Безумие! Не тех лечим. Занимательная книга о психотерапии - Страница 4

Не будем презирать безумно нормальных. В конце концов, они – клей нашего общества. Они – условие существования всех правил уличного движения. Они – радость всех статистиков, которые ничего так сильно не ненавидят, как не вписывающееся в статистику. Безумно нормальные – это рамки, существующие для того, чтобы все исключительные смогли себя почувствовать действительно исключительными. Но есть и проблема с этими нормальными. Они не любят иных. Они ненавидят всех этих ярких, пронзительных, громких. Их постоянно приводят в ярость эти беспорядочные типы, которые неправильно паркуются, превышают разрешенную скорость и слишком долго едут на автобане по левой полосе. Им никогда не пришло бы в голову поговорить с такими людьми. Но когда сосуд переполнен, то он взрывается, и порядочный гражданин может стать фурией, охваченной праведным гневом. Психотерапевт Пауль Вацлавик изобразил трудности такой жизни в знаменитой истории с молотком: один мужчина хочет повесить картину и понимает, что у него нет молотка. Он раздумывает, не попросить ли молоток у соседа. Но этот сосед – странный человек. Он всегда такой немногословный, по-видимому, высокомерный, заносчивый и эгоистичный; у него, возможно, такой мерзкий характер, что, и имея молоток, он его все равно не даст. Просто немыслимо, какая дерзость, какая бездонная наглость! И вот, он звонит в дверь абсолютно неизвестного ему соседа и с красным от гнева лицом кричит озадаченному мужчине: «Ну и держи у себя свой молоток!»

Хотя безумно нормальные нормальны, они могут быть непредсказуемы. Недавно мужчина, который постоянно спорил из-за пустяков со своими соседями по небольшому садово-огородному участку, взял и убил семью из трех человек. Все свидетельствует о том, что этот мужчина был безумно нормален.

Тот, кто не может видеть кровь и поэтому не хочет убивать своего соседа, сегодня имеет все возможности убить его духовно. В век политкорректности снова введен позорный столб. В средние века людей для наказания выставляли в общественном месте у позорного столба с вывеской, на которой было указано преступление. Сегодня это считается грубым нарушением человеческого достоинства. В то же время, не задумываясь, человека подвергают высмеиванию и глумлению во всех средствах массовой информации из-за любого не очень корректного высказывания. В средневековье у позорного столба стояли в определенном месте и только несколько часов. Жертвам политкорректности достается, как правило, на всю жизнь и отовсюду. Поскольку по электронным средствам массовой информации общественная дискредитация распространяется на весь мир и носит почти нескончаемый характер. Создается впечатление, что человечество имеет низменную потребность в инквизиции, естественную и неутолимую. И поскольку церковь больше не должна прислуживать учреждениям такого рода, мы демократизировали инквизицию. Каждый может объявить любого чертом жареным, отвратительным исчадием ада, неисправимым еретиком. Последние исследования в итоге показали, что настоящая инквизиция придерживалась строгих правил и действовала вследствие этого значительно более сдержанно, чем это изображала чудовищная молва. В основном инквизиция считала своей задачей восстановить справедливость, не навлекая на жертв широкий народный гнев. Преследования ведьм были только в тех местностях, где инквизиция не функционировала, например, в Германии, но не в Испании. Сегодня же для жертв нет политкорректного суда, в котором они могли бы искать защиты. Все эти безумно нормальные люди непреклонно настаивают на том, что раз все, действительно все это говорят, то значит, это правильно. А то, что правильно, они, безумно нормальные, определяют сами.

