Безжалостное небо(сб.) - Страница 9

Дождь все хлестал, видимость ухудшилась. Но когда Йенсен проезжал мимо высотных домов, ему показалось, что в одном из них горел свет. До района, где он жил, Йенсену оставалось не более трех километров, когда дорогу ему преградили несколько грузовиков, блокировавших шоссе.

На одном из них, что стоял в центре, висел лист фанеры с наспех намалеванным текстом:

Стрелка внизу показывала вправо.

Йенсен не сразу увидел преграду, но все же успел остановиться. Водитель, ехавший перед ним, не сумел этого сделать — и сейчас рядом с многотонными грузовиками валялись остатки разбитого автомобиля. Йенсен дал задний ход и свернул на шоссе 73. Миновав еще несколько указателей, направляющих автомобилистов к санитарной станции, он выехал на узкую дорогу, которая вела в сторону от шоссе 73.

Комиссар хорошо знал этот район, тем не менее ему потребовалось не меньше двух часов, чтобы обходными путями добраться до собственного дома. Из-за серой пелены мелкого дождя здания почти не было видно. Йенсен поставил машину на обычное место. Выходя, он прихватил с собой пистолет, электрический фонарик и путевой журнал, который находился в отделении под сиденьем водителя. После этого запер машину, достал из багажника саквояж и вошел в подъезд.

На лестнице было темно. Лифт не работал. В окнах также не было света. Кругом ни звука.

Йенсен включил фонарик и осмотрелся.

Все как обычно. За дверью квартиры лежали четыре конверта, очевидно опущенных в почтовый ящик. На двух из них адрес был напечатан, два надписаны от руки.

Едва он наклонился, чтобы поднять конверты, как фонарик погас. Йенсен несколько раз потряс его, но свет не зажегся. Другого фонарика под рукой не было.

Йенсен взглянул на фосфоресцирующий циферблат часов. Пять минут первого. Итак, с момента получения задания пошли вторые сутки.

В квартире было темно, хоть глаз выколи. Йенсен ощупью добрался до кровати, снял шляпу, плащ, пиджак, галстук и рубашку.

Он смертельно устал. Его путь к дому оказался очень трудным.

В комнате было холодно и сыро — неопровержимое свидетельство того, что отопление тоже было выключено.

Йенсен лег на спину и с головой закутался в одеяло. Затем, в надежде согреться, повернулся на бок и подтянул колени к груди.

Где-то послышалось завывание сирены.

Потом все стихло.

Он проснулся сразу, едва открыл глаза. Серый рассвет проник в комнату. Первое, о чем вспомнил Йенсен, был порванный плащ — лучшее, что у него было, — и что следует умыться. Он встал и направился в ванную. Воды не было. Однако в бачке оставалось немного — хватило на один раз.

Йенсен провел кончиками пальцев по подбородку и вздохнул — ничего не поделаешь, он пользовался только электрической бритвой.

Вернувшись в спальню, он сменил белье и носки. Вынул чистую белую рубашку. Одевался он быстро, но тщательно, причесался перед зеркалом.

Йенсен замерз и проголодался. Он вошел в кухню и открыл холодильник — пусто. Верно, три месяца назад он сам убрал все продукты из холодильника и поставил его на размораживание. Правда, в шкафу, за форменными фуражками лежали две бутылки водки, однако Йенсен не испытывал потребности в алкоголе. Он тщательно осмотрел кухонные шкафы и обнаружил в чулане банку меда. Это был единственный съедобный продукт, который ему удалось найти, и, так как пить, кроме водки, было нечего, Йенсену не оставалось ничего другого, как открыть одну из бутылок. Он съел около трети банки меда, запивая его водкой.

