Битвы, выигранные в постели - Страница 11

Инессе тридцать лет. Огромные глаза, большой чувственный рот, прекрасное телосложение и непослушная копна каштановых волос. Она порывиста и интеллектуальна. Одно только её присутствие вдохновляет. Арманд часто видели с Лениным на улице Орлеан.

Инесса Арманд популярна, хотя Анжелика Балабанова — большевистский агитатор, ставшая потом любовницей Муссолини, — не любит её. Возможно, она ревнует.

«Я сдержанно отношусь к ней, — говорила Балабанова. — Она педантична, стопроцентная большевичка в стиле одежды, который у неё всегда неизменно строгий, в стиле думать и говорить. Она бегло разговаривает на нескольких языках, и на каждом из них дословно повторяет Ленина».

До этого времени Ленин выглядел, как пуританин. Теперь товарищи-революционеры видят его обращающимся к привлекательной молодой женщине с фамильярным «ты», используемым обычно образованными русскими в общении с близкими людьми. Обычно Ленин использовал фамильярное «ты» только при общении с матерью, двумя сёстрами и женой.

Ленина и Инессу объединила любовь к Бетховену и одинаковое понимание Маркса. Они старались быть похожими на персонажей из романа Чернышевского и вскоре начали играть роли, написанные для них кумиром.

Надя не возражала против отношений Ленина с Инессой. Более того, она подтолкнула развитие событий, когда летом поехала на праздники со своей матерью в Порник, деревню близ Сен-Назера, оставив любовников наедине в Париже.

Возможно, Крупская терпела отношения Ленина с Инессой потому, что предпочитала видеть кого-то, кто говорил бы по-русски и был посвящён в их общее дело. Надя даже любила Инессу. Ей приятно было проводить с ней время, и она любила двоих её детей. Крупская писала открыто, что «в доме становилось светлее, когда Инесса входила в него». И Ленин не скрывал, куда направлена его страсть. Но сначала должна была победить революция.

Ленин и Инесса разлучились в 1914 году, когда он переехал с Крупской в Краков на революционную работу. Инесса переживала ужасно.

«Мы разделены, ты и я, мой дорогой! И это так печально, — писала она из Парижа. — Когда я гляжу на знакомые места, я представляю всё отчётливо, как никогда прежде, какое большое место занимал ты в моей жизни здесь в Париже. Вся наша деятельность здесь связана тысячью нитей с мыслями о тебе. Я не была в любви с тобой, даже если и любила тебя. Даже теперь я могла бы обойтись без поцелуев, если только я увидела бы тебя. Говорить с тобой время от времени было такой радостью, и это никому не причиняло страдание. Почему я всё это потеряла?»

Письма Арманд красноречиво говорят и о той напряжённости, которая была в отношениях между ними троими.

«Ты спрашиваешь меня, не сержусь ли я на то, что ты „выносишь“ разлуку? Нет, я не думаю, что ты это делаешь для себя. В Париже много хорошего было в моих отношениях с Н.К. В одной из наших последних дружеских бесед она сказала мне, что я стал дорог и близок ей только недавно… только в Лонжюмо, а затем последней осенью и т.д. Я очень привык к тебе. Мне нравится не столько слушать тебя, сколько наблюдать за тобой во время разговора. Во-первых, твоё лицо становится таким оживлённым, а во-вторых, мне легко любоваться тобой, поскольку ты этого не замечаешь».

Разлука продолжалась недолго. После восьми месяцев жизни порознь они поселились вместе в Галиции. Здесь не было работы, и Крупская решила покинуть их, чтобы он мог жениться на Инессе. Но Ленин не стал этого делать. Владимир Ильич слишком зависел от Крупской в их совместной революционной работе. Поэтому он решил продолжать тройственный союз.

«Часами мы могли гулять по усыпанным листьями лесным полянам, — вспоминала Крупская. — Обычно мы были втроём — Владимир Ильич, Инесса и я… Иногда мы располагались на солнечном склоне, покрытом кустарником. Ильич писал наброски статей, я изучала итальянский… Инесса вышивает юбку и радуется солнечному теплу».

Годами они втроём путешествовали, составляли планы, занимались вместе политикой. Они вернулись в Россию в марте 1917 года в знаменитом опломбированном вагоне. С ними была Анжелика Балабанова.

