Безвозвратность - Страница 3
Я ведь что-то должна сделать?!..
Парадокс, который я не сразу поняла, но который поняли сразу все мои попутчики: беспокойным пассажиром в этом рейсе оказалась именно я.
ГЛАВА 2
НЕДОЛЮБЛЕННАЯ
ХИЛЬДА РЭЙНОЛЬДС – 49 ЛЕТ
Двадцать пять лет я проносила форму проводника железнодорожных рейсов. Двадцать пять лет! Должно быть, столько, сколько этой будто вытесанной из белого мрамора девушке в чёрном плаще, только что вышедшей покурить на перрон – всю её жизнь и бо́льшую часть своей жизни. Адриана Бонд – это имя указано в её билете. Интересно, почему она не поехала в бизнес-классе, ведь очевидно же, что она может себе позволить роскошь – её почти достающий до самого пола чёрный плащ источает не просто лоск, но откровенное богатство. Одна из не очень приятных моих характеристик: я с первого взгляда решаю, кто мне симпатичен, а кто вызывает у меня антипатию. Вот эта Адриана мне совершенно необоснованно нравится, а вот эта заноза, канарейку которой я сейчас не очень успешно пытаюсь пристегнуть к верхней багажной полке, мне совсем не нравится. Наверняка эта Слоун Стоун чья-то любовница, в противном случае, зачем ей силиконовая грудь и зачем выставлять её напоказ? Она слишком агрессивно пахнет дорогостоящими духами, её острые ногти через один выкрашены в едко-розовый и ментоловый цвета, в ушах у нее болтаются длинные золотые серьги, и обе её сумки брендовые, из последних коллекций. И что мужчины находят в таких вот девицах? Резиновая кукла…
Стоит мне пристегнуть золотую клетку почти над самой головой этой во всех смыслах неприятной мне пассажирки, как меня окликает благозвучный мужской баритон. Обернувшись, я замечаю красивого молодого мужчину, занимающего место под номером четыре. На вид ему лет тридцать, может, чуть больше, его лёгкая небритость ему к лицу, у него большие и очень красивые глаза с зеленцой, и ровные ряды белых зубов – таких мужчин называют породистыми уже только за их внушительные габариты, а этот ещё и красив на лицо.
– Хильда, верно? – привлекательные глаза прочитали моё имя, выгравированное на бейдже, который я пристегнула к своей груди два часа назад, сидя на унитазе и пытаясь собраться с мыслями. – Не могли бы вы принести мне двойной виски?
До старта разнос напитков не положен, но тон этого мужчины так любезен, что вместо того, чтобы наложить запрет, я спрашиваю:
– Какой именно виски вас интересует?
– Чистый.
– Безо льда. Ясно.
Не понимая того, что на одно мгновение я глуповато улыбнулась, словно совсем молодая девушка, я поспешно развернулась и уже спустя три шага оказалась в кухонной зоне, расположенной между кабиной машиниста и бизнес-классом. Надо бы поспешить, ведь ради исполнения этой просьбы я дважды нарушаю установленный порядок: мало того, что позволяю пассажиру пить до старта, так ещё и оставила вход в поезд без присмотра, а ведь посадка ещё не завершилась…
Я открыла самую лучшую бутылку виски, которую приберегла для себя, и щедро налила в гравированный бокал двойную порцию. Надо же, как стараюсь угодить… И дело даже не столько в том, что этот молодой мужчина красив, сколько в том, что он улыбнулся мне доброй улыбкой. Не могу вспомнить, когда в последний раз меня одаривал доброй улыбкой красивый мужчина. От этого даже грустно… Что ж, с мужчинами мне не везло с самого начала моей жизни. Мой отец вёл разгульную жизнь – меня и двух моих сестёр-погодок в одиночку растила мать с тех пор, как мне исполнилось шесть лет. Повзрослев, я пыталась найти среди мужчин полную противоположность своего ветреного родителя. Мне хотелось, чтобы мой избранник всегда был рядом, имел стабильную работу и ни при каких условиях не шлялся неизвестно где. Неудивительно, что со своим будущим мужем я в итоге познакомилась не в каком-нибудь подозрительном баре за сомнительной выпивкой, а в приличном гольф-клубе во время игры в мини-гольф, в котором ему в то время не было равных. Он год учил меня пользоваться клюшками и мячами для гольфа – невелика наука, – ещё год я приучала его к мысли о серьёзных отношениях – а вот это было посложнее, – и уже на третий год мы чуть не расстались, из-за чего в итоге, с бухты-барахты, поженились: я решила уйти от него, и в тот же вечер он встал передо мной на одно колено – я сказала “да”, и меньше чем через месяц мы официально стали мужем и женой.
Сколько себя помню, я всегда хотела иметь детей, но из-за коагулопатии и ещё некоторых медицинских противопоказаний, беременность рисковала стать для меня приговором. Мои сёстры родили по двое детей, у обеих сестёр за плечами несостоявшиеся первые браки, но зато удачные вторые. Примечательно, что и мой брак в итоге потерпел крах. Может ли быть причиной детская травма? Предполагаю, что именно в этом и кроется причина: наши родители внушили нам ложное представление о браке, верности и жертвенности. Как результат – ни я, ни мои сёстры не смогли построить счастливые семьи с первой попытки. И вот мне сорок девять, мой учёный муж, преподаватель исторической кафедры Кои́мбрского университета и к тому же мой ровесник, уходит от меня к своей аспирантке – к женщине, младшей него на целых двадцать лет! Вот так вот просто взять и перечеркнуть двадцать три года брака, который хотя и невозможно назвать абсолютно счастливым, но ведь зато он был стабильным! Ему надоело ждать меня с рейсов, надоело проводить выходные без меня, надоело “жить без страсти” – именно так он выразился. А каково мне? Каково мне жить без страсти?! Он никогда не был страстным, никогда не дарил мне цветов и не устраивал романтических ужинов, в постели он всегда был одинаков, а стареть стал и вовсе раньше меня, но я ведь не жаловалась, я ведь любила его! Любила! И он меня любил, пока на доставшуюся ему в наследство от матери квартиру в центре Лиссабона не позарилась первая короткая юбка. Я сейчас уезжаю из этого города, а в это время мой муж, который стал для меня бывшим всего лишь каких-то двенадцать часов назад, кувыркается в моей постели с вертихвосткой, которая очень скоро оберёт его до последней нитки. И при этом я должна исправно исполнять свою должностную роль: улыбаться безразличным пассажирам и особенно стараться не снимать улыбки, обслуживая блондинок с канарейками, издевательски походящих на любовницу моего бывшего…
Сделав глубокий выдох, я выхожу из кухонной зоны и уже спустя три шага останавливаюсь возле места любезного мужчины, ожидающего обещанную ему порцию виски. Принимая из моих рук бокал, он произносит: “Благодарю Вас, Хильда”, – и от звучания собственного имени я едва не улыбаюсь, но вдруг меня окликает блондинка, любительница птиц. Неотконтролированно обдав раздражающую девицу прохладным взглядом, я сразу же понимаю, что переборщила: ровная осанка нетерпеливой пассажирки резко осунулась под моим тяжелым взором. И тем не менее, я не остановилась – пошла дальше, чтобы занять своё место в тамбуре и продолжить исполнять свои прямые обязанности.
Оказавшись на положенном мне во время посадки пассажиров месте, я замечаю, что пассажир среднего класса по имени Хьюберт Патаки уже вернулся из багажного вагона и занял пятнадцатое место, расположенное перед отцом, путешествующим с маленькими сыном и дочерью, а владелица чёрного плаща, Адриана Бонд, всё ещё стоит на перроне и курит. Порядок: новые пассажиры за время моего отсутствия не поступили, никто не прошёл незамеченным. Сложив руки по швам, продолжаю ждать…
Я навсегда уезжаю из Лиссабона – в багажном отделении целых пять моих чемоданов, а если задуматься, тогда получается, что всего лишь пять чемоданов, в которые вместились все мои материальные ценности, нажитые за всю мою невзрачную жизнь. Квартиру я решила оставить мужу и его любовнице: в конце концов, эта жилплощадь когда-то принадлежала его матери, так что претендовать на неё было бы попросту некрасиво. Сразу по приезде в Прагу я навсегда сниму с себя униформу, которую с гордо поднятой головой проносила без малого четверть века, и на автобусе отправлюсь в Вену, где поселюсь в номере четырехзвездочного отеля, принадлежащего второму мужу моей старшей сестры. Стану работницей ресепшена и больше никогда не вернусь в Лиссабон, в котором прожила почти всю свою жизнь – целых четыре десятилетия! Как быстро всё меняется… Кто бы мог подумать, что свой последний рейс я совершу задолго до пенсионного возраста. Я всегда считала, что буду работать до пенсии, а может даже дольше, потому что я всегда любила эту работу, но вот я чувствую, что это дело мне опостылело, что я больше не хочу спать днями и бодрствовать ночами, что больше не желаю жить без любви, что хочу найти человека, который сможет полюбить мою посредственность и изъяны которого смогу полюбить я сама… Надеюсь, я не слишком сильно надеюсь на Вену, надеюсь, мои надежды будут оправданы хотя бы в малой степени, надеюсь, я не буду скучать по железнодорожному образу жизни, надеюсь, мой бывший муж в конце концов поймёт, как сильно он ошибся, выбрав не работу над своими ошибками, а чужой чистый лист.