Битва за Лукоморье. Книга 2 - Страница 23

– Ну, Белобог, помоги, – прошептал Радята, сжимая под рубахой крест-секирку.

Рисковали они, отправляясь в плавание по незнакомой реке, ох как рисковали! Но была сильна надежда на «Сокола», на его волшебную карту, на удачу… и на товарищей.

Корабль вилял по речным изгибам, поднимался-опускался, недовольно поскрипывал бортами и канатами, но упорно двигался вперед, пока наконец не замедлил ход, продолжая упорно противостоять течению. Со стороны могло показаться, будто «Сокол» стоит как вкопанный, не решаясь продолжать плавание без наказа старшего. Немудрено, ведь речка исчезала в громадной пещере, вход в которую чернел зубастой пастью в отвесной серовато-белой скале. Возле скалы лес расступался, однако берега оставались крутыми, камней еще прибавилось, и не видать было ни намека на проходимую тропу. Если двигаться дальше – то придется плыть в пещеру. А от нее веяло холодом, и не простым, а каким-то могильным. Будто из пасти мертвеца вытекала эта река…

Радята чувствовал, как бегут по спине ледяные капли пота, а сердце неровно трепыхается в груди, пропуская удары. Кашевар представил, как тянутся к нему холодные костлявые руки утопленников из-под воды, как выглядывают из-за скал костомахи, щелкая челюстями и поскрипывая лишенными плоти мослами… Бррр. Что за жуть в голову лезет? Что ж это за пещера-то такая… нехорошая?

Радята заоглядывался на остальных. Обаянник и Ждан тоже подобрались, побледнели. Витослав сжал кулаки, и желваки снова заиграли на худых щеках.

– Теперь ясно, отчего на карте приток обрезан, – пробормотал под нос чародей, не спуская остановившегося взгляда с черного провала пещеры. – Скалой укрыт, вот «Сокол» его исток и не видит.

Ждан вцепился в руль так сильно, будто боялся, что из-за борта выскочит давешний змееящер, схватит за рубаху и утянет в воду. Даже Мель поднялся на надстройку, поближе к людям.

– Нам туда, – дивоптица слетела с мачты вниз, опустилась рядом с Радятой и в упор посмотрела. В огромных глазах алконоста плескалась боль и отражалось серое, злое море. – Там проход, там путь к Садко.

Может, и там, только путь еще одолеть надо. Вход в грот высокий, раза в два выше «Сокола», корабль его без труда минует. Да только дальше-то что? А если потолок снизится, мачту оторвет? А если под водой камни острые брюшко «Соколику» вспорют? Ох, нельзя туда соваться, ох, нельзя!..

– Нехорошая эта пещера, – пробормотал Радята. – Неужели не чуешь?

– Чую. Смерть там. Но нам туда.

Радята распахнул глаза – смерть? Не наша ли? И тут же устыдился. Что ж ты, голова твоя капустная, малодушничаешь? Или не участвовал ты прежде в походах Садко? Не ты ли решился с ним пойти в последнее плавание, на верную смерть? Не ты ли остался, когда многие другие сбежали? Соберись, Радята! У страха глаза велики, а дело делать надо! Там капитан, там друзья помощи ждут, а он тут загодя незнамо чего испугался.

– Разведать бы… – договорить кашевар не успел.

– Моё нырнуть, – вдруг подал голос Мель.

Диволюд залез на борт и перегнулся, глядя вниз, будто тщился разглядеть что-то в мутной толще воды.

– Нас и так мало… – Витослав обвел взглядом горстку соратников.

– Моё плыть! – решительно повторил Мель, слезая с борта, и для убедительности несколько раз махнул перепончатой рукой в сторону пещеры. – Моё разведать!

– И не боишься? – обаянник посмотрел на Меля так, как будто в первый раз его увидел.

Ростом хрупкий ихтифай был ему по грудь. Худой, бледно-зеленый, большеглазый, он казался испуганным ребенком, что полез в дела взрослые без спросу. Но, услышав вопрос, только пожал плечами и твердо ответил:

– Вода – моё. И гарпун – моё!

Посмотрел на Алю. Улыбнулся ей безгубым ртом – то ли беспомощно, то ли виновато, то ли подбодрить хотел. Не понять толком по лицу, о чем диволюд думал. Дождался кивка Радяты, подхватил свое оружие, лихо перемахнул борт и ушел в глубину.