Неудивительно, что все, отклоняющееся от нормы – единственная неприятность для этих нормальных. Конечно, против отклонения от нормы наверху отдельная маленькая серая мышка не осмелится протестовать. Поэтому вся несорванная досада на тех, кто наверху, превращается в агрессию по отношению к тем, кто внизу. Наверху прогнуться, а внизу подмять – они, безумно нормальные, умеют это делать хорошо. Они считают это своим правом, прямо-таки правами человека. Кто, как не они являются колесами, приводящими все общество в движение? Не они ли являются теми, кто своими отчислениями в виде налогов беспрекословно оплачивает все, что гарантирует надежность и благосостояние всех? И поэтому они стреляют в иностранцев, инвалидов, неудачников общества. И хотя они стреляют только словами, эти слова часто действуют, как пули. Не по легкомыслию они говорят так, а после тщательной проверки. Они скажут это только в благоприятной атмосфере среди таких же нормальных, которые думают так же нормально. Иностранцы должны за милую душу убираться туда, откуда пришли, неудачники сами во всем виноваты (в конце концов, ведь без пота и слез в жизни не пробьешься), а инвалиды – так уже существуют точные исследования, позволяющие предотвратить рождение инвалидов: «сегодня их больше не должно быть…».

Глухая обывательская атмосфера царит в такой среде. Должно быть, она была уже в древних Афинах, когда Диоген Синопский ясным днем бежал по городу с фонарем в руках среди всех этих нормальных и на вопрос, что он делает, отвечал: «Я ищу человека». Очевидно, что во все времена были безумно нормальные, и они встречались во всех слоях населения. И также в кругу врачей. Идея эвтаназии ни в коем случае не была изобретена нацистами, а – врачами, психиатрами. Пользующийся хорошей репутацией коллега Гоше вместе с неким господином Биндингом настаивали на этом уже в 1920 году, в то время, когда Гитлер еще только упражнялся в фантазиях обеспечить «хорошую смерть» для «недостойных жизни». Эвтаназия по-гречески ευ + θάνατος (хорошо + смерть). Ненормальные не должны быть более грузом для общества нормальных людей. Хорошо, когда врачи считают болезни недостатками, которые они пробуют устранить. Мы ценим в них это. Если же они, исходя из профессиональных представлений, создают мировоззрение, медицинская болтовня становится человеконенавистнической. И подобная ментальность без проблем пережила национал-социализм. Она распространяется по всему обществу. Лауреат Нобелевской премии Уотсон, который вместе с господином Криком обнаружил в пятидесятых годах прошлого столетия двойную спираль, совершенно серьезно предлагал взимать с людей с низким коэффициентом интеллекта более высокие налоги, если они производят на свет детей, так как тем самым они перегружают общество. Только позже, когда он заявил о якобы более низком интеллекте черной расы, правозащитники забили тревогу. Поскольку по известным историческим причинам больше не говорят «раса». Надо выражаться по-другому. Можно сказать, например, «чужак», – выражение «проникновение чуждых влияний» стало обычным у нормальных как правых, так и левых убеждений.

Безумно нормальные имеются во всех культурах. Никто в определенных местностях Турции не стал бы лечить у психиатра отца, который принуждает свою дочь к браку, и убивает ее, если она противится, а себе самому позволяет некоторые мужские отклонения от супружеской верности. В определенных местностях Сицилии, должно быть, еще сегодня совершенно обычно исполнять то, что «убедительными аргументами» настоятельно рекомендует мафия. Омерта, обет молчания определяет, что можно говорить и, прежде всего, что говорить нельзя. Это находит поддержку безумно нормальных. Поскольку они, эти нормальные, не так охотно высказываются, особенно публично.

Конечно, они могут стать зловещими, эти пустые фигуры. Они ничего не говорят, но они повсюду. Мифом послевоенной Франции стало то, что почти все французы участвовали в движении Сопротивления против Гитлера и его вассала, старого маршала Петэна. Однако, в самой Франции в начале 70-х годов прошлого столетия появился хорошо смонтированный документальный фильм, который слегка исправил этот миф. Там можно было видеть маршала Петэна, ехавшего по занятому немцами Парижу в начале 1944 года. Улицы и площади были черны от людей. «Весь Париж приветствовал возгласами ликования старых борцов Вердена». Два миллиона человек были на ногах. Это было триумфальное шествие! Четырьмя месяцами позднее: та же самая картина. Только теперь это был бывший смертельный враг, генерал де Голль, который ехал по Парижу после освобождения. Снова стояли два миллиона человек. «Весь Париж приветствовал возгласами ликования освободителя». И примечание: «В Париже в то время было два миллиона жителей. Должно быть, тех же самых».