Библиотека мировой литературы для детей (Том 30. Книга 2) - Страница 161
Пронзительный восторг открытий! Если кончится удивление перед миром — что тогда будет двигать нами?
Кабаний «духописный» мир определяет свиное брюхо. И боязнь за собственные окорока. И не нужен ему ни свет светляка, ни свет звезды. Ни запахи несъедобных цветов, ни краски золотой осени.
И все-таки поразителен этот запаховый кабаний мир!
Мы прячемся за кустами, камнями, деревьями — кабаны прячутся за ветер. Глаза подводят нас в сумерках или тумане; кабаний нос подводит кабана при изменчивом ветре: встречный ветер — и он «видит» носом, как в ясный день, ветер попутный — и он бредет, как в тумане. Кабан, уткнувшийся носом в землю, — все равно что гурман, уставившийся в свою тарелку. Чтобы дальше увидеть, мы поднимаемся на цыпочки, — кабан, чтобы дальше учуять, задирает голову вверх. Чем выше зверь, тем он дальше чует. Слоны чуют до полутора километров — они ведь и хобот вверх еще поднимают.
Мы при встрече «осматриваемся», кабаны — «обнюхиваются». Мы можем ввести в заблуждение, изменив свой облик: нацепив на себя ветки или вывернув наизнанку тулуп, вырядиться медведем. И кабан может стать оборотнем: как собака, выкатается на падали, натрется о смолистое дерево или вымажется в илу. Спрячет свой запах, заменит его другим. Лесные кабаны любят спать на муравейниках: кто знает, может, они так для волков «превращаются» в муравейники?
Нас можно обмануть подделкой: деревянным раскрашенным яблоком или картонным апельсином — кабан к ним и носа не повернет.
В мире запахов свои хитрости и законы. Если осьминог, обманывая акулу, выплескивает ей в глаза «чернила», которые, расплываясь, становятся похожими на него самого, — пока подслеповатая акула разглядит, где осьминог, а где его подражание, можно успеть спастись. Пахучие зверьки — хорьки, норки, горностаи, ласки — при нападении на них, скажем, лисы выбрызгивают мускус: пока лиса разнюхает, где зверек, а где только запах его, — тоже можно спастись.
А что за чуткость! Нам, глазастым, просто по рисунку следа определить, в какую сторону бежал зверь. А как это сделать носом? Собака поступает так: нюхает один за другим два или три отпечатка и по силе запаха — уменьшается или увеличивается? — узнает направление хода! Трудно даже представить, ведь для нас это все равно что на глаз определить, какой из трех отпечатков отпечатался на долю секунды раньше!
Для чуткого носа в лесу не бывает пусто. Там, где мы никого не видим, собака чувствует себя как на толкучке; для нее вокруг кипит жизнь. Правда, нам, горожанам, не стоит завидовать этому свойству, с таким носом нам в городе не прожить, нам пришлось бы постоянно его затыкать, как мы уже затыкаем уши…
Загадочный и таинственный мир. Умирающий зверь еще жив, а к нему уже спешат трупные мухи, звери-падальщики, жуки-могильщики. Почуяли запах смерти…
Мир животного узок. Каждый в своей ячейке, как личинки пчел в сотах. Благополучие каждого держится на нескольких определенных условиях — из всего бесконечного их разнообразия. Пусть погибнет весь мир — кроты даже и не заметят, если сохранится их подземелье с личинками и червяками.
Но если даже весь мир будет процветать, а в кротовых подземельях нарушится критический процент влажности — кротам конец.
Мир зверей уязвим. Стоит перегородить вот эту реку и отвести воду на полив полей — и сразу рухнет весь устоявшийся мир тростников. Потому что это не просто заросли тростников и не просто скопление диких животных, а именно мир, взаимообусловленный и взаимосвязанный, такой же неповторимый, как мир отдельной планеты. Планета «Тростник».
Посылая на другие планеты свои приборы, мы тщательно их обезвреживаем, чтобы ненароком не погубить чужую жизнь, не нанести ей вреда. Всегда ли так поступаем мы у себя на Земле?
Что бы сказали мы, если вдруг какая-то высшая цивилизация вздумала уничтожить жизнь на всех соседних планетах? Это бы не имело оправданий, было бы непонятно и дико. А вот исчезновение «планет-ландшафтов» пока еще мало волнует нас Ту же планету «Тростник» может походя спалить любой пастух и даже просто прохожий. Захотел — и поджег.
