Библиотека фантастики и путешествий в пяти томах. Том 1 - Страница 47
5
Я очнулся, но долго не решался открыть глаза. Вокруг я слышал голоса каких-то людей. Они о чем-то горячо спорили. Это был деловой научный спор, содержание которого некоторое время не доходило до моего сознания. Только после того как в голове у меня немного прояснилось, я начал разбираться в смысле фраз.
– Генрих совершенно неправ. В конечном счёте импульсный код, который возбуждает нейроны волевых центров, не состоит из пятидесяти выбросов с равными промежутками и пятью скважностями между равными группами. Это было вчера совершенно точно показано на опытах с Никольсом.
– Ну, знаешь, твой Никольс не пример. Если хочешь, то кодирование возбуждения очень индивидуально. То, что возбуждает волевые центры у одного, может возбуждать совсем другое у другого. Например, электровозбуждение, которое доставляет Никольсу наслаждение, заставляет меня глохнуть. Когда я ему подвергаюсь, у меня такое ощущение, как будто в мои уши вставили две трубы и по ним вдувают в голову рёв самолётных моторов.
– Тем не менее ритм деятельности групп нейронов головного мозга у многих людей имеет много общего. Собственно, на этом и играет наш учитель.
– Играет, да не очень, - произнёс кто-то устало. - Пока что дальше математического анализа дело не пошло.
– Это вопрос времени. В данном случае косвенные опыты имеют большее значение, чем прямые. Никто не осмелится вставить тебе в мозг электрод, и смотреть, какие импульсы там двигаются, потому что это повредит мозг, а следовательно, и сами импульсы. Другое дело, если ты имеешь генератор, на котором можно в широких пределах менять импульсно-кодовую модуляцию. Это позволяет проводить эксперименты, совершенно не нарушая целостности мозга.
– Как сказать, - произнёс все тот же усталый голос. - Твоё заявление опровергает случай с Гориным и с Войдом. Первый умер через десять секунд после того, как его поместили в частотно-модулированное поле, где десять последовательных выбросов напряжённости следовали с частотой в семьсот герц при скважности в пять десятых секунды. Второй так орал от боли, что пришлось немедленно выключить генератор. Вы, ребята, забываете основное положение нейрокибернетики о том, что в сетях нейронов, которые существуют в человеческом организме, реализуется огромное количество петель. Двигающиеся по ним импульсы характеризуются специфической частотой и кодом. Стоит попасть в резонанс с любой из этих циркуляций, и контур может возбудиться до невероятного состояния. Если так можно выразиться, доктор тыкает вслепую. И то, что мы ещё живы, - это чистая случайность.
Я открыл глаза. Комната, где я находился, представляла собой подобие большой больничной палаты с койками, расположенными вдоль стен. Посредине стоял большой деревянный стол, заваленный объедками пищи, пустыми консервными банками, окурками, обрывками бумаги. Все это было освещено тусклым электрическим светом, Я приподнялся на локтях и осмотрелся вокруг. Разговор сразу стих.
– Где я нахожусь? - прошептал я, обводя взглядом лица уставившихся на меня людей.
Я услышал, как кто-то сзади меня прошептал:
– Новенький пришёл в себя…
– Где я нахожусь? - повторил я вопрос, обращаясь ко всем сразу.
– Разве вам это неизвестно? - спросил меня молодой человек, сидевший в нижнем бельё на койке справа. - Это фирма Крафтштудта, нашего творца и учителя.
– Творца и учителя? - промычал я, потирая лоб. - Какой же он учитель, если он в действительности военный преступник.
– Преступление - это относительное понятие. Все зависит от цели, ради которой действие совершается. Если цель благородна, всякое действие хорошо, - выпалил мой сосед справа.
Поражённый образчиком вульгарного макиавеллизма, я посмотрел на него с любопытством.
– Где это вы набрались такой мудрости, молодой человек? - спросил я, усаживаясь напротив его.
– Господин Крафтштудт наш творец и учитель, - вдруг наперебой стали повторять все присутствующие в комнате.
«Значит, я действительно попал в "Приют мудрецов", - с тоской подумал я.
