Безымянка - Страница 6

Мужик обитал на Вокзальной недавно. Он слыл хмурым, неразговорчивым типом и любил на досуге пожрать галлюциногенных грибов – правда, не буйствовал. Имени его я так и не запомнил.

– Видел сейчас мэрга, – поделился я. – Возле троллейбуса копошился.

– Странно, – отозвался дежурный, продолжая бряцать подкованными берцами, словно шел маленький бронепоезд. – Для нереста вроде рано.

– Ага. И вел он себя необычно. Скрытно. Я его заметил, только когда вплотную подошел.

Дежурный, не оборачиваясь, пожал плечом.

– Может, очередное поколение вывелось с новыми повадками? Облаву надо устроить на рыбью рожу.

– Я его, кажется, подстрелил, и он убежал. Просто предупреди командира.

Мы сошли с эскалатора и остановились перед наваленными друг на друга мешками с песком и щебнем.

Штурмовой барьер, согласно инструкции по безопасности, делали у всех выходов на поверхность. За мешками темнела металлическая заслонка, прикрытая почти до упора. Лишь узкий проход тускло светился возле стены.

Лестничная застава служила пунктом контроля и своеобразным шлюзом для выходящих на поверхность. Здесь всегда дежурил кто-то из смены охраны, чтобы выпустить или впустить людей по условному стуку, а в случае опасности поднять тревогу. Мне и самому периодически приходилось нести скучную до сумасшествия вахту на «лестничке».

Мы обошли мешки и направились к посту. На электрощитке и спинке стула подрагивали желтые отблески, из прохода доносился низкий шепот дизеля и крики мамаши, отчитывающей хнычущее чадо. Под потолком ползла тощая струйка дыма – чуток сбоила вытяжка.

Станция жила.

– Проходи, – проворчал дежурный, отмечая мое возвращение в потрепанном журнале. – Про рыбью рожу старшему скажу, не парься.

Я бочком протиснулся в щель, едва не поцарапав грудь о край заслонки, втянул за собой пакет с комбезом и оказался в самом начале платформы с двумя рядами восьмигранных колонн. Огоньки костерков наполняли пространство неверным мерцанием – время подачи электричества еще не подошло, а энергия ворчащего в дальнем конце дизеля шла на вентиляционные винты и прочее барахло жизнеобеспечения.

Изначально станция Вокзальная была оформлена в хайтек-манере здания вокзала: синие зеркальные панели, строгая геометрия линий, стилизованная под железнодорожный перрон платформа. На стенах красовались вырезанные в хромированном металле буквы названия, а по ребрам свода тянулись неоновые осветительные трубы.

Интерьер станции оказался подпорчен во время первой волны, и в этом не виделось ничего странного: частичному затоплению в то время подверглись почти все подземные участки Города. Впоследствии Вокзальная дважды горела и практически под ноль была разорена мародерами во время Большого нашествия диких. Завершили метаморфозу беспощадное время и люди, изменяющие любое место обитания на свой варварский вкус. Стены, верхняя часть колонн и свод были закопчены до угольно-черного цвета. Даже грамотно организованная вытяжка и налаженная система вентиляции не спасали от дымового воронения. Плоскость платформы служила одновременно жилой площадью и крышей: некоторые предприимчивые граждане устраивали норы под выщербленными краями, за контактным рельсом. На одних путях стояли хозяйственные и бытовые постройки как общего, так и административного пользования: душевая, охраняемый склад ГСМ и угольный отвал, медпункт, учебный уголок для детей, запирающийся продовольственный сарай, каптёрки начальника станции, вестовых и участкового завхоза, столы и скамейки из сложенных шпал, а немного поодаль – отхожее место со съемными резервуарами. Вторые пути были заставлены техническим оборудованием и агрегатами. Здесь, за ограждением, бурчали системы конденсации, перегонки и очистки воды, фильтрационные сетки, две насосные установки, подстанция, распределительные щитки и холодильные камеры. В тупиках была вотчина фермеров и плантаторов. Эти аппендиксы тоже охранялись, чтобы несознательным любителям наживы не пришло в голову заполучить свежей свинины, моркови, салата или грибов, в том числе – галлюциногенных. К тому же, над плантациями потрескивали лампы дневного света, сами по себе представляющие немалую ценность.

