Библия и меч. Англия и Палестина от бронзового века до Бальфура - Страница 10

Далее история повторялась с монотонной регулярностью. В 1051 г. Свен вновь был объявлен вне закона за какой-то проступок, о котором хронист не упоминает. На сей раз, по всей очевидности, с семьи было довольно, и то ли чтобы на долгое время выдворить его из страны, то ли чтобы дать ему возможность в последний раз заслужить прощение, его каким-то образом убедили отправиться в 1053 г. в Иерусалим.

Сам по себе эрл Свен не стоил бы особого упоминания, не будь он первым отмеченным в хрониках паломником того типа, который чересчур часто будет встречаться в период Крестовых походов. Свен – преступник, вступивший в ряды паломников, чтобы избежать тюремного заключения или казни, как много позднее преступники будут вступать в Иностранный легион. Получив при отправлении в путь благословение церкви и крест, который следовало нашить на плащ, паломник путешествовал под защитой церкви, в результате чего оказывался недосягаем для светских властей – в точности так же, как беглец, попросивший убежища в церкви, был недоступен для всех преследователей. Более того, у церкви имелась прямо-таки таблица индульгенций, получить которые можно было за счет паломничества к святым местам. Согласно одному подсчету, в одном только Иерусалиме имелось 96 святых мест и еще 33 в Храме Гроба Господня, не говоря уже о многих сотнях в Вифлееме, Назарете, Галилее и других местностях. Два других излюбленных места паломничества – Рим и Сантьяго-де-Компостелла – ничего подобного предложить не могли. Прибавляя частичные индульгенции, даруемые в каждом из ряда святых мест (пять дней за посещение одного, сорок за посещение другого), паломник мог скостить ожидаемое пребывание в чистилище до самой малости, возможно, вообще избавиться от него. Или, если это был человек высокого положения, или явился с важным рекомендательным письмом, или сделал богатые пожертвования монашеским орденам, которые заправляли святыми местами, он мог обеспечить себе даже общее помилование, отменяющее всяческое наказание. Паломникам выдавались свидетельства, где приводился перечень мест, которые они посетили, и ритуалов, которые они там совершили. Уплатив некую сумму, они могли даже быть посвящены в рыцари Гроба Господня. Путешествие в Святую землю явно служило удобной лазейкой для человека, которому дома стало слишком жарко. Он не только мог на долгий срок найти убежище от закона и своих врагов, но и одновременно отбыть срок наказания, который иначе пришлось бы отбывать либо в этой, либо в загробной жизни. Такая система оказалась столь привлекательной для преступников, что множество головорезов и неудачников примешивались к благочестивым, искателям приключений или просто любопытным среди орд паломников.

Вскоре после паломничества сакса Свена власть в Англии перешла в 1066 г. в руки нормандских завоевателей, а пять лет спустя, в 1071 г. власть в Палестине перешла от Багдадского халифата к более новой ветви ислама, туркам-сельджукам. Сельджукское завоевание спровоцировало Первый крестовый поход; нормандское завоевание привело к участию Англии в том, что было по большей части континентальным проектом. На протяжении последовавших затем двух столетий Крестовых походов поток путников между Англией и Палестиной, разумеется, не иссякал, но путевых заметок англичан той поры сохранилось очень мало. Среди уцелевших – дневник Сивульфа, состоятельного купца, склонного к приступам благочестия между периодами потакания мирским соблазнам. Одним из первых он отравился в 1102 г. в паломничество в Иерусалим. Всего три года прошло с тех пор, как Иерусалим был взят воинами Первого крестового похода, и Латино-Иерусалимское королевство, которое они тут создали, переживало расцвет своего могущества. Впервые за пятьсот лет святые места находились в руках христиан. Открывались новые возможности торговли и коммерции. Честолюбивые аристократы мечтали о новых фьефах, которые можно отвоевать у неверных при помощи меча и горстки рыцарей. Сивульф отмечает, как толпы путников, стремящихся в Палестину, будь то благородные или бедные, лица духовные или миряне, истинные паломники или искатели приключений, «отправляются с отрядами отчаянных мародеров… грабя и опустошая все на своем пути».

