Библиографические и журнальные известия - Страница 1

Самую свежую и интересную новость в современной русской литературе, без всякого сомнения, составляет теперь несколько новых и доселе неизвестных публике стихотворений покойного Лермонтова. Неожиданный случай доставил их нам в руки, и мы поспешили поделиться с нашими читателями высоким наслаждением этих, как будто бы замогильных звуков столь много обещавшей и столь безвременно замолкнувшей лиры. Нет нужды говорить и доказывать, что Лермонтов был великий поэт: в этом уже давно и единодушно согласились все, кто только не лишен здравого смысла и эстетического чувства. Блеск поэтического ореола загорелся над головою молодого поэта тотчас же со времени появления первых его опытов. Немного Лермонтов успел произвести, но это немногое тотчас же дало ему, во мнении общества, место подле Пушкина. Мало того: теперь уже спорят не о том, может ли имя Лермонтова упоминаться вместе с именем Пушкина, но о том: кто выше – Пушкин или Лермонтов. Подобный вопрос и подобный спор могут быть плодом самого смешного детства, если в них дело будет идти не об идеях, а об именах. Вообще сравнения одного великого поэта с другим чрезвычайно трудны; если же в них видно желание возвысить или уронить одного на счет другого, то они просто нелепы и пошлы. Однако ж злоупотребление какого-нибудь дела не должно унижать самого дела, и сравнение одного писателя с другим, делаемое с целию оценить верно и беспристрастно достоинства и недостатки каждого из них, с полным уважением к обоим, есть одна из важнейших задач здравой и основательной критики. Результатом такого сравнения никогда не может быть пошлое заключение, что Пушкин никуда не годится, потому что Лермонтов хорош, или что Лермонтов никуда не годится, потому что Пушкин хорош. Нет, результатом такого сравнения может быть только объяснение, в чем именно заключается и великая и слабая сторона того и другого поэта, чем один из них и выше и ниже другого. Не время и не место распространяться здесь о таком важном вопросе, как сравнение Пушкина и Лермонтова; но мы считаем кстати сказать по этому поводу несколько слов, тем более что теперь другие толкуют об этом кстати и не кстати, вкривь и вкось.

Сравнение Пушкина с Лермонтовым особенно трудно по тому горестному обстоятельству, которое как будто бы сделалось неизбежною участью наших великих поэтов: мы разумеем безвременный конец их поприща, вследствие которого нельзя судить о них, как о поэтах вполне развившихся и определившихся. Это особенно относится к Лермонтову. Посмертные сочинения Пушкина – лучшие, художественнейшие его создания – ясно обнаруживают вполне установившееся направление его. Они не совсем безосновательно были приняты публикою холодно. В объяснении противоречия, почему лучшие и художественнейшие создания Пушкина небезосновательно приняты были публикою холодно, заключается объяснение тайны поэзии Пушкина и значения его как поэта. Пушкин – это художник по преимуществу. Его назначение было – осуществить на Руси идею поэзии как искусства. Нам скажут: неужели же до Пушкина не было на Руси ни поэзии, ни поэтов; и неужели поэзия Пушкина не имеет никакой связи с поэзиею предшествовавших ему поэтов; неужели она не развилась исторически, а словно с неба спустилась к нам? На такой вопрос, имеющий всю внешность истины и совершенно ложный в сущности, мы ответим вопросом же, только истинным и извне и изнутри: неужели до греков не было на земле искусства, и поэзия индусов, изваяния египтян не заслуживают никакого внимания как произведения искусства? Нет, они составляют один из интереснейших предметов изучения для эстетики, археологии и истории изящного; а между тем искусство как искусство в полном, пышном и благоуханном цвете своего развития явилось только у греков, и, в этом смысле, после греков ни один народ доселе не имел такого искусства. И все-таки это нисколько не противоречит той исторической истине, что искусство греков было подготовлено искусством других, предшествовавших им на поприще развития народов. Таким же точно образом, не лишая заслуженной славы предшествовавших Пушкину поэтов, не отрицая их влияния на него, вполне признавая, что без них не было бы и его, можно утверждать, что поэзия как искусство, как это, а не что-нибудь другое, явилась на Руси только с Пушкиным и через Пушкина. Для такого подвига нужна была натура до того артистическая, до того художественная, что она и могла быть только такою натурою, и ничем больше. Отсюда проистекают и великие достоинства и великие недостатки поэзии Пушкина. И