Первый раз Садко увернулся чудом. Ринулся к площадке, навстречу птице, и когда та раскрыла гигантские крылья и развернула острые загнутые когти, рухнул на камни и перекатился вправо. Больно ударился ребрами о груду слитков, оцарапал щеку, резко выдохнул… Ух! Если б влево дернулся, уже никакой боли и не чувствовал бы! Крылатая тень пронеслась совсем близко, когти чиркнули по камню, брызнули снопы искр. Значит, не показалось! Когти и клюв у чудища и впрямь железные! Что ж, тогда понятно, отчего тут кости девяноста девяти предшественников не валяются – склевала их тварюга давно, раздробила в пыль…

Дивоптица разочарованно вскрикнула, не достав слишком верткого человека, и ушла в небо, заходить на второй круг. А отбивший бок Садко кое-как вскочил на ноги и метнулся было к одному из золотых шпилей, но добежать не успел. Его накрыла черная тень, спину полоснуло болью, и от мощного толчка капитан кубарем покатился по ступеням вниз, к пропасти. Раз перевернулся, другой, третий – небо и земля менялись местами, сбивая с толку, сводя с ума, хотелось зажмуриться, но нельзя, нельзя! Не обращая внимания на боль в спине и на миг забыв даже о птице, Садко отчаянно цеплялся за камни. Лишь бы остановить движение к краю скалы, за которым не за что держаться будет – разве что за воздух!

Сумел-таки остановиться, замер на самом краю. Запретил себе глядеть вниз и думать о том, как же высоко он сейчас…

– Клё-о-о-о-орк! – мерзкий вопль приближался, и новеградец всем телом дернулся прочь от обрыва.

Птица пронеслась вниз, полоснув когтями камень, где только что лежал человек. Вот ведь гадина! Скинуть хотела, разбить о камни и уж тогда спокойно попировать. Капитан рванул к золотому шпилю, на этот раз сумел птицу опередить, подхватил с земли увесистый камень и крикнул:

– Врешь! Так просто не дамся!

Снова злобный клекот, и ветер в лицо, и острые когти, целящие прямо в сердце… Брошенный булыжник шибанул хищницу в грудь, но лишь скользнул по гладким плотным перьям. Никакого урона не нанес, но, похоже, озадачил. Ворона вдруг опустилась на ступени, наполовину сложила крылья и пригнула голову к земле, выставив вперед острый как меч клюв. Сверкая глазами, медленно пошла к капитану, который уже подхватил новый бесполезный камень – ведь уже ясно, что булыжником оперение не пробьешь и не продавишь… может, к кирке метнуться? Хотя там простое железо, без затей… Эх, верный палаш бы сюда! Да и то – бабушка надвое сказала, справилась бы славная султанатская сталь с железной птицей?..

И тут, глядя на медленно приближающееся к нему черное чудище, Садко наконец вспомнил о кинжале, что за пазуху спрятал. Схватился за рубаху и вздрогнул. Сверток исчез. Похоже вывалился, пока он по ступенькам кувыркался. Где же он? А вон лежит, слева, недалеко от груды слитков. Понятно – как ударился боком о золото, так за болью и не заметил выскользнувший подарок…

Железная птица все еще шла, угрожающе разевая клюв и водя вверх-вниз полураскрытыми крыльями. Позабыв о саднящем боке, Садко кувырком прыгнул к свертку. Вражина будто того и ждала – подпрыгнула, помогая себе крыльями, обдала капитана мощным порывом ветра, заклекотала и налетела, выставив вперед когти.

Садко прянул вниз, схватил сверток и рванул кинжал из тряпицы. Короткий, тяжелый, с лезвием, которым не резать, а бить-колоть сподручно… Новеградец ринулся обратно к шпилю, чтобы прикрыть уже и так располосованную спину. Увидел метнувшуюся к нему лапу, увернулся… но полностью избежать удара не смог. Целивший в темя железный коготь рассек бровь и висок. Хлынувшей кровью тут же залило левый глаз, но капитану все же удалось уйти от птицы, прижаться мокрой спиной к нагретому золоту, смахнуть кровь и, покрепче сжав рукоять тяжелого кинжала, приготовиться к бою не на жизнь, а на смерть.

Крылатая бестия налетела и двигалась так быстро, что в этот раз не сладить с ней было силой, только воинской выучкой – ну и на удачу полагаться. Предугадывать, хитрить, уворачиваться, почти вслепую отбивать кинжалом удары железных когтей и клюва. Надеяться не на свою доблесть, а на то, что враг ошибку совершит. Умел Садко с оружием обращаться, в поединках не раз участвовал, помогали ему навыки…