– Н-да, ребята, плохи ваши дела, если вы так говорите, - сказал я, обводя всех взглядом.
– Бьюсь об заклад, что у новенького математика лежит в частотной полосе от девяноста до девяноста пяти герц! - воскликнул привставший со следующей койки тучный парень.
– А его боль может быть вызвана при частоте не более ста сорока герц равномерно ускоренного импульсного кода! - воскликнул другой.
– А спать его можно заставить кодовыми посылками по восемь импульсов в секунду с паузой в две секунды после каждой посылки!
– Уверен, что новенький будет ощущать голод при импульсном возбуждении с частотой сто три герца с логарифмическим ростом интенсивности импульсов!
Это самое худшее, что я мог себе представить.
Совершенно очевидно, все они были сумасшедшими. Меня поражало только одно обстоятельство: все они говорили об одном и том же: о каких-то кодах и каких-то импульсах, связывая их с моими ощущениями, с моим внутренним миром. Они обступили меня и, глядя мне прямо в глаза, выкрикивали какие-то цифры, упоминали о модуляциях и интенсивностях, предсказывая, как я буду вести себя «под генератором» и «между стенками» и какую мощность я буду потреблять.
Зная из литературы, что с сумасшедшими нужно соглашаться во всем, я решил не вступать с ними в спор, а разговаривать так, как если бы я был таким же, как и они. Поэтому как можно мягче я обратился к соседу, сидевшему на койке справа от меня. Он мне показался более нормальным, чем все остальные.
– Скажите, пожалуйста, о чем это вы все здесь толкуете? Я в этих делах совершеннейший профан. Какие-то коды, импульсы, нейроны, возбуждения. Это из какой области науки?
Вся комната задрожала от смеха. Хохот продолжался и тогда, когда я в негодовании встал и хотел на них прикрикнуть.
– Контур четырнадцатый. Частота восемьдесят пять герц! Возбуждение гнева! - крикнул кто-то, и смех стал ещё более гомерическим.
Тогда я уселся на свою койку и стал ждать, пока они успокоятся.
Первым пришёл в себя мой сосед справа. Он подошёл ко мне, сел рядом и посмотрел мне прямо в глаза.
– Значит, ты действительно ничего не знаешь?
– Честное слово, ничего не знаю. И ни слова не понимаю из того, что вы говорите.
– Честное слово?
– Честное слово.
– Ну ладно. Мы тебе верим, хотя это очень редкий случай. Дейнис, встань и расскажи новичку, зачем мы здесь находимся.
– Да, Дейнис, встань и расскажи ему. Пусть и он, как мы, будет счастливым.
– Счастливым? - удивился я. - Разве вы счастливы?
– Конечно, конечно! - закричали все. - Ведь мы постигли самих себя. Самое высокое наслаждение человека в том, что он познает самого себя.
– А разве до этого вы не знали самих себя? - удивился я.
– Конечно, нет. Люди не знают самих себя. Только те, кто знаком с нейрокибернетикой, только те знают себя.
– Слава нашему учителю! - крикнул кто-то.
– Слава нашему учителю! - автоматически повторили все.
Ко мне подошёл тот, которого называли Дейнисом. Он уселся на койке напротив меня и глухим, усталым голосом спросил:
– Какое образование ты имеешь?
– Я профессор физики.
– Знаешь ли ты биологию?
– Очень поверхностно.
– Психологию?
– Ещё хуже.
– Нейропсихологию?
– Не знаю совсем.
– Кибернетику?
– Смутно.
– Нейрокибернетику и общую теорию биологического регулирования?
– Ни малейшего представления.
В комнате послышался возглас удивления.
– Плохо, - глухо промычал Дейнис. - Он не поймёт.
– Да рассказывайте же! Я постараюсь понять.
– Он поймёт после первых двадцати сеансов генератора! - воскликнул кто-то.
– Я понял после пяти! - крикнул другой.
– Ещё лучше, если он два раза побудет между стенками.
– Все равно, Дейнис, рассказывайте, - настаивал я. Мне почему-то становилось жутко.