Беззвёздная дорога (СИ) - Страница 25

Он вспомнил, что на мгновение перед его глазами у подножья гор мелькнула паутина. Ремеслом пауков было развеществление сущего, и там, внизу, они были заняты своей работой.

Фингон пошёл вниз, под гору. Это было не легче, чем идти вверх, и заняло это больше времени, ибо усталость и отчаяние начали брать своё. Но он найдёт путь. Он должен. Он оглянулся на серую дорогу, стоя у сторожки над железными вратами. Там была верёвка. Ему даже показалось, что он видит иссохшее дерево со сломанным стволом: оно, как пьяное, склонилось над пропастью.

Обратно к подножью горы — обратно к рваному концу серой дороги. Фингон направился к воротам. В тот раз он не подходил к ним так близко. Чужие глаза были вокруг них и над ними — глаза, которые были назначены бдеть здесь с тех пор, как войско Финголфина затрубило в трубы, бросая вызов Морготу; глаза, созданные, чтобы видеть во тьме — и пусть Фингон был Отважным, но он не был безумен. Но теперь он шёл прямо к воротам. Как и тогда, ему показалось, что он чувствует, как из них исходит чёрное облако зла. Он направился прямо в них. Это было всё равно, что подставить лицо злому восточному ветру, что бил по льду Хелькараксэ. Этот холод жёг.

Но пауки из Пустоты у ворот побывали. Теперь их тут не было, но они соткали свои серые паутины вокруг всего входа в Ангбанд внизу, и паутина была столь тяжела, что с дюжину раз она сорвала с места железо. Тёмные дыры зияли, как пасти. Паутина была здесь так давно, что даже почти перестала быть липкой. Фингону пришлось выдернуть несколько прядей своих волос из неё, когда он пробирался через извилистую цепь ловушек в самом большом проходе, — но это было самое худшее.

И он стоял во вратах крепости зла, у входа в длинный зал, вырезанный поперёк структуры камня и постепенно спускавшийся вниз. Здесь не было абсолютно темно. То тут, то там висели светильники, горя в полутьме смолистым огнём. Когда глаза Фингона приспособились к освещению, он увидел, что от большого туннеля отходят много маленьких коридоров. Входы в них были неровными прорезями в скале, и глядеть на них было жутко. Он подумал о прекрасном Менегроте, который предания эльфов, ремесло гномов и мудрость Мелиан превратили в прекраснейшее жилище Средиземья. Это казалось чёрной пародией на него. В каждом месте, куда могла пробраться хоть тень изящества — даже по чистой случайности — злая воля строителей мешала этому. Они опускали потолки и углубляли полы, чтобы не было ни единого намёка на красоту.

Тут было совершенно пусто. Не было даже пауков, хотя некоторые коридоры поменьше были забиты паутиной. Фингон старался дышать неглубоко: воздух пах хуже, чем что бы то ни было, что он чувствовал в Пустоте до этого, даже хуже, чем зловонная жижа, поглотившая Сирион. Это была затхлая, гнилая вонь — вонь пауков. Если Морготу не хватало орков и балрогов, чтобы служили ему здесь — видимо, он нашёл им достойную замену. Фингон никогда не встречал более злого места.

Идти прямо вниз по основному, озарённому красным светом туннелю казалось опасным. Он продвигался мало-помалу, пока не дошёл до прохода, где не было паутины. Он был забран железными прутьями, но они были слишком далеко друг от друга, чтобы не пустить эльфа. Фингон проскользнул между ними, прямо в зловонную гробовую тьму.

Он шёл тихо и тайно, стараясь держаться подальше от паутины. Хотя коридоры Ангбанда были мерзостным лабиринтом, который множество раз отбрасывал его обратно к коридору, где он уже был, он всегда старался идти вниз и, наконец, ему удалось продвинуться вперёд. Он не видел ничего и никого — ни одного орка, ни балрога, ни вампира или волка; никаких драконов; никаких пауков. Не было и Моргота. И Маэдроса. Фингон всматривался в окна за железными решётками, в комнаты, мимо которых он проходил, и видел, что там, внутри, ужасные вещи — орудия пыток, оружие, гнусные машины — зачем они нужны, он не мог даже предположить. Но тут не было ничего живого. Всё было темно, и всё пахло гнилью, кроме алых, дымящихся факелов, которые иногда попадались ему. Они пахли дёгтем и горелым мясом; желудок Фингона переворачивался.

