Бироновщина - Страница 5

Но бывалый царедворецъ, видно, уже спохватился, что подобныя «буршикозныя» междометія не совсѣмъ умѣстны въ присутствіи принцессы, и счелъ долгомъ извиниться передъ нею:

— Не взыщите, ваше высочество…

— Развѣ съ васъ можно взыскивать, когда вы полжизни проводите на конюшнѣ? — былъ сухой отвѣтъ.

"Это въ отместку за меня!" пробѣжало въ головѣ y Лилли.

Бирона, всей душой преданнаго своему конюшенному вѣдомству, передернуло; можно было ожидать, что при своей неудержимой вспыльчивости онъ дастъ волю своему гнѣву. Благоразуміе, однако, одержало верхъ, и онъ приступилъ сряду къ предмету аудіенціи прежнимъ деревяннымъ тономъ, точно раскусывая каждое слово:

— Государыня императрица поручила мнѣ передать вашему высочеству свою непреложную Высочайшую волю.

— Волю государыни я всегда чту и готова исполнить, если то въ моей власти, — отвѣчала Анна Леопольдовна. — Въ чемъ дѣло?

Герцогъ взглянулъ на Юліану и Лилли.

— Дѣло столь деликатное, — заявилъ онъ, — что всякое постороннее ухо здѣсь излишне.

— Лилли Врангель можетъ сейчасъ вытти; отъ Юліаны же y меня нѣтъ тайнъ.

— Есть тайны государственныя, принцесса, которыя раньше времени не сообщаются и самымъ приближеннымъ лицамъ.

— А это такая государственная тайна?

— М-да. Долго я не держу вашего вниманія.

Принцесса пожала плечами и предложила обѣимъ барышнямъ вытти изъ комнаты. Тѣ молча повиновались и притворили за собою дверь.

Любопытство, свойственное вообще прекрасному полу, не было чуждо, видно, и гоффрейлинѣ. Она опустилась на ближайшій къ двери диванчикъ и указала Лилли мѣсто рядомъ съ собой; причемъ не утерпѣла, впрочемъ, сдѣлать ей шопотомъ серіозное внушеніе за давишнюю безтактность съ герцогомъ.

— Ужъ не знаю, кто былъ болѣе безтактенъ: онъ или я! — оправдывалась дѣвочка. — Какъ онъ смѣетъ лѣзть своей противной лапой мнѣ въ лицо!

— Вреда тебѣ оттого вѣдь никакого бы не было. Ты не должна забывать, что для герцога y насъ законовъ не писано. Сколько изъ петербургскихъ дамъ были бы польщены такимъ его вниманіемъ!

— А сами вы тоже были бы польщены?

Очередь возмутиться была теперь за красавицей-гоффрейлиной.

— Ты забываешься! Притомъ онъ видѣлъ въ тебѣ еще полуребенка…

— Но я все-таки изъ старинной дворянской семьи; а онъ, говорятъ, изъ простыхъ придворныхъ служителей, и фамилія его даже не Биронъ, а Bühren…

— Самъ онъ производить свой родъ отъ знаменитаго французскаго герцога Бирона, — по праву или самозванно — судить не намъ. Мы должны считаться съ тѣмъ, что онъ теперь на самомъ дѣлѣ. Теперь онъ всѣми признанный герцогъ курляндскій, и въ рукахъ его — не одна Курляндія, но и вся Россія съ ея милліонами подданныхъ. Но тише! дай послушать.

Обѣ приникли ухомъ. Сквозь толстую дубовую дверь, притворявшуюся плотно, донесся все же довольно явственно раздраженный голосъ герцога:

— Еще разъ повторяю, что такова воля государыни! А я даю вамъ еще на выборъ того или другого.

— Да не хочу я ни того, ни другого! — крикнула въ отчаяніи принцесса.

— Воля государыни! — повторилъ Биронъ. — И рѣшеніе свое вы должны объявить мнѣ сейчасъ же. Итакъ?

Въ отвѣтъ послышалось какъ будто рыданіе.

— Извергъ!.. — пробормотала Юліана и сорвалась съ дивана.

Она схватилась уже за ручку двери, но вдругъ отлетѣла назадъ и заняла свое прежнее мѣсто на диванѣ.

— Что такое? — спросила Лилли.

— Онъ сейчасъ выйдетъ.

Въ самомъ дѣлѣ, дверь съ шумомъ распахнулась, и временщикъ не вышелъ, а выбѣжалъ отъ принцессы. Видъ y него былъ положительно страшный: это былъ бѣшеный звѣрь, но не левъ, гордый царь пустыни, а матерый быкъ, приведенный въ ярость краснымъ платкомъ. Когда онъ пробѣжалъ мимо, Юліана и Лилли возвратились къ принцессѣ.

Анна Леопольдовна лежала распростертой на своей отоманкѣ, уткнувшись лицомъ въ вышитую подушку. Плечи ея нервно вздрагивали.

Юліана первымъ дѣломъ пошла въ сосѣдній покой за валеріановыми каплями: Лилли узнала ихъ тотчасъ по рѣзкому запаху, который распространился по комнатѣ. Когда же капли оказали на плачущую свое успокоительное дѣйствіе, фрейлина не замедлила справиться, что ее такъ разстроило.

— Все кончено… — былъ безнадежный отвѣтъ.

— Т.-е. какъ такъ кончено?

— А такъ, что я выхожу замужъ.

— За принца Антона-Ульриха?

— Ну да… Ахъ ты, Боже мой, Боже мой!