По прибытии Сивульф едва избежал смерти в ужасном шторме, который выбросил на берег его корабль всего через несколько часов после того, как он сошел в Яффе. Он оставил пугающий рассказ о налетающих друг на друга, трещащих и разламывающихся кораблях в гавани, о воплях утопающих, о реве ветра, об ужасном зрелище того, как падающая мачта снесла человеку голову, и том, как наутро в воде плавали обломки двадцати трех судов, а берег был усеян тысячами трупов.

Далее следует описание полного опасностей пути к Иерусалиму через холмы, где поджидают в засаде в сарацины, чтобы наброситься на неосторожных путников, и где вдоль дорог валяется множество не похороненных трупов, «ведь на скалистой почве так мало земли, чтобы вырыть могилу». Это наводит на мысль о том, что Палестина уже начала страдать от эрозии почвы, привратившись при арабах из страны молока и меда в каменистое пастбище для коз.

Сивульф провел восемь месяцев в Иерусалиме и упоминаемых в Библии окрестных городках, начиная с Хеврона на юге, где осел и был похоронен Авраам, и до Иерихона, Назарета, Тиверии и Капернаума на севере. Как это было типично для многих средневековых путевых заметок, повествование Сивульфа незаметно переходит от того, что он видел лично, к слухам и фольклорным легендам, которые он слышал от местных проводников на каждой стоянке. Вычленить в его повествовании крупицы фактов непросто, но он ценен не столько тем, что рассказывает о Палестине, сколько тем, что приоткрывает дверь в сознание среднего туриста XII столетия. Знание истории и географии было тогда не самой сильной стороной. Мечеть Омара, которая была превращена в христианскую церковь и в тот период находилась на попечении католических монахов, Сивульф называет Храмом Соломона и наделяет целиком и полностью вымышленной историей, согласно которой церковь была восстановлена Адрианом или Ираклием, «а иные говорят, что Юстинианом» (Сивульф не слишком разборчив), и лишь походя упоминает о том, как и когда с этим местом оказался связан Магомет.

Сходным образом его описание вражеского флота, который он видел по пути домой, показывает, как происходящая у него на глазах история интерпретировалась с точки зрения истории древней, почерпнутой из Библии. «Внезапно показались двадцать шесть сарацинских кораблей, – пишет он. – [Это были] силы адмирала Тирского и Сидонского, которые везли армию в Вавилонию, чтобы помочь халдеям в войне против короля Иерусалимского». Можно подумать, Сивульф каким-то образом перенесся в VI в. до н. э., когда халдейские цари Древнего Вавилона воевали с Иерусалимом и пленили израилитов. Но, разумеется, король Иерусалимский, о котором писал Сивульф, это – король Латино-Иерусалимского королевства Балдуин I, а «Вавилония» – не древний город на берегу Евфрата, а Каир, называемый в то время Вавилоном. Сивульф прекрасно знал, где он находится, но населил его «халдеями», путая с городом из Библии, поскольку для него враги Иерусалима – те же самые, что пришли из другого Вавилона напасть на Иерусалим полторы тысячи лет назад. Сходным образом христиан под властью короля Балдуина Иерусалимского он идентифицирует с древними хозяевами города, народом Израиля.

Во время Третьего крестового похода Ричард Львиное Сердце призывал свои войска «восстановить королевство Израиль». Эта самоидентификация с древними, но никак не современными крестоносцам евреями воспринималась как само собой разумеющееся христианскими правителями, которые, видя себя наследниками Христа, считали, что они полноправные наследники Святой земли и что их долг, говоря словами Мандевилля, «завоевать наше законное наследство».

Вера в то, что Иерусалим является географическим центром земли, как послушно повторяет Сивульф, была еще одной, основанной на Библии, концепцией его эпохи¹².

«Так говорит Господь Бог: это Иерусалим! Я поставил его среди народов, и вокруг него – земли». Ко времени Сивульфа этот пассаж из Книги Иезекииля (5:5) и ему подобные наводнили переложения трудов античных географов, не страдавших от подобных недоразумений. Средневековые карты представляли совершенно новую визуализацию известного мира, в точной середине которого помещался Иерусалим. Со всех сторон землю окружал океан, а за его границами внешний край украшали странные животные, морские чудовища и восточные узоры, символизируя варварские страны, о которых географам известно было лишь, что они существуют.