Именно Ленин, Крупская и Арманд планировали Октябрьскую революцию. Они составляли внутренний круг, который принял управление страной, создал Советский Союз, первое в мире социалистическое государство, и жили вместе в Кремле, пока Инесса не умерла от сыпного тифа в октябре 1920 года.

За две недели до смерти она записала в своём дневнике: «Для романтика любовь занимает первое место в его жизни, это важнее всего остального!» Она была романтиком.

Инессу похоронили у Кремлёвской стены. Надпись на одном из венков звучала просто: «Товарищу Инессе от В.И. Ленина».

«Я люблю её голос, люблю само её присутствие, её силу и её слабость» — так писал Герберт Уэллс о женщине, о своей последней любви. И о размолвке с ней: «Я был ранен так, как меня не ранило никогда ни одно живое существо». А ему было с чем сравнивать — у него были до того и жёны, и немало романов.

Она стала последней любовью и Максима Горького. Это ей он посвятил «Жизнь Клима Самгина».

Роберт Брюс Локкарт — глава английской военной миссии в мятежной Москве 1918 года — потом попал в советские учебники и энциклопедии. Об этой женщине он писал: «В мою жизнь вошло что-то, что было сильнее любых других жизненных связей, сильнее самой жизни».

Но начнём с начала, хотя это и не совсем начало. Ей было двадцать шесть лет. Она уже лишилась первого мужа.

Глубокая ночь с 31 августа на 1 сентября 1918 года. Отряд чекистов врывается в квартиру в центре Москвы, в доме № 19 по Хлебному переулку. Квартира Локкарта. Командует отрядом Мальков, комендант Кремля.

В столовой чекисты видят вазы с фруктами, огромный бисквитный торт. Это в голодной-то Москве.

А в спальне — женщина, в честь которой — фрукты, вино, торт. Мальков в своих заметках назвал её сожительницей Локкарта, «некой Мурой».

Обыск закончился к шести утра. Дипломата и женщину взяли на Лубянку. Занялся ими лично Яков Христофорович Петерс, заместитель председателя Ревтрибунала и заместитель председателя ВЧК Дзержинского. В те дни Петерс исполнял обязанности председателя ВЧК. Дзержинского в Москве не было.

Накануне, в пятницу 30 августа, эсер Канегиссер убил Урицкого, председателя Петроградской ЧК. Вечером того же дня Фанни Каплан стреляла в Ленина. Красный террор захлестнул страну. Всюду искали контрреволюционные заговоры.

Локкарта сочли организатором большого заговора, с участием американского и французского послов и генеральных консулов, многих американских, английских и французских дипломатов, действовавших вместе с российскими контрреволюционерами. Его обвиняли в организации шпионажа и даже мятежей в Москве, Ярославле, Рыбинске. Ему приписывали разработку плана захвата Кремля и ареста советского правительства.

Казалось, крохотной доли этих обвинений хватило бы для немедленного расстрела. Но женщину по имени Мура освободили через несколько дней. А ещё через две недели Петерс вошёл к Локкарту вместе с ней, причём дружественно. Мура, прощаясь, дала Локкарту том «Истории французской революции» Карлейля. Когда они ушли, он стал лихорадочно искать, нет ли между страницами записки. Она была. «Ничего не говори. Всё будет хорошо».

Можно много рассказывать о человеке, который потом стал «сэром Робертом Локкартом». О том, как его выдворяли из Советской России. О том, как Ревтрибунал присудил его к смертной казни, но почему-то лишь после того, как он оказался в Англии. Заочно.

Однако речь идёт не о нём, а о той женщине. Она вскоре встретилась с Максимом Горьким. Была с ним ещё в Петрограде, а затем в Италии. Двенадцать лет.

Потом — с Гербертом Уэллсом. Тринадцать лет.

С Уэллсом познакомилась в 1920-м, когда он встречался с Лениным и писал «Россию во мгле». В Петрограде Уэллс, как и Мура, жил у Горького на Кронверкском. И сблизились они ещё тогда. Кажется, началось с того, что он случайно перепутал дверь своей спальни. Переселилась Мура к нему уже в тридцатых, после того, как Горький вернулся в Россию.