Биохакер - Страница 7

– У него дела.

Майк закивал с понимающим видом.

– Я знаю. У него всегда дела. Очень важные. Он борется за свободу, нам помогает и вообще… Правда, он у меня классный?

Сиби от этого разговора становилось все хуже, до того плохо, что овсянка, и без того невкусная, встала в горле комом. К счастью, за второй, наружной дверью послышались шаги и голоса.

– Ой-ой, – сказал Майк, роняя ложку. – Это мама и Мартин.

– Давай я тебя обратно запру, – предложила Сиби. – А овсянку, скажу, сама съела.

– Ну уж нет!

Мальчишка метнулся через комнату, поднял доску в перегородке, быстро прополз в образовавшуюся дыру и исчез из виду. Очень вовремя, потому что наружная дверь распахнулась, впуская Сэми, большого человека, очень похожего на Батти, и маленькую женщину с пегими, собранными в тугой узел на затылке волосами. Наверное, это и была мама Майка. Глаза у нее оказались заплаканные и красные, и Сиби подумала, что Сэми врать не стала. Вообще, конечно, врать нехорошо, Сиби всегда и Колдуну говорила, что нехорошо врать… но, когда кто-то умирает, можно ведь и соврать? Или нельзя?

Совсем запутавшись, Сиби сползла с табурета. В кулаке ее все еще была зажата ложка с налипшей кашей.

– Так, – сказал Мартин, оглядывая комнату, а особенно приоткрытую дверь в кладовую. – Майки все-таки сбежал.

На Сиби он совершенно не обратил внимания, и это девочку немного обидело. Шмыгнув носом, она заявила:

– А за шестиногих цыплят в кладовую не сажают.

Мартин, Сэми и мама Майка обернулись к ней. Сэми тут же нахмурилась, но Сиби кое-что успела заметить. Глаза и остальное лицо у Сэми больше не были мертвыми. Усталыми и даже злыми, но не мертвыми.

– Ты почему повязку сняла? – грозно спросила больше-не-мертвая Сэми.

– Неудобно. Жмется.

– У тебя сотрясение. Тебе лежать надо. А ну-ка марш в кровать.

– У меня черепно-мозговая контузия, – гордо возразила Сиби. – И я не хочу лежать. Я должна передать Мартину очень важное…

Ту плоскую черную коробочку, которую ей дал Колдун. Сиби запихнула ее в карман рубашки Колдуна. В доме Сэми была другая одежда, и Сиби даже взяла штаны – очень широкие и длинные, пришлось их закатать и перетянуть поясом, – но с рубашкой Колдуна не рассталась. Так в ней и шла. И очень хорошо, что коробочка была в рубашке, потому что рюкзак они бросили.

Сиби полезла в карман и испуганно ойкнула. Коробочки не было.

– Ты это ищешь?

Мартин вытянул руку. На его ладони лежала коробочка. Сиби облегченно выдохнула и даже сказала:

– Уфф!

Подвести Колдуна было бы просто ужасно.

Сэми перевела взгляд с Мартина на Сиби и обратно.

– Извини, девочка. Я слышала, как ты повторяешь, что тебе велел Колдун. Поэтому взяла наладонник.

– Это ничего, – великодушно сказала Сиби. – Пожалуйста.

Конечно, Сиби самой бы хотелось выполнить задание, чтобы еще больше гордиться и с гордостью рассказать об этом Колдуну, но так тоже ничего.

– Еще ты говорила, что Батти умер. Это правда?

Сиби оглянулась на женщину с пегими волосами. Та смотрела нетерпеливо и жадно, и Сиби почему-то поняла, что ей врать не стоит.

– Да. Он умер. Его убил человек-волк. Сначала, когда был еще человеком, стрелял, а потом, когда стал волком, порвал ему горло.

Сиби показала, где была рана. Глаза маленькой женщины расширились. Она повернулась к Сэми. У той выражение стало мрачнее тучи.

– Человек-волк? – спросила мама Майка. – Девочка сочиняет?

Сэми поморщилась, будто съела очень кислую ягоду.

– К сожалению, нет. Я видела человека-волка собственными глазами.

Сиби ожидала, что та добавит: «И очень храбро застрелила его из винтовки», но Сэми ничего такого не сказала. Вместо этого она подошла к Сиби. Села на корточки, положила руки ей на плечи и, глядя в лицо, с нажимом произнесла:

– Девочка, я прошу тебя – пока не говори Майку о том, что знаешь. Он не должен думать, что его отец мертв.

