Беззвёздная дорога (СИ) - Страница 14

— Это наши леса! — сказал мальчик, который кричал «остановись». — Никто не может здесь пройти без нашего разрешения — и без разрешения короля.

Он очень старался казаться суровым, но было ясно, что он вот-вот расхохочется. Его брат прислонился к игрушечной «баррикаде» и хихикал, не в силах справиться с собой.

— Что тебе надо в Дориате?

— Дориат? .. — сказал Фингон.

И он оглянулся и увидел, что его действительно окружает прекрасный лес.

— Простите меня, — сказал он. — Я совсем не хотел проникать в вашу страну без разрешения. Но я — путешественник, и это моя дорога. — Он замолчал. — А могу я спросить, кто вы?

Эти дети были первыми (если не считать призрака Маэдроса), кто заговорил с ним непосредственно с тех пор, как он вышел из Пустоты. И они совсем не выглядели привидениями, как войско из Алквалондэ, или — как теперь подумал Фингон — как друзья и дружинники Маэдроса, которые приветствовали его в Химринге. Они казались такими же существами из плоти и крови, как он сам.

Его вопрос заставил обоих мальчиков от души расхохотаться, и затем тот, кто говорил с ним, подумав, сказал:

— Ясно же — мы Маблунг и Белег.

Фингон невольно улыбнулся. На Тол Эрессеа детей было не так много, и уже давно у него не было случая поговорить с одним из них.

— Великие герои синдар, — сказал он так серьёзно, как только мог; он встречался с обоими, ибо они присоединились к его войску во время Битвы Бессчётных слёз, и это, безусловно, были не они. — Но кто же из вас кто?

Этот вопрос, казалось, поставил ребят в тупик на мгновение. Тот, кто ещё не говорил с ним, фыркнул и сказал:

— Ну, наверное, я Белег, поскольку у меня есть друг, который всегда попадает в беду.

— Это не про меня! — оскорбленно воскликнул его брат.

— Как раз про тебя.

— Нет!

— Да!

И они тут же начали драться. Фингона это поразило: так поступали дети Людей из дома Хадора, но ни один ребёнок-эльф, которого он когда-либо видел, так бы не сделал. Потасовка длилась всего лишь несколько мгновений и была совсем не злой; потом они быстро вспомнили о присутствии Фингона и вернулись к охране своей лиственной ограды. Тот, кто разговаривал с Фингоном, вытянулся так высоко, как только мог, и сказал:

— Вот теперь ты знаешь, кто мы такие, но ты ещё не сказал нам, что у тебя за дело! Ты не можешь пройти, пока не скажешь!

— И кроме того, нам интересно, — сказал его брат.

Фингон засомневался.

— У меня есть один друг, — сказал он, — который попал в большую беду. Я ищу его, и мой путь привёл меня сюда. Могу ли я пройти?

— А как он попал в беду? Что он наделал? — сказал один из близнецов.

— Я думаю, он наделал много нехорошего, — ответил Фингон, — хотя большинство этого было не при мне. Но он всё равно мой друг.

Мальчики переглянулись. Они отодвинули средние ветки в своей маленькой баррикаде, чтобы получилось отверстие.

— Проходи! — воскликнул один из них, тот, кто говорил первым и более свободно. — И удачи тебе!

Но другой сказал:

— Ты должен быть осторожен. Белега ждал горький конец — так рассказывают истории.

— Но это только потому что Турин был проклят, — сказал его брат. Он взглянул на Фингона. — А твой друг проклят?

— Может быть, и так, — признал Фингон.

Вид у мальчика стал очень серьёзный.

— Тогда тебе понадобится очень много удачи, чтобы куда-нибудь добраться. Но ты можешь пойти туда. Если расскажешь нашему отцу, что ты ищешь, может быть, он тебе поможет. Наш отец весьма благороден.

— А кто ваш отец? — сказал Фингон, переступая через дыру в ветках.

— Диор Прекрасный! — гордо воскликнул мальчик. — Сын Лютиэн, наследник Тингола, потомок трёх рас; король Диор!

Последние слова эхом отозвались во тьме. Фингон быстро обернулся, но близнецы уже исчезли — и баррикада вместе с ними. Казалось, что высокие, стройные деревья всё ещё растут вдоль дороги, но среди них нависли тени, и в их ветвях было множество паутины.

***

Итак, Фингон шёл по широкой серой дороге через Дориат к мосту и вратам под скалистым холмом, и затем пришёл к обитаемым пещерам Менегрота. И он остановился, изумлённый, на пороге огромного зала. Когда его кузены из дома Финарфина говорили, что жилище Тингола и Мелиан прекрасно, он подумал, что оно прекрасно по-средиземски. Однако здесь, под холмом он узрел видение неомрачённого Валинора, сотворённое в шёлке и камне. Глядя на всё это, Фингон теперь понял, почему его кузина Галадриэль много лет не могла заставить себя уйти отсюда — хотя она была таким же ожесточённым врагом Моргота, как и все его родичи, и пришла в Средиземье, чтобы создать себе королевство.

— А мы-то называли вас всего лишь «серыми эльфами»! — выговорил он вслух. Нолдор создали множество прекрасных королевств в Белерианде, но несмотря на всё свою искусство и мощь, они не построили ничего подобного.

В дальнем конце зала на высоком помосте были два великих трона. Рядом с ними стоял величественный король. Корона его была сделана из слоновой кости, а украшена она была не драгоценными камнями, но зелёными лесными листьями, — словно бы сокровищ из простых камней было бы недостаточно, дабы почтить такое величие. Его волосы были длинными и тёмными, а глаза ярко сияли: он был молод, прекрасен и великолепен — Диор Элухиль, потомок трёх рас, достойный сын Берена и Лютиэн. Фингон едва не преклонился перед ним.

Тогда он понял, что король его не видит. Его яркие глаза следили за дверью в зал, и широкая дорога, на которой стоял Фингон, вела прямо к его ногам. Фингон обернулся и посмотрел назад. За ним по каменному залу в зловещем боевом строю шли шестеро. Пришли они с оружием и в броне, и отряд их родичей, подобных призрачным видениям, шествовали за ними, и лица их были бесстрастны. Они вошли в тронный зал — плечо Амраса прошло прямо через Фингона, как будто бы его не было здесь, — и остановились под спокойным взглядом Диора.

Взгляд Фингона метался между его кузенами и королём Дориата в недоумении и скорби. Диор был всего лишь серым эльфом и к тому же — сыном смертного человека, и он смотрел со своего тронного места на шестерых принцев высокого рода, рождённых в Валиноре под светом Дерев. Однако он был прекрасен — а они нет. На самом деле они сейчас казались больше похожими на представителей людского племени, чем Диор: ибо годы вырезали на их лицах складки скорби, и они были отмечены болью и печалью, и долгим отчаянием, гордостью, жестокостью и лицемерием, гневом давним и новым, и скорбью, которой не было конца. Свет ещё сиял в их глазах, но его стало гораздо меньше. И при том, что этот свет гас, пламя в глазах Маэдроса горело ещё ярче. В великой скорби смотрел на это Фингон; и это пламя было, как факел.

— Что привело шестерых бродяг в Менегрот в этот час — ведь никто не возвещал об их приходе и не приветствовал их? — сказал Диор. — Я не послал никакого ответа на ваше высокомерное письмо. Разве такого ответа вам не было достаточно?

— Неужто тёмный сын смертного племени осмеливается говорить так с князьями нолдор? — требовательно спросил Карантир.

— Когда я увижу князей, то буду говорить с ними по-хорошему, — сказал Диор. — Сейчас же меня окружила шайка грабителей — и к тому же грабители эти дурно воспитаны; я буду говорить с ними так, как они того заслуживают — и даже более снисходительно, чем они того заслуживают. Потомок Лютиэн кое-что ведает о сыновьях Феанора! Я знаю тебя и тебя, — сказал он, посмотрев сначала на Келегорма, и потом на Куруфина. — Вы всеми силами пытались повредить моей матери, и было бы справедливо, чтобы ни один из вас не вышел из Дориата живым. Но у вас ничего не получилось, а я милосерден. Так что я скажу вам всем: прочь!

Келегорм зарычал, а рука Куруфина схватилась за рукоять меча. Но тут заговорил Маэдрос — очень спокойно, и всё в зале замолкло при звуке его голоса. В нём была сила того, кто некогда тоже был королём.

— Диор, поскольку твой дед и мой дед были друзьями на берегах озера Куивиэнен, я скажу это снова, — сказал он. — Мы не хотим быть твоими врагами. Не позволяй гордости привести тебя к гибели. Верни же теперь законным владельцам то, что было похищено у вора, и мы уйдём с миром, и благословим твоё имя.