Библия в СМСках - Страница 4

– Какая прелесть!!! Как его зовут?

– Сейчас… сейчас прочту… Уолтер.

Большая коробка появилась возле дивана после завтрака. Стас маялся на кухне, вяло болтая ногами и переваривая во рту комок хлеба, отставший от успевшего проглотиться сыра, и видел, как двери стали шуметь ключом и поворачиваться.

– Мама!

– Нет, Стасик, мама потом придет. Мама в больнице, болеет мама…

Что она потом и потом? Болеет и болеет?

Бабушка всхлипнула. В дверь вошли двое: брат и коробка.

– Аз, два, – сосчитал их Стас.

– Сейчас еще одну принесу! – крикнул брат и хлопнул дверью.

– Да не тащи такие большие-то! Куда их! – крикнула вдогон бабушка, вытирая глаза.

Бабушка плохая, не веселая. Все время плачет. Скорей бы она уехала одна! Стас вылез из-за стола и пошел смотреть на коробку, которую брат успел затащить в комнату. А хлеб он по дороге выплюнул в пакет с картофельными очистками, который нехорошая чужая бабушка оставила на полу. Вот вернется мама, тогда будет бабушке в угол!

В комнате уже стояло несколько набитых куртками, и брюками, и зимним свитером с оленями, и новыми фломастерами, и в оленьем свитере блюдом, и перетянутых скотчем коробок. Вчера Стасик помогал брату и бабушке складывать фломастеры, а про свитер и блюдо тоже увидел, вот…

Новая коробка была от телевизора. Это Стас знал наверняка, потому что бабушка тоже зашла посмотреть на коробку и сразу сказала:

– От телевизора. И куда она нам в плацкарт? Мы ж только одежду пока и ценности, эх…

– Га-ать? – спросил Стас.

Бабушка не поняла. Плохая бабушка! Сложные слова говорит, а простые – не понимает. Раз не поняла, Стас спросил подробнее:

– Га-ать очешь?

Бабушка опять не поняла. Какие они, взрослые, глупые!

Вместо ответа бабушка сказала:

– Мы большую коробку тут оставим, сложим в нее ненужные вещи. А всё, что нам нужно, возьмем с собой.

– Всё-о? – спросил Стас.

– Ну да, всё что нужно. Всё что нужно – возьмем.

– Хо-ошо! – удовлетворенно согласился Стас, потом подумал, заглянул в коробку от телевизора и еще спросил: – Стасика возьмем?

Бабушка уже знала, что ребенок постоянно говорит о себе как о постороннем. Она поняла и душно окружила его руками и животом:

– Ну конечно возьмём! Куда же мы без Стасика! Стасик у нас самый главный!

Стасик вывинтился из бабушки и кивнул:

– Хоошо!

Бабушка встала и открыла шкаф – то отделение, из которого уже упаковали олений свитер. И стала там копаться. А Стас еще раз заглянул в коробку и спросил:

– В кообке?

– Да? Что в коробке? – не поняла бабушка. – Там что, грязь в коробке? Да? Ну не лазь туда. Не лазь. Играй иди в чистые игрушки. Я ее выброшу. Потом.

– Нет! – закричал Стасик. – Въ-ёшь! Въ-ёшь!!!

Он бросился стучать кулаками по бабушкиному животу, но живот был мягкий, и стучать по нему, чтобы достучаться, не получалось. Тогда Стас от бессилия упал на пол и зарыдал.

Как можно выбросить коробку со Стасиком, которого должны возьмём в коробке? Сначала говорит: возьмем в коробке. А потом говорит: выброшу! Врет! Врет бабушка! Она коробки с фломастерами возьмет, а Стасика – нет! Нет! Нет!

– Нет! – орал Стасик. – Нет!!!

Как же это: быть выброшенным в мусор вместе с коробкой? Как его тогда мама найдет в мусоре, когда кончит болеть из больницы?

– Не-е-ет!!! Не-и’-и’-а-ет!

– Ни фигасе тут у вас концерт! – присвистнул Салим, протиснув в комнату вторую коробку и обнаружив возле первой обессилевшую бабушку и почти обессилевшего Стаса, пинающего ногами попеременно то коробку, то бабушку.

– А ну кончай орать! – рявкнул Салим. – А то точно по мозгам получишь!

Стас заткнулся. Судя по силе рявка, брат не врал. Конечно, сразу полностью заткнуться Стас не смог, но у детских истерик тормозной путь бывает очень короткий. Еще секунд тридцать малыш судорожно открывал рот, вдыхая воздух порцию за порцией. Но орать уже не орал.

А потом он и совсем угомонился. И даже повеселел. Потому что ненужную коробку от телевизора, точнее то, что от нее осталось после усиленного ного-пинания, Салим вдруг взял и превратил в домик с окном.

Длина домика получилась два локтя с половиною. Ширина и высота – всего полтора локтя. Но ничего, Стасик на корточках поместился. И даже любимый Ёля поместился, куда ж без Ёли?

– Ух ты, какой до-омик! – сказала бабушка. – Вот это домик! И Стасик там словно ангелочек, словно ангелочек. Ну чисто херувим!

– Ты чо при ребенке матом? – обалдел Салим.

– Матом? Это ты про херувим? – не поняла бабушка.

– Ну…

– Так Санечка, это ж ровно то, что ангел. Одно. Херувим – он старший ангел. Ты любого попа спроси.

– Вот еще! Глупости!

– Не глупости, – всхлипнула бабушка. – Не глупости. А ребятенок, особенно убогонький – он истинно херувим. Его Господь в обиду не даст. И мы его защищать должны. Радовать. Вот ты его домиком радуешь. А мамка ваша небось сейчас на вас сверху на двоих на вас сейчас радуется-то…

И бабушка расплакалась. Салим встал на колени спиной к бабушке и спиной к брату и стал вырезать ставни – фигурно, ажурно, криво и очень долго. Как же его бесила эта дура-бабка, со своей манерой повторять слова в предложении по нескольку раз! Салим знал, что скоро, очень скоро он сбежит от всех в Москву. Но сейчас, конкретно сейчас он сбежать не мог. Конкретно сейчас он мог только чтоб его лица никто не видел. Минуты три.

Бабушка тоже взяла себя в руки и успокоилась. И не стала говорить про сигареты, которые нашла утром в кармане Саниной куртки. А проявила мудрость, посмотрела на картонные ставни, улыбнулась и сказала:

– Ох, красота!

Салим знал, что бабка врет, и ставни получились так себе. Ну ладно, ладно, не так себе, а очень даже вполне. Но основная красота ожидалась впереди. То есть впереди во времени и с боков в пространстве. Салим взял Стасикины краски и нарисовал с обоих боков от окна, на стенах, поверх значков с бокалами и надписей «не кантовать» двух желтых херувимов. Желтой краски на них не хватило, и один из-за этого стал желто-зеленый, а второй, который с банкой кока-колы в руках, – желто-оранжевый. И хотя херувимы были похожи на херувим знает что, все-таки у них были крылья, и покрывали они своими распростертыми крыльями крышу Стасикиного домика, и лицами своими они были обращены друг к другу; к крыше домика были лица херувимов, не похожих на херувимов.

Бабушка должна была опять улыбнуться, но она почему-то опять заплакала, и поэтому Стасик неуверенно уточнил, не вылезая наружу:

– Хо-ошо?

– Хорошо, – сдул со лба волосы Салим. – Очень хорошо. А будет всё еще лучше. Будет – просто зашибись! Даже не сомневайся.