Вниз, вниз, всё вниз, через путаницу уродливых туннелей и ещё более уродливых пещер, иногда пробираясь через рваную кучу паутины, когда другого пути дальше не было; он пытался не обращать внимание на то, что он видел, и на то, как тут пахло. Здесь нет ничего, кроме зла — подумал Фингон. Затем он отогнал эту мысль.

Наконец, он пришёл в гигантскую пещеру, освещённую сверху шаром алого огня, дымившимся в железной чаше, которая свисала с величественного потолка. Справа от Фингона начинался огромный туннель, уходивший вниз, и он подумал, что это, верно, основной коридор, ведущий обратно к воротам. Слева от него была двойная дверь. Она была столь же высокой, как и сам зал, чёрной, как вечная тьма; на ней были вырезаны отвратительные образы, которые зло и лукаво плясали вокруг персонажа в центре — безликого исполина, увенчанного трезубчатым венцом. Но венец был слегка свёрнут набок, ибо дверь была чуть приоткрыта, и Повелитель, восседавший посреди чудовищного веселья, был разбит напополам: его раздвоила тьма. Казалось, что чернота будто клубами исходит из треснувшей двери. С ней — ещё сильнее, чем Фингон чувствовал где-либо ещё — исходило ощущение того самого жуткого зла, подобное отравленному облаку. Он чуть не задохнулся в нём.

Он решил, что знает, что там, за дверью. Это была дверь в тронный зал Моргота. Сюда, вверх по этому огромному коридору, он вышел давным-давно, влача свой молот Гронд, чтобы встретиться в поединке с Финголфином. Там, внизу, теперь должен скрываться Повелитель Тьмы. Однако если предания о Войне Гнева были правдивы, тогда на нём должна быть цепь, и ноги его должны быть перерублены под ним. Может быть, он ужасен — но он не выйдет вперёд снова, он выйти не сможет.

Рядом с огромной дверью в тронный зал был ещё один проход, поменьше; и там, в алом тумане, Фингону показалось, что он видит ступени лестницы. Он повернулся лицом к клубящемуся облаку зла и пошёл вперёд. Он — не Финголфин. Он здесь не для того, чтобы в отчаянии бросить вызов на битву, в которой он не сможет победить. Он здесь, чтобы найти Маэдроса; и если ему немного повезёт, то Моргот никогда и не узнает, что он приходил, покуда они уже не уйдут отсюда.

Лестница оказалась очень крутой и извивалась кругом и кругом очень долго. Паутина то тут, то там скользила по волосам и рукам Фингона: это не были могучие, как верёвки, паучьи нити, что в таком количестве висели над крепостью — это были тонко сотканные, шёлковые нитки. Они почти что не были липкими, и не было видно пауков, что соткали их. Фингон отодвигал их и продолжал спуск.

Наконец, он спустился в тёмную комнату, которая лежала глубоко в недрах того… что бы это ни было. Лишь один алый факел освещал зловонную тьму. Фингон не был в этом уверен, но он представил себе винтовую лестницу и огромный зал наверху; он подозревал, что теперь стоит прямо под тронным залом Моргота.

Охраны всё ещё не было видно. Но несомненно, он оказался в тюрьме.

Фингон прошёл вдоль длинного ряда камер, вырубленных в скале; все они были забраны решётками и заперты. Большинство из них были такими маленькими, что места хватило бы только для того, чтобы эльф мог встать; некоторые были ещё меньше. Это уже был не лабиринт. Намерение строителей здесь, очевидно, было совсем другим: они хотели, чтобы здесь было легко найти то, что ищешь. Над входом в каждую камеру был вырисован номер. В конце ряда коридор резко поворачивал и уходил в другую сторону, вдоль ещё одного ряда, такого же, как первый — только тут номера были другие.

Фингон прошёл и вдоль этого ряда — и следующего, и следующего… Он осмотрел каждый дюйм этого зловещего места. Он видел цепи и оковы, комнаты для допросов, сторожку, где всё ещё висело расписание обедов, прикреплённое к двери рядом с расписанием патрулей и чёрной сланцевой доской, на которой мелом было написано: ПРИКАЗЫ. Здесь никого не было.

Все камеры были пусты.