Безымянный (СИ) - Страница 4
— Осторожно, ваше высочество, она еще не обучена и у нее порой проявляется дурной норов.
— Да неужели. Я люблю прытких, — усмехнулся тот и снова попытался прикоснуться к незнакомке.
Мио ожидал, что та зашипит или зарычит, показав зубы и предупреждая о своем недовольстве, как делали это большинство из самок, которых он до сих пор встречал. Похоже, эта молодая львица превзошла их всех. Не успел юный наглец коснуться ее, как она, сделав почти молниеносный выпад, ударила его по морде, оставив на его щеке несколько глубоких царапин. Он перехватил ее лапу, не дав нанести очередной удар, схватил ее за запястье и зло ухмыльнулся.
— Так значит у кого-то тут острые коготки. Ну что, похоже, ты смогла привлечь мое внимание. Я лично займусь твоим приручением, ты ведь не против, отец? — произнес он, обернувшись и по-прежнему не выпуская лапы пленницы. При этом он сжал ее с такой силой, что прогнулся браслет на ее запястье, сделанный из панциря древолаза, достаточно прочного, так что из него порой даже изготавливали самые дешевые доспехи.
Правитель безразлично махнул лапой. Связываться с непокорной самкой ему явно не хотелось, все-таки он был уже не настолько молод, да и к тому же времени на обуздание непокорной у него точно не было. Рау снова усмехнулся и наконец выпустил запястье незнакомки.
— Эй, отведите ее в мой прайд, — обратился он к стоящим неподалеку слугам и те поспешно исполнили приказ юного господина. Один из них, подойдя к новой обитательнице прайда, попытался взять ее за плечо, но та тут же отдернула лапу и бросила на него злой взгляд, так что тот даже слегка отшатнулся, а на его морде появилось выражение растерянности. Все же она покорно пошла следом за слугами, так и не проронив ни единого слова.
Не успела за ними закрыться дверь, как торговец снова подал голос. По легкой дрожи было заметно, что он немало расстроен всем произошедшим:
— Простите меня, ваше высочество. Я действительно совсем не ожидал, что она такое себе позволит. У нее, конечно, полно своенравия, и я не успел ее как следует подготовить. Еще раз прошу, простите.
— Все хорошо, можете не волноваться больше о ней. Теперь это уже не ваша забота, уважаемый Тан. Надеюсь, торговые дела в нашем логове не разочаруют вашего ожидания. Думаю, я найду время и загляну к вам с целью осмотреть остальные ваши товары.
— Буду безгранично рад вам, ваше высочество, а теперь я больше не смею занимать ваше драгоценное время.
— Да, до встречи, — произнес молодой лев, снова занимая свое прежнее место подле отца. Тот в свою очередь тоже распрощался с гостем и, отвесив низкий поклон, вышел из зала в сопровождении своих невозмутимых телохранителей.
Прием продолжился, только на этот раз все мысли Мио были заняты прекрасной львицей. Но вот прием наконец подошел к концу, и им с братом было позволено заняться своими делами. Солнечный лик к тому времени еще не прошел всего своего полного пути по небу. Немного подумав, Мио решил отправиться на небольшую прогулку, взяв из загона своего любимого твердокрыла.
Это было создание из числа тех, кого Древние в начале времен обделили даром речи и оставили в полной безграничной власти тех, кому был преподнесен такой дар. С тех пор все они безропотно служили остальным обитателям этого мира, являясь теми, на кого был переложен почти весь тяжелый труд. Так многие из них помогали перевозить грузы и обрабатывать землю, в тех племенах члены которых жили благодаря дарам земли. На них ездили охотники и воины, так же они сами являлись источником различных ресурсов, из которого в основном создавалось все, чем пользовались обитатели этого мира. В ход шло все, каждая частичка их тел. Так, их мясо служило пищей для многих племен, из их кожи и панциря делалась одежда, броня и различные орудия для повседневного быта, а также оружие для охотников и воинов.
Твердокрылы были одними из самых сильных и быстрых безмолвных. Их огромные тела были покрыты панцирем в виде толстых зеленовато-серых пластин усеянных множеством мелких острых шипов. Их панцирь почти невозможно пробить, что было весьма ценно для военных дел. Также передвигаясь на шести коротких составных, словно доспех воина, мощных лапах, они обладали невероятной манерностью, устойчивостью и, что не менее важно, скоростью. Так что ни в бою, ни в охоте им просто не было равных. А главное — они обладали довольно покладистым нравом и были весьма неприхотливы.
