"Библиотечка военных приключений-2". Компиляция. Книги 1-22 (СИ) - Страница 5

Когда песчаный занос был ликвидирован, Хромов разрешил напиться и поесть. Борис от еды отказался и, хоть это было и не в первый раз на его глазах, с почтительным удивлением смотрел на Сатарова, который, поработав, не разомлел, от еды не устал — уписывал себе хлеб с вяленым мясом за обе щеки...

— Вот что значит местный житель! — Хромов также отметил завидную выносливость солдата. Подождав, пока тот закончит трапезу, он заключил: — Ну, поехали!

Ехали долго в молчании. От жары даже у Сатарова воспалились веки, потрескались губы. И, пожалуй, теперь бы старшина не остановил Нечитайлова, разрешил бы напиться... Даже больше: старшина поймал себя на мысли, что он разрешил бы задержаться, отдохнуть в тени.

Тень? Нигде ее нет ни клочка. Солнце в зените. И это лишь кажется, что песок — не песок, а озеро с прохладной водой...

— Вы знакомы, товарищи, с таким явлением, как мираж? — спросил Хромов и объяснил, что такое мираж.

Сатаров привел несколько примеров, когда мираж сбивал путников с направления, уводил в сторону от караванных троп...

«Все знает парень», — весь во власти какой-то сонной истомы, лениво думал Борис. Он слушал, молчал и вел машину просто по инерции — так его разморило.

И вдруг он впился взглядом вдаль, дернул Сатарова за рукав и воскликнул:

— А это как, по-твоему, не мираж?

На горизонте маячили два всадника.

Они пересекли дорогу, повидимому, не обращая внимания на приближающуюся машину или просто не заметив ее. Зато солдаты и старшина, никого за весь день не встретившие, с любопытством начали разглядывать их.

Всадники ехали стремя в стремя. Казалось, мирно беседовали. Уже можно было определить, что это мужчина и женщина. Он в белом костюме. Она в праздничном наряде: под солнцем переливался всеми цветами радуги шелк платья, сверкало шитье тюбетейки.

— Любезная парочка, — сказал Хромов.

— Разрешите тормознуть, товарищ старшина? А то ненароком помешаем, — ухмыльнулся Борис.

Нет, далеко не мирно беседовали эти случайно увиденные солдатами люди. Мужчина вдруг резко схватил за повод коня спутницы, попытался увлечь от дороги, — они ехали напролом по пескам. Женщина вырвала повод, повернула коня обратно... Руки мужчины вцепились в ее платье... Она стала вырываться.

— Гони! — крикнул Хромов Борису. — Надо помочь человеку.

— Что это? Может, местное явление? — растерянно спрашивал Борис у Сатарова.

Тот не замедлил с ответом. Полуприкрыв глаза тяжелыми темными веками, он спокойным тоном, будто рассказывая одну из своих бесчисленных сказок, произнес:

— В старое время так жен добывали. Увозили насильно. А теперь кому надо? Закон запрещает!

А мужчина тем временем стаскивал женщину с седла.

— Гони! — кричал Хромов.

Борис жал что называется на всю железку. Но ехать по дороге дальше не имело смысла. Пересекши ее, всадники удалились метров на триста в зыбучие пески. Лошади и те шли медленно, потому что увязали при каждом шаге.

— Товарищ старшина, — предостерег Сатаров, — машина потонет. Одной женщине поможем, втроем горе получим: десять дней тащить надо будет.

Борис отлично понимал, что Сатаров опять прав: сверни с дороги — и машина забуксует, засядет в песчаном разливе. Не будь старшины, который занял совершенно иную позицию, с неприсущей ему горячностью крича «гони», он, Борис, пожалуй, положился бы на заключение друга — не ехать, раз не проехать. Повздыхали бы вместе: «Какие случаи среди белого дня случаются. И закон запрещает, а молодец свое гнет: тащит себе невесту. Бескультурье!» — и поехали бы мимо — решайте, мол, сами свои дела, наше, мол, дело сторона.

А сейчас старшина приказывал — повертывай в эту сторону! И все силы ефрейтора Нечитайлова обратились на выполнение приказания. Причем в голове пронеслась первая критическая мысль по адресу товарища: «Ишь, поэтическая душа, счет повел: одна женщина — троим десять дней работы...»

Но машину нельзя было провести по пескам.

