепета, смешался еще больше.

— Вы играете на скрипке? — сразу же без обиняков спросил Морков, оценивающе оглядывая юношу.

— Си, синьор! — почтительно поклонившись, отвечал тот, — хотя много лучше я освоил мандолину!

— Знаете ли вы нотную грамоту? — всё также мрачно и требовательно спросил русский вельможа.

— Изрядно! — подтвердил Никколо, недоумевая, к чему могут вести эти вопросы.

— Что вы скажете об этом инструменте? — наконец спросил Морков, доставая из футляра чудесную скрипку.

Юноше никогда не доводилось видеть скрипок старых мастеров. Откуда? Они были бедны! Но одного взгляда на это инструмент ему было достаточно, чтобы понять — это самый прекрасный инструмент на свете!

— О, это великолепно! — только и смог вымолвить он, прикидывая в тоске, сколько же такая вещь могла бы стоить.

— Это инструмент работы мастера Амати. Он очень старый и стоит огромных денег. И я могу сделать так, что вы будете играть на ней каждый день!

У юноши захватило дух. Вот оно!

— Что же для этого сделать? — дрожащим голосом спросил он.

— Принять предложение императора Александра (да-да, император делает вам личное предложение!) прибыть в Петербург для концертной деятельности. Вас ждёт многолетний контракт на более чем достойных условиях вы будете обеспечены до конца своих дней.

У парня задрожали ноги, но он справился с собой.

— Мне нужно узнать сумму ангажемента, и посоветоваться с отцом — самым почтительным образом сообщил он.

Марков понимающе хмыкнул.

— Сумма — тысяча дублонов в год. Советуйтесь, но недолго — у меня в этом городе много дел!

Разумеется, юный скрипач, услышав такую сумму, согласился на все условия. Хотя они с отцом ещё немного поторговались…

* * *

Окончив дела с молодым Николло, синьор Морков отправился в городскую тюрьму Генуи. Ещё недавно здесь содержались сторонники республики и пособники французов; но теперь после переворота и оккупации города, камеры сменили своих постояльцев.

Вежливо поздоровавшись с сержантом французского 21-го драгунского полка, возглавлявшим караул, иностранный господин заявил, что желает попасть внутрь.

— Но только на время, господа, только на время! — смеясь, пояснил он. — Мне надо переговорить кое с кем из ваших новых узников!

Сержант позвал лейтенанта, возглавлявшего охрану тюрьмы. Господин Морков показал нужный ордер, подписанный господином Талейраном, и французскому офицеру ничего не оставалось, кроме как беспрепятственно пропустить его внутрь.

Оказавшись в этом типично средневековом, насчитывающим не одну сотню лет сооружением, сложенном из грубо отёсанного местного камня, мосье Морков лишь грустно покачал головой.

— Да уж… Несомненно, Италия — это страна древностей!

Это мрачное место могло вернуть в отчаяние даже добровольного посетителя, имеющего полное право в любое время его покинуть. Страшно даже подумать что творилось в душе у узника, брошенного сюда на каменный пол и коротающего теперь дни в ожидании гильотины.

Надзиратель-итальянец провёл его тесными коридорами к нужной двери и загремел ключами. Согнув внутрь, русский вельможа оказался в очень узкой, вытянутой камере. Сквозь крохотное зарешёченное окошко, пробитое под самым потолком, врывался внутрь солнечный свет и сиял крохотный кусочек голубого лигурийского неба. Ежась от холода, источаемого чудовищной толщины каменными стенами, посетитель подумал, что вид этой небесной лазури, напоминая заключённому о потерянном за стенами тюрьмы рае, должно быть, особенно угнетает узников этого ужасного места.

Однако же надо было переходить к делу.

Он взглянул на заключённого, при звуках открывавшегося замка вставшего со своего топчана. Это был полный благообразный господин в хорошем костюме дорогой ткани. Лицо его ещё хранило следы пудры, а волосы были напомажены; но всклокоченный вид, солома в волосах и давно небритые щёки красноречиво говорили стороннему наблюдателю, что этот человек оказался в беде. Узник смотрел на посетителя загнанным взором, в которомужас от предчувствуемой судьбы смешивался со слабой надеждой на избавление.

— Сударь, вы — банкир Джакомо Антонелли? — вежливо спросил Морков на неплохом итальянском.

— Да, синьор! — хрипло ответил узник. — Вы — прокурор?

— Нет, я не имею честь состоять на французской службе, и вообще здесь по-другому делу. У вас на руках находятся документы на право получения русского государственного долга в размере миллиона пиастров, не так ли?

Бывший банкир печально покачал головой.

— Вы ошибаетесь. У меня нет документов на миллион пиастров. Я располагаю облигациями займа русского двора всего лишь на 370 тысяч; остальные были перекуплены другими лицами!

— Но перекуплены у вас, не так ли? И вам известны все держатели этих бумаг!

— Да, это так. Но зачем вам эти сведения?

— Затем, что кто-то из этих людей наверняка сидит сейчас в соседних камерах в ожидании гильотины, а я могу спасти их жизни!

В глазах Антонелли вспыхнула надежда.

— Каким же образом, сударь?

— Всё очень просто. Вы отказываетесь от этих обязательств, и передаёте все документы по русскому долгу мне в руки. Я же сделаю так, что обвинения в антифранцузской деятельности будут сняты, и вы сможете навсегда покинуть это ужасное место. Более того — Вам позволит уехать туда, где вы Будете в безопасности и сможете совершенно спокойно пережить эти тяжёлые времена. Могу предложить вам Одессу — прекрасный, быстрорастущий порт, через который вывозятся теперь богатства всего юга России!

Услышав всё это, банкир покрылся мертвенной бледностью;

— Я… Я согласен! Мне совершенно нечего терять! — трясущимися губами простонал он. — Но, заклинаю вас Девой Марией, скажите мне — вы действительно можете исполнить обещанное?

Морков холодно усмехнулся.

— О, на этот счёт вы можете быть совершенно покойны! Вот, извольте посмотреть: это документ за подписью французского министра Талейрана. Вы умеете читать по-французски?

— Достаточно, но у меня нет тут очков.

— Воспользуйтесь моими. Если у вас такая же старческая болезнь зрения, как и у меня — они вам подойдут.