В центре станции на колонне постоянно висел выпуск стенгазеты «Вокзалка», оповещавший население о разного рода событиях, происходящих как на самой Вокзальной, так и в других частях Города. Отдельная колонка была посвящена новостям с Безымянки. В ней, как правило, либо сообщалось об очередной ужасной эпидемии, либо в сотый раз пересказывались смешные байки про диких. Проповедникам культа Космоса запрещалось размещать в «Вокзалке» агитки, но на полях то и дело появлялись рисунки Маяка и призывы собирать авиационную утварь, чтобы гарантированно попасть в отряд ждущих.

Заведовал стенгазетой бывший журналист, заядлый удолбыш-грибошник Бристоль, выступавший одновременно и редактором, и корреспондентом, и цензором. Тот еще тип.

В дальнем конце платформы, где пути уходили во мрак туннелей, ведущих на Клиническую и к перегону до Театральной, располагались усиленные бетонными блоками посты. Охрана там стояла серьезная: смена караула из трех вооруженных «калашами» бойцов в брониках и касках. На лафете крепился пулемет, жало которого было обращено в межстанционную тьму. Специальный столик предназначался для сотрудника миграционного департамента, который обязательно присутствовал на каждой станции Города. На правых путях бетонные блоки крепились к разворотным полозьям и убирались в сторону, когда прибывала дрезина. Для входа и выхода пассажиров, а также для выгрузки товара на платформе был оборудован специальный дебаркадер.

Вокзальная даже по меркам Города, была зажиточной и вполне цивилизованной станцией. Уровень преступности тут считался рекордно низким, а рождаемость высокой. На участке было постоянно зарегистрировано более трехсот жителей, принимать иммигрантов строго запрещалось. Чего здесь не хватало для полного комфорта – так это телефонной связи. Несмотря на проложенные линии, сигнал в проводах обрывался в районе развязки, где пути ветвились: влево уходили к длинному перегону до Театральной, а вправо поднимались к неглубокой Клинической. Возле разделительных стрелок не работали рации, а иногда отказывали дозиметры, генераторы мотодрезин и даже карманные фонарики. Поначалу связисты думали, что где-то рядом есть источник сильной электромагнитной активности, но приборы либо врали, либо показывали нормальный ЭМ-фон. Причину возникновения помех установить так и не удалось, а тянуть кабель по поверхности было опасно и накладно в техобслуживании, поэтому для оперативной связи с другими участками Города и Центральным департаментом жителям и администрации Вокзальной приходилось пользоваться услугами вестовых. В остальном станция считалась образцовым участком. Получить местную прописку жаждали многие обитатели подземных катакомб Самары. Мой клочок жилплощади находился в конце платформы, у дебаркадера, но прежде чем направиться туда, я решил зайти в душевую – смыть активную пыль с себя и сдать в чистку костюм. Подхватив пакет со шмотками, я зашагал по платформе знакомым до тошноты маршрутом. Интересно, если на станции внезапно настанет кромешная тьма, а у меня с собой не окажется фонаря, – смогу пройти и ничего не задеть?

У каптёрки я приветственно кивнул Окунёву – суровому завхозу с растрепанной шевелюрой, рыхлым рукопожатием и убойным самомнением. Обогнул еле тлеющий костер, вокруг которого расположились подростки, завистливыми взглядами проводившие поясную кобуру со «Стечкиным», скользнул мимо печки-буржуйки – ее вот уже два дня как не могли починить ушедшие в запой хозяева, – осторожно протиснулся между рядами латаных-перелатаных палаток и кособоких лачуг середнячков и уперся в колонну, обмазанную клейстером. Здесь нужно было сворачивать направо, к душевой кабинке, но я задержался.

Бристоль, по всей видимости, был в особенно жестоком грибном угаре. Он медленно, словно боялся разбить, отложил самопальную кисть, размашистым хлопком приляпал очередной выпуск «Вокзалки» и отстранился, дабы полюбоваться содеянным. Трудно сказать, какие феерии в тот момент разыгрывались перед его взором, но результатом удолбыш остался доволен.