Безжалостный наследник (СИ) - Страница 36

Тишина висит между нами, как наковальня. Они знают, что я прав, как бы они ни пытались защитить нашего отца. Он не убил Олега, когда у него была возможность, и, в конце концов, Олег убил его. Просто потому, что он мог.

Даниил выругался себе под нос, нахмурив губы.

— Это означало бы полномасштабную войну с мафией, к которой, я не думаю, американские власти отнеслись бы слишком благосклонно. Папа не хотел войны. В конце концов, он просто хотел мира. Он устал, Андрей, устал от этой жизни. Сейчас мы заканчиваем работу.

— Он прав, брат. Прошлое есть прошлое. — Лео встает и подходит к грязному окну с видом на пустынные железнодорожные пути. — Единственное, что мы можем контролировать, — это то, что будет дальше. И это то, что нам нужно обсудить. — Лео бросает серьезный взгляд в мою сторону. — Говорят, что Олег собирает свои войска, привлекая союзников из России. Вскоре он вылезет из канализации, под которой прячется, и ходят слухи, что он захочет вернуть под свое командование своих доверенных людей. Я уверен, что Олег замышляет нам отомстить, особенно после сегодняшнего вечера. Пришло время отправить ему Джорджию обратно.

Пол проваливается подо мной. План всегда заключался в том, чтобы послать Джорджию помочь нам найти Киру, прежде чем убить Олега раз и навсегда. Я знал, что этот день приближается, но теперь, когда он стал реальностью, от этой мысли у меня в горле подступила желчь.

Я чувствую, как сильно сжимается моя челюсть.

— Что ты посоветуешь?

— Поговорить с ней. Ей нужно знать, что ее введут в игру в ближайшие несколько дней.

Мой брат пристально смотрит на меня. Они знают, что происходит с Джорджией; мы этого не скрывали. Последние две недели она была моей днем и ночью. Она просочилась в мою душу, зарылась глубоко в мое существо. Я никогда не просил об этой связи, об этой отчаянной потребности и желании, но я не могу позволить этому отвлечь меня от конечной цели.

В конце концов, я надеюсь, что она достаточно сильна, чтобы уйти от меня и этого темного мира. Она заслуживает свободы больше всего на свете.

Даниил наклоняет голову, его рот сжимается.

— Я знаю, что тебе нелегко, но ты знаешь не хуже нас, что это наш лучший шанс найти Киру. У нас есть идеальная пешка. Теперь нам нужно сыграть в эту игру.

— Не называй ее, блядь, пешкой. — Резкие слова вылетают из моих уст прежде, чем я успеваю одуматься. — Ради бога, может быть, на этот раз мы сможем подняться выше того, чего от нас ждут. — В загробном мире братьев Козловых ожидает адское пламя; мы делали вещи, видели вещи, совершали дела, от которых нет искупления. Но непреодолимое чувство владения Джорджией заставляет меня остановиться, когда дело доходит до того, чтобы предложить ее на блюде самому сатане. — Должен быть другой путь.

— Не для того, чтобы сделать все, что мы хотим. — Лео смотрит на меня. Оценивает. Взвешивает. — Если бы речь шла только о том, чтобы сжечь империю Олега дотла, мы бы сделали это без посторонней помощи. Но тут дело более тонкое. Нам нужен доступ, информация, которую может предоставить только человек изнутри.

Между нами колеблется нестабильная энергия, мое сердце замирает в горле. Она моя слабость. Я знаю это, и они это знают, но это не значит, что я должен поддаваться этому. Речь идет о том, чтобы узнать правду о смерти нашей матери и восстановить связь с семьей. Наша кровь.

— Нет ничего важнее, чем найти Киру, — напоминаю я себе. Ничего. Даже Джорджия.

— Я подготовлю Джорджию к вступлению в игру в течение следующих нескольких дней, — заверяю я их. Мой брат торжественно кивает, как будто они знают, чего мне это стоит, но они ни черта не знают, потому что отказ от Джорджии ощущается как огонь, горящий под моей кожей.

Андрей

Когда через несколько часов я возвращаюсь в поместье, встает солнце.