эти недостатки не случайные, а тесно связанные с достоинствами, необходимо условливаются ими так же, как лицо необходимо условливает собою затылок: потому что у кого есть лицо, у того не может не быть затылка. Скажем сперва о достоинствах поэзии Пушкина, а потом уже о недостатках, необходимо вытекающих из самых этих достоинств. Пушкин первый сделал русский язык поэтическим, а поэзию русскою. Стих его неподражаемо художествен, пластичен, рельефен, упруго-мягок. В отношении к художественности и виртуозности поэтического стиха и поэтических образов, Пушкин может быть сравниваем с величайшими европейскими поэтами. Что бы ни говорили о стихе Жуковского (действительно превосходном), но между им и стихом Пушкина такое же (если еще не большее) расстояние, как между стихом Дмитриева (И. И.) и стихом Жуковского. Но еще не велика была бы заслуга Пушкина, если б достоинство стиха его было чисто внешнее, как, например, стиха г. Языкова и других; нет, стих Пушкина, полный мелодии и гармонии, силы и грации, упругости и нежности, металлической твердости и хрустальной прозрачности, был выражением поэтической его натуры: этот дивный человек был художником не только в стихе своем, но и в своем чувстве… Объяснимся. Чувство свойственно всякому человеку, но у каждого человека оно имеет свой характер. Есть люди, у которых самые возвышенные, самые благородные чувства имеют в себе что-то тяжелое, грубое; у других самые глубокие чувства имеют в себе что-то мягкое до слабости, и т. д. Преобладающий характер чувства Пушкина – художественная красота, виртуозность, если можно так выразиться, при гибкости и силе. Чувство Пушкина изящно само по себе, взятое отдельно от его выражения; и выражение его, по одному уже этому, не могло не быть изящно. Каждое стихотворение Пушкина может служить доказательством наших слов; но мы в особенности укажем на «Разлуку» («Для берегов отчизны дальней»). Подобно Гете, Пушкин есть поэт внутреннего мира души и, может быть, еще более, чем Гете, способен воспитать чувство человека, разработать и развить его, сделать его эстетически прекрасным. Если поэзия, взятая только как искусство, даже вне ее философского или нравственного значения, улучшает душу человека, то лучшее доказательство этому может представить собою поэзия Пушкина. – Это только лицевая сторона поэзии Пушкина: взгляните на нее с другой стороны, – и вас поразит ее объективность – качество, столь превозносимое не понимающими его настоящего значения людьми и столь близкое к нравственному индифферентизму, отсутствие одного преобладающего убеждения, а иногда даже устарелость во мнениях и странные предрассудки. Таков необходимо должен быть (особенно в наше время) всякий художник, который только художник (то есть вместе с тем не мыслитель, не глашатай какой-нибудь могучей думы времени). Он космополит в мире, явления которого, в глазах его, все равно прекрасны и равно интересны, как явления природы в глазах естествоиспытателя; он все любит и ни к чему не прилепляется; ничего не ненавидит, ничего не отрицает[1]. Поэтическая деятельность Пушкина удивляет своею случайностию в выборе предметов. Он пытается создать драму из русской истории до времен Петра Великого; делает из нее все, что может сделать гениальный поэт, – и если при всем этом ему удалось сделать не слишком много, то это уж не его вина. Подделка двух французов заставляет его взяться за народные песни Сербии, – и он создает ряд песен, дышащих всею роскошью дикой поэзии дикого народа[2]. В то же время он, по-своему, воссоздает идеал Дон Хуана – и производит драматическую поэму, исполненную первоклассных художественных красот. Не спрашивайте: какое отношение, какую связь имеют все эти произведения с русским обществом, с русскою действительностию? Несмотря на глубоко национальные мотивы поэзии Пушкина, эта поэзия исполнена духа космополитизма, именно потому, что она сознавала самое себя только как поэзию и чуждалась всяких интересов вне сферы искусства. И вот причина, почему русское общество вдруг охолодело к своему великому, своему дотоле любимому поэту, как скоро он достиг апофеозы своего художнического величия. Общество в этом случае и право и неправо: право – потому, что не всем же быть дилетантами и знатоками искусства; неправо – потому, что Пушкин не мог же в угоду ему изменить своего великого призвания – водворить поэзию как искусство в жизни русской. Призвание это заключалось в самой натуре Пушкина, и не его вина, если общество, подобно самому поэту, приняло временное брожение его молодой крови за выражение его натуры…