— Стой! — крикнул Хромов. — Мы к ним пешими доберемся.

Он открыл дверцу и еще на ходу машины спрыгнул, побежал к борющимся, толкущимся на месте всадникам. Борис, отпихнув замешкавшегося Сатарова, бросился за старшиной.

Двести, триста метров — разве это расстояние для здоровых, молодых людей! Но и Хромову, и Нечитайлову, бегущему за командиром след в след, каждый шаг давался с невероятным трудом. Ноги вязли в песке, будто кто схватывал сапог так, что хоть оставляй его или вытаскивай обеими руками за ушки. Горячий воздух вставал невидимой, но вполне осязаемой стеной — не пускал дальше.

А женщина уже кричала, звала на помощь. Старшина и ефрейтор рвались вперед изо всех сил. Пот катил градом у них по лицам, и было до такой степени жарко, что озноб охватывал тело.

Если б время позволяло, сибиряк Нечитайлов непременно бы вспомнил, как он однажды в полую воду бежал, спасаясь от разбушевавшейся реки. Ноги вязли в снежном месиве, хоть вытаскивай валенки руками, а тело распалилось, несмотря на ледяной ветер... Как сейчас: жара, а озноб — даже зубы стучат...

Однако предаваться воспоминаниям было решительно некогда.

Человек в белом, видя, что военные приближаются, что с женщиной ему не удается сладить, решился на крайнюю меру. Он начал ожесточенно настегивать лошадей. Конь его спутницы под первыми ударами присел, потом прыгнул, взвихрив песок. В сером вихре мелькнуло что-то яркое: ни старшина, ни Борис не разобрали — что. Они следили взглядом за неожиданно помчавшимися лошадьми. Очевидно, те вырвались на твердую почву такыра и теперь быстро удалялись, нахлестываемые человеком в белом.

А где же его спутница?!

— Товарищ старшина! — прокричал, задыхаясь, Борис. — Ее сбросило... Сбросило...

В опадающем песчаном вихре обозначилось яркое пятно — платье сбитой на землю женщины. Она не поднималась. Жива ли?

Но когда старшина, а вслед за ним Борис приблизились вплотную, то увидели, что женщина не только жива, но и, пожалуй, невредима. Она сидела на корточках, выбирала из песка, складывая в тюбетейку, небольшие разноцветные камешки и была вся поглощена этим занятием.

— Хоть бы ты объяснила, красавица, что произошло?! — воскликнул озадаченный Борис. Он почитал себя и командира в некотором роде спасителями, а спасенная уделяла им ноль внимания — даже обидно!..

Женщина выпрямилась, повернулась и оказалась действительно красавицей, причем очень молоденькой: под тонкими гордыми бровями сияли два черных глаза, свежие губы могли поспорить с вишневым атласом тюбетейки, а зубы — с жемчугом ее узора. Ни растрепанные волосы, ни пыль, осевшая на влажный лоб и щеки, не портили прекрасного лица.

— Ну и ну! — присвистнул Борис и попятился.

— Что произошло? — повторил старшина вопрос, поведя рукой широко вокруг.

Всадник с лошадьми уже скрылся за барханом на горизонте. Солнце попрежнему палило пустынную, безмолвную равнину. И старшине даже на миг почудилось, что, может, ничего и не произошло.

Но женщина заговорила горячо и быстро. Наверное, рассказать ей надо было о многом. Она произнесла, сопровождая мимическими объяснениями, целую речь, из которой, хоть в ней и попадались отдельные знакомые слова, военные ровно ничего не поняли.

А Сатаров все еще продолжал лениво бежать к месту происшествия.

— Пойдем к машине, Борис, — сказал Хромов. — Здесь уже делать больше нечего.

— А как насчет камешков? Может, гражданочка их не все собрала? — откликнулся Нечитайлов, кладя в тюбетейку к другим таким же поднятый им полупрозрачный, будто молоком облитый, осколок.

Ни он, ни старшина не подозревали, что это и есть флюорит, не подозревали, что они сами стали участниками события, где быль чудесным образом переплеталась со старой сказкой.

Девушка прижала к груди, как сокровище, свою тюбетейку и закивала головой, показывая в сторону машины.

— Рядовой Сатаров, считайте, что вы опоздали в строй и заслужили наказание, — жестко сказал старшина доковылявшему наконец-то солдату.