После ухода братьев я сидел в офисе и напивался до оцепенения, теперь у меня болит голова и конечности от беспокойной ночи. Несколько часов сна — это все, что я мог себе позволить, прежде чем придет время вернуться сюда и встретиться с Джорджией. Как и я, она знала, что этот день приближается, но от этого ей не стало легче. Мы не говорили об этом в последнее время, просто наслаждались тем, что были в объятиях друг друга, прежде чем реальный мир рухнет вокруг нас.

Я разыскал Джорджию в студии живописи. Она стоит ко мне спиной, пряди темных волос ниспадают ей на спину. Она наклоняет голову и сосредотачивается на холсте перед собой, маслянистом солнечном свете, льющемся через окно перед ней.

Застыв, я стою в дверях, наблюдая, как Джорджия проводит кистью по холсту, загипнотизированная каждым элегантным мазком и тем, как прекрасно сочетаются цвета на холсте. Она рисует кружащееся цветовое созвездие; это тату, которое она предложила мне сделать. Оно представляет Киру.

Она не оборачивается, чтобы поприветствовать меня, но знает, что я здесь.

— Что ты думаешь? — Голос у нее легкий и игривый.

— Идеально. — Я приближаюсь, проводя пальцем по шелковистой пряди ее волос.

Она откладывает кисть и поворачивается ко мне, в ее глазах мелькает уязвимость. Если я позволю себе, я пойду с ней туда, куда раньше ни с кем не ходил. Я потерял голову, но легко могу потерять сердце. И именно поэтому я должен отпустить ее сейчас. Единственным способом, которым я могу.

Я грубо хватаю ее за подбородок и наклоняю ее лицо к своему.

— Ты моя, Джорджия. Всегда помни об этом. Обещай мне, детка. Ты не забудешь, что принадлежишь мне.

Ее лицо опускается, и ее глаза ищут меня.

— Что это значит?

Я утыкаюсь лицом в ее шею и вдыхаю ее землистый запах, пока он не испарился слишком рано.

— Олег. — Мне не нужно больше ничего говорить. Она понимает.

— Я понимаю. — Теплый свет из окна подчеркивает стальной серый цвет ее глаз, когда она моргает. Дрожь в руке, держащей кисть, — единственный признак того, что эта новость так же тронула ее. Когда она говорит снова, ее голос ровный, лишенный эмоций. — Мы всегда знали, что этот день наступит.

Я тянусь к ней, но она отшатывается. Боль пронзает мою грудь, охватывая и сжимая легкие. Желание сократить дистанцию между нами, почувствовать ее присутствие рядом со мной почти непреодолимо, но она отгораживается от меня.

Она снова поворачивается к своей картине, продолжая работать с того места, на котором остановилась, как будто я только что не сбросил на ее колени ядерную бомбу.

— Не вымораживай меня.

Ее спина напрягается от резкости моего тона, но меня это не волнует. Я зол как черт. Не на Джорджию, а на все остальное, потому что сейчас все, кроме этого момента, находится вне моего контроля. Моя рука нащупывает ее пульс, большой палец нежно надавливает на эту тонкую точку. Она затаила дыхание, когда я встал над ней. Должно быть, мои глаза передают плотское направление моих мыслей, потому что по ее телу пробегает дрожь.

— Мне нужно преподать тебе урок? — Я стою над ней, запутываюсь одним грубым кулаком в ее волосах, откидываю шею назад, так что ее горло открывается мне. Я вдыхаю ее, повторяя слово, которое, возможно, никогда не выйдет из головы:

— Моя. Moya dusha.

Моя душа.

Ее глаза распахиваются и смотрят на меня, как будто она понимает, что я только что сказал. Но она этого не делает — она понимает интенсивность, стоящую за словами. Чувство. Что мне от нее нужно.

— Вставай. — Мой тон не оставляет места компромиссу. Когда она делает то, что я прошу, я отступаю. Мой взгляд скользит по ее телу, и ее соски выступают под тонким топом. Ее пульс бьется у основания горла, и меня переполняет потребность доминировать над ней.

— Раздевайся и встань лицом к стене.

— Андре… — я останавливаю ее, шлепая по ее красивой заднице.

— Не спорь, блядь, — рычу я, указывая на пустую стену в дальнем конце комнаты. — Руки над собой и не шевели ни единым мускулом. Я не буду нежным, krasotka.