— Но какъ же это, скажите, герцогу удалось все же убѣдить васъ?

— Онъ принесъ мнѣ категорическое повелѣніе тетушки. Доктора даютъ ей вѣдь не болѣе двухъ лѣтъ жизни; такъ она хочетъ, чтобы еще до ея смерти y меня былъ сынъ — будущій императоръ…

— Чтобы такимъ образомъ при ней еще русскій тронъ былъ твердо упроченъ? Желаніе государыни, ваше высочество, вполнѣ понятно, и откладывать дѣло, дѣйствительно, уже не приходится. Но чего я все-таки не понимаю: отчего герцогъ послѣ своей успѣшной миссіи вышелъ отъ васъ такимъ разсерженнымъ?

— Да представь себѣ, Юліана, наглость: "Не хотите вы, — говорить, — принца брауншвейгскаго, такъ возьмите принца курляндскаго". Я сначала даже не поняла.

" — Какого такого? говорю.

" — А старшаго сына моего, Петра.

" — Да ему, говорю, — всего вѣдь пятнадцать лѣтъ!

" — Но онъ уже ротмистръ кирасирскаго полка.

" — Ротмистръ, который потѣшается тѣмъ, что обливаетъ дамамъ платья чернилами, а съ мужчинъ срываетъ парики! Нѣтъ, говорю, если ужъ выбирать изъ двухъ золъ, то лучше взять меньшее: вмѣсто мальчика-ротмистра, взрослаго генерала".

— И увѣнчаннаго уже на войнѣ лаврами, — досказала Юліана: — за свою храбрость принцъ Антонъ-Ульрихъ заслужилъ вѣдь два высшихъ ордена: Александра Невскаго и Андрея Первозваннаго.

— "За свою храбрость"? Такой робкій человѣкъ не можетъ быть храбрымъ. Онъ не похожъ даже на мужчину!

— Да, съ дамами онъ нѣсколько застѣнчивъ, — потому, можетъ быть, что заикается. Но собой онъ очень и очень недуренъ…

— Перестань, пожалуйста, Юліана! Съ чего ты взяла мнѣ его расхваливать?

— Да разъ онъ дѣлается вашимъ супругомъ, такъ надо же вамъ показать его и съ свѣтлыхъ сторонъ.

— То-то, что онъ для меня черезчуръ уже свѣтелъ: совершенный блондинъ, даже рѣсницы бѣлыя!

— Но блондины и раньше были вашею слабостью; вѣдь и нѣкій дрезденскій рыцарь далеко не брюнетъ…

— Ты, Юліана, точно еще насмѣхаешься надо мной.

— Служить вамъ можетъ нѣкоторымъ утѣшеніемъ, что участь вашу раздѣляютъ почти всѣ коронованныя особы; хоть бы вотъ молодая королева прусская, Елисавета-Христина.

— Но y той супругъ — не чета Антону-Ульриху Фридриха II уважаетъ вся Европа.

— Тѣмъ хуже: онъ не выноситъ вида своей супруги, съ которой его насильно повѣнчали, встрѣчается съ нею только въ торжественныхъ случаяхъ, а она, бѣдная, говорить, его все-таки, безумно любить, изнываеть по немъ! Вотъ это, точно, не дай ужъ Богъ. А когда же, скажите ваша свадьба?

— Не знаю и знать не желаю! Вотъ наша доля — доля принцессъ крови… Ахъ, и ты еще здѣсь, Лилли? Благодари Бога, моя милая, что ты не принцесса, что можешь вытти разъ замужъ за человѣка, котораго всѣмъ сердцемъ любишь!

Хотя принцесса Анна Леопольдовна съ принцемъ брауншвейгскимъ (точнѣе говоря, брауншвейгъ-бевернъ-люнебургскимъ) Антономъ-Ульрихомъ оффиціально еще и не обручились, но съ другого же дня ни для кого при Дворѣ не было уже тайной, что негласная помолвка состоялась, и что такимъ образомъ вопросъ объ этомъ бракѣ, много лѣтъ уже назадъ задуманномъ императрицею, рѣшенъ безповоротно. Всѣ интересы придворныхъ вращались теперь около предстоящаго брачнаго торжества и ожидаемыхъ съ нимъ всевозможныхъ празднествъ. На ту же тему бесѣдовали межъ собой и два молодыхъ камеръ-юнкера цесаревны Елисаветы Петровны, братья Шуваловы, сидя y себя дома подъ вечеръ за ломбернымъ столомъ.

Карточная игра, преимущественно азартная — въ банкъ-"фараонъ", въ «бириби», въ «ла-мушъ» и въ «квинтичъ» (отъ французскаго названія "quine") въ ту пору при нашемъ Дворѣ процвѣтала. Какъ только выдавался свободный вечеръ, ломберные столы разставлялись поперемѣнно то въ собственныхъ покояхъ императрицы, то y герцога курляндскаго, то y его добраго пріятеля, второго кабинетъ-министра, графа Остермана. Въ "русскомъ лагерѣ" карты составляли также самое обыденное развлеченіе. Главный столпъ русской партіи, первый кабинетъ-министръ Волынскій, за массою государственныхъ дѣлъ, рѣже другихъ увлекался игрой. Сама же цесаревна играла очень охотно, и ея придворная молодежь питала ту же слабость. Если почему-либо въ елисаветинскомъ дворцѣ не устраивалось игры, то зеленый столъ открывался вѣрно y кого-нибудь изъ ея сторонниковъ.