Почувствовав себя бодрее, он снова вернулся в спальню и из ящика письменного стола достал полевой бинокль. Встав у окна, он принялся внимательно осматривать местность. Дождь почти прекратился, но из-за тумана по-прежнему было плохо видно. Йенсен направил бинокль на дом напротив, отрегулировал резкость и начал не спеша осматривать окна ряд за рядом. С виду все выглядело как прежде, только ни в одном из окон не горел свет, и прошло немало времени, прежде чем Йенсену удалось заметить признаки жизни. Но вот в окне на седьмом этаже поднялась занавеска и показалось чье-то лицо. Это была женщина. В следующее мгновение рядом появилось лицо мужчины. Лица показались Йенсену бледными и какими-то странными. Возможно, это объяснялось расстоянием или плохим освещением. Через несколько секунд лица исчезли и больше не появлялись. Йенсен прикинул на глаз расположение квартиры и расстояние до нее от входной двери. Так, подъезд В, седьмой этаж, первая дверь налево.

Йенсен продолжал наблюдение и постепенно начал замечать ряд деталей, указывающих на то, что дом обитаем: едва заметные движения в глубине комнаты, тени на занавесках, отражения на стеклах окон. “Пожалуй, — подумал он, — примерно треть квартир заселена”.

Послышался слабый шум мотора, и Йенсен направил бинокль в сторону шоссе. Из города проехал автобус. Йенсен не заметил пассажиров, но туман лишил его возможности быть в этом уверенным до конца. Вплотную за автобусом шли две легковые машины белого цвета, судя по всему, “Скорая помощь”, с выключенными сиренами и синими огнями на крышах.

Йенсен положил бинокль на подоконник, подошел к кровати и взял плащ. Внимательно осмотрел рукав — вырван кусок сантиметров в двадцать, — сложил плащ и оставил его на столе в коридоре. Затем подошел к шкафу, выбрал другой плащ и повесил его на вешалку в коридоре. Подобрал конверты с написанным от руки адресом и положил их вместе с путевым журналом из полицейской машины на ночной столик возле кровати.

Только после этого он сел и принялся читать. Прежде всего путевой журнал. Он перелистал несколько страниц, пока не добрался до дня своего отъезда. Йенсен начал быстро просматривать страницу за страницей. Сначала все шло как обычно. Шестеро полицейских, пользовавшихся машиной, работали по двое в три смены. Каждый раз, сдавая дежурство, они подписывали записи своими служебными номерами. Эти же номера стояли на их полицейских бляхах, которые они были обязаны носить во время дежурства на левой стороне груди. У полицейских были следующие номера: 80, 315, 104, 405, 103 и 61. По заведенному раз и навсегда порядку смены были составлены таким образом, что менее опытный полицейский (у него был большой порядковый номер) работал с ветераном. Как правило, в журнале отмечались аресты за пьянство, автомобильные катастрофы, самоубийства и попытки к самоубийству.

Первую тревожную запись Йенсен обнаружил на странице, датированной 30 сентября. Полицейский под номером 80, дежуривший в интервале 16.00–24.00, сделал следующую запись:

Итак, без четырнадцати минут пять патруль был направлен на девятый километр южного шоссе для наблюдения за демонстрацией. Двое арестованных были доставлены в полицейский участок девятого района. В пять минут восьмого, то есть через два с лишним часа после тревоги, порядок был восстановлен, и патруль возвратился обратно.

Девятый километр находится неподалеку от центральной части города. То обстоятельство, что полицейская машина была вызвана туда из аэропорта, показалось Йенсену примечательным, и он начал внимательнее просматривать журнал. В первую неделю октября появились еще две аналогичные записи, затем они начали встречаться все чаще, в то время как аресты за пьянство неуклонно сокращались. Очевидно, у полиции не оставалось времени следить за алкоголиками. Случаи самоубийства, о которых в начале журнала упоминалось не реже двух — трех раз в неделю, в дальнейшем почти не попадались.

Йенсен заметил, что одновременно с резким изменением характера патрульной службы полицейские отказались от обычно принятых сокращений в своих записях, ограничиваясь короткими заметками, написанными почти открытым текстом. Записи стали торопливыми, неряшливыми и с каждым разом менее точными. На каждой странице попадались такие слова, как “беспорядки”, “мятежи”, “столкновения”. Очевидно, патруль ежедневно посылали в центр города или в близлежащие районы. Запись от 4 ноября состояла всего из пяти слов: