Безвыходных положений не бывает - Страница 5
ОХОТА НА ПАМИРЕ
Охота на Памире, как и во всяком другом месте, начинается с рассказов об охоте. Ибо охотничьи рассказы — важная, едва ли не самая главная составная часть охоты.
Мы — это мои попутчики в путешествии по Памиру Миша Дмитриев и Витя Зеленцов, сейсмолог Слава Гарнец и я — допоздна вспоминали свои охотничьи приключения. Крохотный кишлак Хостав, прилепившийся к подножию трехтысячника, мирно спал, а мы глотали чашку за чашкой горячего зеленого чая и никак не могли улечься. Сейсмолог Женя, юная жена сейсмолога Славы, проводила воспитательную работу среди будущего сейсмолога Оксаны, которая выделывала всякие акробатические трюки в своей колыбельке. Мотоциклетная фара, вытягивая соки из нескольких батареек, освещала увешанную оружием стену кибитки.
Больше всех владел разговором Слава, бывалый охотник, имевший на своем лицевом счету гигантского кабана весом в триста килограммов, дюжину куниц, нескольких лис, выдру и даже медведя, в которого Слава чуть-чуть не попал. Миша с жаром рассказывал про двух архаров — горных козлов, сраженных его меткими пулями. Витя излагал историю с волком, на биографии которого он поставил точку, а я старался больше молчать, так как мои охотничьи трофеи ограничивались галкой, контуженной в детстве из рогатки. Кроме того, меня сильно смущал предстоящий подъем в четыре часа утра. Как я ни старался отогнать эту мысль, она нахально возвращалась и с ухмылкой напоминала, что в самое заветное для сна время меня выдернут из спального мешка, как морковку.
Не буду вам рассказывать, как это произошло. У меня до сих пор кровь стынет в жилах, когда я вспоминаю эту сцену. Скажу только, что в четыре утра моросил мерзкий дождик, и отвратительный ветеришко задувал холодные капли за шиворот. Я быстро отсырел, как полено, и тихо проклял ту минуту, когда мне пришла в голову дурацкая мысль поохотиться в горах.
Однако отступать было некуда, и наш отряд двинулся в поход. Как объяснил старожил Слава, в трех километрах от кишлака, в горах, находится крупное месторождение кабанов с небольшой примесью медведей. По дороге Слава дал нам последние инструкции. Кабана нужно бить наповал, иначе раненый зверюга, рассвирепев, понесется в атаку, как танк, со страшной скоростью. В этом случае его следует подпустить на десять шагов, а потом ловко отпрыгнуть в сторону. Кабан по инерции промчится вперед, а вы должны в это время, если успеете, вскарабкаться на высокий камень, где будете в полной безопасности. Я выслушал эти наставления с огромным вниманием и даже вызубрил их наизусть. Затем Слава рассказал, как опускать вниз добытого кабана, но эта часть его доклада показалась мне менее интересной, лишенной практического значения. О медведе же Слава лаконично заметил, что его следует стрелять наверняка либо вообще оставить в покое: тогда медведь не тронет. Я тут же про себя решил оставить в живых всех встречных медведей, и, как вы убедитесь, мое слово не разошлось с делом.
Три километра по дороге мы отшагали быстро, и Слава начал разыскивать тропу, ведущую в горы. Днем, когда тропа была не нужна, она буквально вязла в глазах, но сейчас, в темноте, словно провалилась сквозь землю.
— Вообще-то подъем пустяковый, тысячи две метров, — успокоил Слава. — Полезем так.
Если вы никогда не карабкались ночью на почти отвесную гигантскую гору, когда скользкие от дождя камни, на которые вы доверчиво ступаете, рвутся из-под ног, заставляя вас с воплем хвататься за спасительный чахлый кустик, — вы меня не поймете. Первая сотня метров едва ли не вышибла из меня дух; вторую сотню я преодолел, посылая на каждом шагу приветственные телеграммы родным и знакомым; затем я рухнул на широкий камень и дал интервью представителям печати. Я заявил, что этот камень кажется мне удивительно симпатичным и я хочу именно на нем провести последние минуты своей жизни. Слава хладнокровно сообщил Мише и Вите, которые уже вскарабкались под самую тучу, что по техническим причинам назначается привал, и ободряюще заметил, что до небольшого плато, на котором мы будем отдыхать, осталась сущая чепуха — метров пятьсот. Полкилометра скользкой горы — это для меня, который раздувался от гордости, поднимаясь на пятый этаж!
Тем не менее на плато я поднялся и считаю именно это, а не книжки, выпущенные по недосмотру издательств, своим наибольшим жизненным успехом. Я думал об этом, распластавшись на земляном полу крохотной охотничьей кибитки. Мои товарищи тоже занимались небесполезным делом: Слава и Витя разводили в кибитке костер, а Миша разыскивал в бинокль кабанов и медведей на укутанных молочной пеленой склонах гор.
Затрещал костер. Мы быстро просушили мокрую одежду, с волчьим аппетитом опустошили две банки мясных консервов и выпили термос чаю. Стало веселее. Слава вновь рассказал историю о том, как он всадил жакан в кабана, Миша напомнил про двух архаров, а Витя тут же добавил, что своего волка он уложил с первого выстрела.
— Кабана нужно скатывать с горы вниз! — напомнил Слава. — Как куль с картошкой.
— Архаров я уношу на плечах, — вставил Миша.
— А я с волка снимаю шкуру — и в рюкзак! — проинформировал Витя.
Я не помнил, что сделал со своей галкой, и поэтому ограничился глубокомысленными кивками, свидетельствовавшими о том, что скатывать вниз кабана, таскать на плечах архаров и сдирать шкуры с волков — занятие, которое мне лично неплохо знакомо и даже малость наскучило.
— Дождь кончился! — радостно возвестил Миша.
Минут двадцать, передавая друг другу бинокль, мы осматривали окрестности. Горы словно вымерли — ничего…
— Прозевали рассвет, — сокрушался Миша.
— Дело бесполезное, — хмуро заметил Витя.
— А Маркович? — возразил Слава. — Мы-то еще поохотимся, а ему каково ехать в Москву с пустыми руками? Пошли-ка на ту гору, ей-богу, выгоним кабана из пещеры!
Тщетно я суетился вокруг него и взволнованно доказывал, что я не эгоист, что только ради меня незачем лезть на эту километровую вершину, — Слава был неумолим.
— Вы наш гость, — твердо сказал он. — Хороши мы будем, если не покажем вам настоящей охоты!
Чертыхаясь про себя, я уныло поблагодарил его за внимание. Наш путь лежал через ущелье, по которому, громыхая, несся стремительный поток вспененной воды. Между прочим, весьма величественное зрелище. В двух-трех километрах вверху таяли снега, и рожденный ими поток стремился в пограничный Пяндж с такой скоростью, словно ужасно боялся опоздать. По камням мы перебрались через поток, разыскали тропу и начали подъем. На склонах расцветал дикий урюк, яркими точками краснели маки, но мне было не до них. Ежедневная пачка сигарет, лифты и эскалаторы Москвы не самые прогрессивные элементы тренировки для охотников-альпинистов.
И в этой довольно-таки мрачной ситуации произошло событие, воспоминание о котором долгие годы будет греть мою душу.
Вверху, метрах в двадцати от нас, высилась глыба величиной с двухэтажный дом. Витя сделал из нее наблюдательный пункт.
— Хоть бы одну паршивую куропатку увидеть! — возмущался он. — Что у них, выходной сегодня?
И тут из-под глыбы рванулась огромная грязно-серая туша.
— Кабан! — заорал я не своим голосом. — Кабан!
Да, кабана первым заметил я и горжусь этим открыто, с высоко поднятой головой. Вы легко можете проверить этот факт, лично спросив очевидцев. Поезжайте на Памир, в кишлак Хостав, и Слава Гарнец покажет вам то место, где я первым заметил кабана. Правда, потом, после охоты, Витя пытался было промямлить, что он увидел кабана одновременно со мной, но его подняли на смех — настолько всем было очевидно, что личность кабана первым установил я.
Честно выполнив свой долг, я заслужил право на отдых. Тем более что у нас с Витей было одно ружье на двоих, и в момент, когда я первым заметил кабана — я не устану повторять это всю жизнь, — оно находилось в Витиных руках. Я стоял и следил, как и другие вносят лепту в общее дело. Пока Витя богохульствовал по поводу своей осечки, а Слава поправлял очки, Миша выстрелил и — промахнулся. Зверь унесся, как вихрь, — видимо, какое-то шестое чувство подсказывало кабану, что следующий выстрел должен произвести я. С неистовым гиканьем мои друзья понеслись в погоню. Я и не пытался следовать за ними, поскольку сил у меня оставалось ровно столько, чтобы спуститься с горы, а не наоборот. Я стоял и ждал, кто появится первым — кабан или его преследователи. Я понимал, что если первым будет кабан, то моя командировка может закончиться на неделю раньше срока, ибо двадцатипудовому зверюге с его клыками я мог противопоставить только Славины инструкции, фотоаппарат и высшее образование. К счастью, все обошлось лучшим образом. Один за другим, взмыленные, подошли мои друзья. В их глазах пылал неукротимый охотничий азарт. Была принята резолюция: я отправляюсь вниз, чтобы следовать вдоль ущелья к дороге, остальные — искать сбежавшего кабана.