Мир животного узок. Одни из них видят только движение. Замри все на миг — и мир для них опустеет. Лягушки и жабы подохнут с голоду, если червяки и насекомые не будут двигаться. Сдохнут среди обилия. Исчезни зерна, которые голуби могут проглотить целиком, — и околеют все голуби. Ни одному голубю не придет в голову «мысль» прижать кусок лапой и расклевать, как это делают сотни других птиц.
Считают, что лягушка может увидеть неподвижный мир, если прыгнет сама. Нет ничего, прыгнула — и все возникло! Фантастика: мир, возникающий на прыжке! Прыжок — и ты в другом измерении. Полезный урок домоседам: прыгнете — и вам откроется мир! Берите пример с лягушки. Хоть будете знать, что кроме четырех стен бывает и что-то другое.
Фантастический мир. Подземелье, подводье, мир горных вершин. Планета «Тростник», планета «Пески», планета «Болото». А на планете «Болото» поразительное существо — лягушка. Она видит только то, что на планете движется. Планета невидимок. Они то появляются, то исчезают. Села птица и. исчезла! Только что порхал мотылек — и нет! Цапли не было, и вдруг она рядом — из ничего! В воздухе змеиная голова — нацеленные глаза, стиснутые граненые губы. Она летит, она уже рядом — и нет ничего! А где была — шевелится раздвоенный червячок. Лягушка прыгает на него и… попадает в змеиную пасть. Планета привидений. Кошмарный сон.
Возможно, все происходит и не так, никто ведь не видел мир глазами лягушки. Но, судя по ее поведению, все так и есть. И если мы хотим понять «братьев наших меньших», как привыкли мы их называть, то надо научиться видеть мир их глазами. И их глазами увидеть себя. Это очень важно — увидеть себя глазами других.
Тропа ведет в тростники. Видишь вперед шагов на десять, как в тумане идешь. И тревожно шумят метелки.
20 декабря.
Все время стараюсь найти турачей, красивых и редких птиц. И не покидает ощущение, что вижу их тут в последний раз. Конечно, когда-то спохватятся и постараются турачей сохранить. Запретят для начала охоту — но кто проверит запрет в этих крепях! Попробуют разводить в вольерах — но это будет уже курятник. Кормушки, решетки, теснота, толкотня. Такие турачи никому не нужны: разве что магазину да охотникам вместо мишеней. Когда чего-то становится много, это «что-то» сразу теряет цену — даже деньги! Мы развели в городах голубей, а теперь не знаем, что с ними делать. Для начала сняли знаки, охраняющие голубей от автомобилей…
Инкубаторская птица годна лишь на мясо. Рвется цепочка — животное и среда. Гибнет самое главное: естественность, нерукотворность. Нет тайны, нет загадки. И все не так.
Охотник часто приносит турачей, и я спешу их рассмотреть и измерить. У петушков клюв ото лба 20–24, плюсна 55,8—61,8, хвост 93—103, крыло 163,4—178,5 миллиметра.
Курочки почти такие же: клюв 20,8—22,8, плюсна 55,0—57,6, хвост 94,0—104,4, крыло 160–178 миллиметров.
На ногах у петушков небольшие шпорцы, у курочек на их месте чуть оттопыренные чешуйки. Встречаются турачи сейчас по одному, парочками, тройками. Ловко прячутся в густых зарослях, летать не любят. Как и фазаны, любят выходить на дороги, кабаньи тропы. Зимой особо скрытны и малозаметны, голоса не подают. Страшен для них глубокий снег и мороз. После суровых зим, бывает, во многих местах исчезают совсем: гибнут от голода или слабнут и попадают в зубы лисиц и шакалов, в когти ястребов и котов. Наверное, их зимой можно было бы подкармливать, как кое-где подкармливают фазанов и куропаток, но пока это не принято. А вот бить палками ослабевших принято. Тысячи лет назад мы впервые взяли палку в руку и до сих пор ею размахиваем.
При встречах стараюсь запомнить каждую мелочь. Вдруг исчезнут? Пусть хоть в памяти сохранятся.
21 декабря.
Сейчас хозяева тростника кабаны. А когда-то была и на них управа — тигры и волки. Сейчас тигров нет, а волков почти не осталось. Сейчас кабанам страшен лишь человек. Он один стоит всех волков и тигров. Когда-то появление волков и тигров говорило об обилии кабанов. Хищники ведь не могут жить там, где мало дичи. А вот охотники и там уживаются и доколачивают остатки. Появление в лесу охотников вовсе не означает, что развелось много дичи.