Выведя твердокрыла из загона, Мио ловко взобрался на его твердую, словно отполированный камень, голову, прямо меж двух огромных круглых глаз, где находилась небольшая выемка, в которой обычно и располагались наездники, и крепко ухватился за его гибкие усики. Чуть потянув их на себя, направил его прочь с территории логова. Оказавшись за пределами внешней стены и отъехав от нее настолько, что она почти полностью скрылась с глаз, он стал вглядываться в песок под лапами своего ездового безмолвного, ища достаточно интересную цель, чтобы поохотиться.
Вскоре его старания были вознаграждены, и он заметил свежие следы песчаника, мясо которого было желанным блюдом на любом столе. Почти до самых сумерек он выслеживал свою добычу. Наконец, настигнув ее в россыпи высоких камней, он поймал его, пронзив своим малым копьем, сделанным из острых, усеянных мелкими крючковатыми зазубринами шипов тарака. Положив мертвую тушку на спину своего твердокрыла, он отправился назад. Оставив добычу и своего безмолвного на попечение слуг, он отправился в свою часть прайда. Приняв освежающею ванну и смыв со своей шерсти песок и пыль, он отправился в покои Тану, своей новой капы, там он ее и застал.
Она стояла ко входу спиной и что-то поправляла, стоя у края ложа. Тихо Мио подкрался к ней и легонько прикусил краешек заведенного за спину ушка. Она слегка вздрогнула от неожиданности, явно так и не услышав его шагов, а он тем временем обнял ее и, прижавшись носом к ее шее, тихо прошептал:
— Попалась.
Она радостно засмеялась и, выпустив край покрывала, обняла его голову и стала ласково перебирать его гриву, пропуская ее пряди между своих маленьких пухленьких пальчиков. Между тем Мио провел своей лапой по шерстке на ее спине и словно случайно расстегнул застежку на ее одежде, той ее части, что закрывала грудь. Украшенное искусно обработанными кусочками панциря олнади украшение упало на пол, обнажив ее полные груди. Они озорно подпрыгнули, словно радуясь внезапному освобождению от тесного плена, вот только долго оставаться на воле у них не вышло. Мио обхватил их своими лапами и нежно помассировал, чувствуя подушечками своих лап, как при этом напряглись соски юной крольчихи, так что в его лапы даже стали давить украшения, вдетые в них.
При этом сама она слегка изогнулась, подставляясь ласкам своего юного господина, и еще сильнее прижалась к нему, глубоко и одновременно прерывисто дыша ему в ухо. Насладившись ее грудями, он скользнул вдоль ее бархатного живота и, так же сделав незаметное движение, снял с ее широких бедер украшения, закрывающие ее пах. Оно вслед за нагрудником с легким шуршанием упало на пол у ног своей юной обладательницы, а между тем Мио стал ласково гладить бедра красавицы, чувствуя, как по ее телу при этом пробегает сладостная дрожь.
Вскоре он слегка подтолкнул ее к краю ложа, и та наконец, повернувшись к нему мордочкой, с радостным смехом раскинув в стороны лапки, упала на него, призывно глядя на нависшего над ней Мио. едва заметно усмехнувшись, он прижал ее к ложу, продолжая свои настойчивые ласки, вскоре комната наполнилась его довольным урчанием и сладостными возгласами юной самки, свидетельствующими об их соитии. Они не смолкали до самого восхода полночной звезды. Только когда она замерцала на ночном небе в полную силу, совершенно выбившись из сил, Тану стихла, погрузившись в не менее сладостные объятия, чем у ее господина, глубокого сна. Мио тоже заснул, все еще держа ее в своих лапах, словно не желая расставаться с ней даже во сне.
Проснулся он как обычно еще до того, как солнце явило миру свой пылающий лик. Приподнявшись, он какое-то время смотрел на спящую около него Тану, после чего наконец встал и, сладко потянувшись, отправился в купальню. Погрузившись в теплую воду, он блаженно откинулся на край купальной чаши и снова вспомнил о вчерашнем приеме и о том необычном даре, что был преподнесен его отцу. Образ белой львицы снова предстал перед его внутренним взором, при этом его не оставляла мысль о странности всей этой ситуации.