Битая карта - Страница 8
– Апельсинового сока у вас нет? – спросил Ребус.
– К сожалению, – ответил Брайан. – Думал, в киоске будет, но у них кончился. Зато у нас полно кофе. Налегайте на еду. – Он уже читал другую газету, отнюдь не желтую. – Быстренько они его на вертел, да?
– Ты про Грегора Джека? А что ты хотел?
Холмс перевернул страницу.
– Вообще-то, странно, – сказал он и замолчал, выжидая, не подхватит ли Ребус тему…
– Хочешь сказать, – продолжил его мысль Ребус, – странно, что лондонские воскресные газеты прознали про операцию «Косарь»?
Еще одна перевернутая страница. Газеты теперь читаются быстро, если тебя не интересует реклама. Холмс сложил газету вчетверо и положил рядом с собой на стол.
– Да, – сказал он, беря тост. – Вот я и говорю: странно.
– Брось ты, Брайан. Газеты всегда в курсе, если где-то скандал. Если полицейского застукали на взятке или еще какие-нибудь жареные новости… При облаве в шикарном борделе всегда есть вероятность наткнуться на известные лица.
Так, стоп. Еще не закончив фразу, Ребус понял, что тут что-то не сходится. В ту ночь газетчики словно чего-то ждали, кого-то подкарауливали… Они словно знали, кто может выйти из дверей на крыльцо. Холмс пристально смотрел на него.
– Ты о чем думаешь? – спросил Ребус.
– Ни о чем. Правда, ни о чем… пока. Не наше дело, верно? И потом, сегодня же воскресенье.
– А ты хитрожопый, Брайан Холмс.
– У меня неплохой учитель, разве нет?
В комнату вошла Нелл с двумя тарелками – все горячее, жирное, жареное. Желудок Ребуса обратился к хозяину с мольбой не принимать поспешных решений, о которых позже он может пожалеть.
– Ты слишком много работаешь, – сказал Ребус, глядя на Нелл. – Не позволяй, чтобы он обращался с тобой как с прислугой.
– Можете не беспокоиться, – ответила она, – я и не позволяю. Но справедливости ради замечу, что Брайан вчера вымыл посуду. И после завтрака снова вымоет, как миленький.
Холмс застонал. Ребус раскрыл один из таблоидов и постучал пальцем по фотографии:
– Ты уж его побереги, Нелл. Он у нас теперь звезда.
Нелл взяла газету, несколько секунд вглядывалась в снимок, потом взвизгнула:
– Бог ты мой, Брайан! Ты похож на персонажа из «Маппет-шоу». – (Холмс поднялся с места и заглянул ей через плечо). – А так у нас выглядит старший суперинтендант Уотсон? Вылитый абердин-ангус[11].
Ребус и Холмс обменялись улыбками. Вот же и зовут его Фермер…
Ребус пожелал молодой паре счастливого будущего. Они пришли к решению жить вместе. Они вместе купили дом, создали семью. Они, казалось, вполне довольны жизнью. Да, он всем сердцем желал им счастливого будущего.
Но умом он давал им два, максимум три года.
Личная судьба полицейского обычно складывается не очень счастливо. На пути к званию инспектора Брайан Холмс обнаружит, что его рабочий день становится все длиннее. Хорошо еще, если, приходя домой вечером или под утро, он сумеет полностью отключаться от дел. Но Ребус в этом сомневался. Холмс принадлежал к тому разряду полицейских, которые душу отдают работе, и она занимает все их мысли в рабочее и нерабочее время, а это худо сказывается на семейных отношениях.
Худо, а иногда и вовсе катастрофично. Разведенных и одиноких среди полицейских (включая себя самого) Ребус знал куда больше, чем состоящих в счастливом браке. Дело не только в ненормированном рабочем дне, а в том, что работа червем влезает в твое сознание, проникает в тебя все глубже, начинает точить изнутри. Защищаясь от червя, ты надеваешь броню, закрываешься подчас больше, чем нужно. Эта броня отдаляет тебя от друзей, от семьи, от «гражданских»…
О-хо-хо. Приятные мысли для воскресного утра. В конечном счете не все так мрачно. Машина завелась без всяких проблем (в том смысле, что не потребовала буксировки до ближайшей мастерской), а в небе было достаточно синевы, чтобы выманить за город наиболее выносливых любителей природы. Ребус тоже собрался прокатиться. «Просто так, без всякой цели», – говорил он себе. В хороший день приятно посидеть за рулем. Но он знал, куда едет. Знал куда, хотя и не был уверен зачем.
Грегор Джек с женой жили в большом, старом доме на обнесенном забором участке на окраине Роузбриджа, чуть южнее Эксвелла, в местности, немного больше похожей на сельскую, чем Эксвелл. Загород для среднего класса. Поля и холмы, территория, где запрещено новое строительство. У Ребуса для этой поездки не имелось другого предлога, кроме любопытства, но, оказалось, любопытствовал не он один. Дом Джека он легко узнал по полудюжине машин, припаркованных у въезда, по группке репортеров, которые бездельничали поблизости, переговариваясь между собой или выдавая инструкции скучающим фотографам насчет того, как далеко можно зайти (скорее в нравственном, а не практическом смысле), чтобы сделать снимок. Вскарабкаться на стену? Влезть на ближайшее дерево? Попытаться обойти дом сзади? Фотографы реагировали вяло. Но вдруг все, как по команде, оживились.
К этому времени Ребус уже припарковал свою машину чуть дальше по дороге. С одной ее стороны стояли в ряд несколько домов, ни один не выделялся ни архитектурой, ни размерами. Примечательны были разве что высокие ограды, надежно отделявшие их от мира, длинные подъездные дорожки и обширные (несомненно) сады сзади. По другую сторону дороги лежали пастбища. Задумчивые коровы и толстые на вид овцы. Несколько крупных ягнят, у которых еще только ломался голос. Милях в трех от дороги высились крутые холмы. Все было очень мило. Даже у троглодита Ребуса потеплело на сердце.
Может быть, именно по этой причине от вида репортеров во рту у Ребуса остался особенно неприятный привкус. Ребус стоял у них за спиной и наблюдал. Дом был из темного камня и казался издалека красноватым. Двухэтажный, построен, вероятно, в начале 1900-х. Сбоку к дому примыкал большой гараж, а перед фасадом, в конце подъездной дорожки стоял белый «Сааб-9000». Надежный и выносливый, не дешевый, но и не выпендрежный. Солидный автомобиль для солидного человека.
Молодой человек лет тридцати с небольшим, презрительно ухмыляясь, открыл калитку ровно настолько, чтобы совсем юная женщина лет двадцати (старавшаяся выглядеть лет на десять старше), смогла бы просунуть репортерам серебряный поднос. Громче, чем это требовалось, она сказала:
– Грегор подумал, что вы, наверное, хотите чаю. Чашек, кажется, маловато, так что придется вам делиться. В коробочке печенье. Имбирного, к сожалению, нет. Кончилось.
Ее слова были встречены улыбками, благодарными кивками. Но тут же репортеры забросали ее вопросами:
– Есть у нас шанс увидеть мистера Джека?
– Можно ли ждать от него заявления?
– Как он это воспринял?
– А он дома?
– Может, все же он скажет что-нибудь?
– Иэн, он намерен что-нибудь сказать?
Последний вопрос был обращен ухмылявшемуся молодому человеку, который теперь поднял руку, призывая всех к тишине. Невозмутимо дождавшись, когда все умолкнут, он изрек:
– Без комментариев.
Он уже начал закрывать калитку, когда Ребус протиснулся сквозь добродушно настроенную толпу и оказался лицом к лицу с мистером Ухмылкой.
– Я инспектор полиции Ребус, – сказал он. – Могу я поговорить с мистером Джеком?
Мистер Ухмылка и мисс Чайный Поднос продолжали смотреть на него подозрительно даже после того, как изучили его удостоверение. И то сказать: он лично знал репортеров, которые шли на любые уловки, чтобы добиться своего, в том числе при помощи фальшивых документов. Но в конечном счете последовал короткий кивок, калитка снова открылась – ровно настолько, чтобы он мог протиснуться внутрь, – а потом снова закрылась, и замок защелкнулся. Но Ребус уже был внутри.
Внезапно он подумал: «Какого черта я делаю?» И честно ответил себе: «Понятия не имею». Что-то в сцене у калитки вызвало у него желание попасть на другую сторону. Вот он и попал. Его провели по усыпанной гравием дорожке к большому автомобилю, к большому дому и гаражу. Его вели к члену парламента Грегору Джеку, с которым он, судя по всему, хотел поговорить.