– Я не девочка, а Сиби, – огрызнулась Сиби. – И я не глупая. Я ему ничего не сказала.

«А ты вообще была как мертвая, и говорила с невидимыми людьми, поэтому не объясняй, что мне делать и что не делать», – мысленно продолжила она.

Сэми этого продолжения не услышала. Она рассеянно провела рукой по лбу Сиби и сказала:

– Пойдем, я тебя осмотрю.

Сиби взъярилась окончательно.

– Не надо меня осматривать! И вообще… не надо. Я тебя привела к Мартину. Коробочка у него. А теперь я пойду искать Колдуна. Если бы не ты, я бы сразу пошла его искать! Если бы не ты, его, может, совсем бы не забрали!

Извернувшись, она сбросила ладони Сэми, подбежала к двери и выскочила за порог. И чуть не наткнулась на Майка. Тот стоял под окном и подслушивал. Глаза у него были как блюдца. Очень большие, очень голубые. Очень красивые блюдца, совсем как те, из супермаркета в Барри, синие с белой каемкой.

Сиби поняла, что он все слышал, и поняла, что должна что-то сказать. Она шагнула к Майку. Увидев ее, мальчишка попятился и во весь голос крикнул:

– Не подходи!

Развернувшись, он помчался вниз по улице, между двумя рядами одинаковых серых бараков. Из-под его ботинок во все стороны летел смешанный с грязью снег.

Саманта Морган проснулась и села на постели, дрожа и задыхаясь. В окно светила полная луна. Издалека несся тоскливый вой – это стая канивров оплакивала ускользнувшую добычу. На мгновение Саманте почудилось, что надо вскочить и снова бежать, но тут до нее донеслось спокойное дыхание трех спящих людей. Один свернулся клубком на соседней койке, целиком спрятавшись под одеялом. Еще двое лежали на полу: два темных силуэта, покороче и подлиннее. Луна освещала их расслабленные лица. Никто не гнался за Самантой, никто, кроме обрывков дурного сна.

Этот сон длился с того момента, как она выглянула в окно своего дома и увидела волка, терзавшего ее сына. Два винтовочных выстрела оборвали борьбу, но не сон. Во сне была девочка с черными большими глазами, упрямо тащившая ее куда-то и твердившая о каком-то Мартине и каком-то Колдуне. Во сне была река и злой заснеженный лес, но все это оставалось где-то на периферии зрения, потому что главными персонажами сна были трое. Ее мертвый сын, Алекс с двумя пулевыми отверстиями в спине и некто третий, смотревший сверху насмешливо – как смотрел давным-давно сквозь разноцветные витражи собора.

Трое безмолвствовали, поэтому ей пришлось говорить за них. За сына она молчала – он и при жизни не сказал ни слова, но от его присутствия всегда становилось хорошо и спокойно. Он умел изъясняться без помощи языка, он говорил не только с ней, но и со свирепой, наполненной монстрами чащей, – и монстры переставали быть монстрами, и чаща делалась прозрачной и светлой обителью. С Алексом и с третьим приходилось спорить: жалкий спор, потому что оппоненты не удостаивали ее возражениями. Алекс просто смотрел бледно-голубыми глазами, холодными, как небо, с которого бессловесно улыбался третий. Потом оборачивался спиной и уходил, и на спине его алели две жуткие раны. Тогда третий беззвучно смеялся, и Саманте приходилось затыкать уши, но даже с заткнутыми ушами женщина слышала смех.

Так продолжалось три дня – вплоть до прошлого вечера, до того момента, когда из лесу показались псы. Если бы Саманта была одна, она просто легла бы на снег и позволила пытке закончиться. Однако с ней рядом оказалось другое живое существо, маленькое и загнанное. Следовало его защитить, а потом уже думать о себе. Девочка помогла Саманте вырваться из сна – но, как выяснилось этой ночью, не окончательно. То ли от удара и последовавшей контузии, то ли оттого, что все силы ушли на бег, сон застал ее беззащитной и поглотил без остатка.

На этот раз в нем не было третьего. Вместо третьего наверху катилось багровое, валящееся за дальний лес солнце. До леса тянулся галечный пляж. Галька сверкала, как слюда, и скрипела под ногами Саманты. Те, что шли по обе стороны от женщины, шагали бесшумно. Справа шел ее сын, и горло его было разорвано, а из раны непрерывно струилась темная кровь. Слева вышагивал Алекс. И в этом сне он не молчал. Напротив, говорил так много, что Саманта уже начала сомневаться, действительно ли видит сон.