Безумец и его сыновья - Страница 1

Осенью злосчастного 1943 года по затерявшейся в болотах северной русской земли одноколейке шел поезд с эвакуированными детьми. На него налетел немецкий самолет, бомбы снесли рельсы и вздыбили паровоз. Пламя принялось греть холодное осеннее небо. А одинокий воздушный зверь развернулся и еще раз на бреющем пролетел вдоль загоревшегося состава, и поставил крест своей хищной тени на вагонах. Дети, белея рубашками, как горох, посыпались из теплушек. Взрослые, которые ехали с ними, были убиты взрывами. Дети, оставшись без провожатых, заплакали и заметались по насыпи.

При виде посыпавшихся и разбегавшихся ребятишек даже у фашиста пропало желание жечь и громить – он не стал их расстреливать и исчез в облаках. И повсюду в прежде молчавших болотах теперь зазвенели детские голоса, и по мху, по болотной жиже во все стороны потянулись следы.

Из всего эшелона осталась в живых лишь одна немая девочка; отбившись от остальных, она заблудилась, ушла в сторону и каким-то чудом наткнулась на одинокую землянку, в которой жила старуха-знахарка. Старуха приняла и отогрела ее. А остальные были обречены! До холодов они еще бродили по этой разоренной земле, глодали кору, пили из луж и спали в бомбовых воронках, прижавшись друг к другу и пытаясь хоть как-то согреться. Но вот пришли заморозки и следом за ними – верная смерть, ведь детишкам некуда было деваться, а они были очень маленькими.

На одном из холмов той земли раньше стояла деревня. Все ее избы сгорели. Оставшиеся в живых женщины возле пепелищ вырыли себе жалкие землянки и ютились в них со своими чахлыми ребятишками.

Некоторые дети из того сгоревшего эшелона добрались до холма, стучались в землянки, умоляя дать им хоть какой-нибудь еды. Но женщины не могли впустить пришлых в свои тесные убогие норы и ничего из еды не могли им дать, им было не до пришельцев. Они тщетно пытались спасти своих детишек, но те умирали один за другим.

Однажды утром одна из обитательниц жалких землянок, Валентина, ссохшаяся, оглохшая и ослепшая от грохота и жара войны, увидела, что ее трехгодовалые сыновья мертвы. Близнецы умерли в одну ночь и лежали, обнявшись, словно не желали и после смерти расставаться друг с другом. Валентина взяла холстину и завернула в нее своих деток. Никто из соседок не выглянул из своих землянок на ее плач, лишь из ям на краю сожженной деревни, когда она поволокла холстину к кладбищу, вылезли маленькие пришельцы и заскулили, прося хлеба.

У Валентины не было сил дотащить до кладбища свою скорбную ношу, она добралась лишь до ближнего холма, сотворила лопатой вечную спаленку своим сынкам и, завалив ее землей, упала на холмик. И обратилась к Богу. Вот что она шептала:

– Я не могу больше жить! Возьми меня к себе, Господи, как взял моих бедных деток. Нет уже никаких сил оставаться на этой земле…

Чужие дети стояли в отдалении, не смея приближаться, они едва держались на ногах.

А Валентина все всматривалась в дождливое небо и просила и за себя, и за тех, кто еще был жив:

– Боженька, прекрати наши мучения! Сделай хоть что-нибудь, милосердный Боженька!

Ответом были лишь шорох дождя и поскуливание чужих детей. И, обессилев плакать, Валентина добрела до своего жилища. Она упала на лежанку, приготовившись к смерти, но вместо погибели к ней пришел сон, который длился всю долгую зиму; это было чудо, но она проспала до весны и осталась живой!

А детишки-пришельцы, когда выпал первый снег, все до одного замерзли в своих ямах.

Весной в сожженную деревню явилась старуха, ведя за руку спасенную девочку.

Оказалось, что, кроме Валентины, еще несколько женщин спаслось той зимой. Аглая (так звали знахарку) обнаружила их спящими. Знахарка поставила на поляне перед землянками котел; в нем варились молодая, только что пробившаяся крапива, болотные луковицы и целебные коренья. Едва остудив варево, старуха полезла в землянки, принялась будить спасшихся и вливать в них свое горькое лекарство.

– Бог не взял меня, – прошептала Валентина старухе. – Но нет моих сил, Аглая. Как жить мне без своих деток? Как мыкаться без дома?

Старуха заплакала. И, вытирая слезы, так сказала осиротевшей:

– Милая доча. Последние остались капли, последние наши слезоньки. Вот-вот переполнится чаша. Наступают уже Его времена. Пошлет Господь вперед себя вестника! Не может уже не послать. Скоро явится ангел. Перед его приходом будут знамения и чудеса. Не удивляйся им, молчи о том, доча! Жди и молчи! Не дано нам видеть Божий промысел, но знай – недолго уже терпеть…

– А как мне узнать ангела? – спрашивала Валентина. – Каков он из себя?

– Ты ли его не увидишь! – ответила старуха. – Неужели не отличить его от остальных людей, если даже он не будет лететь над землей, а явится простым человеком – глаза его выдадут, походка выдаст его, дела, которые он будет делать, сразу скажут, кто перед тобой.

Аглая поцеловала спасенную и поспешила к другим землянкам.

Убедившись, что жизнь в деревню возвращается, и напоив всех своим целебным отваром, она покинула холм. Безымянная девочка шла, цепко схватившись за ее сухую руку.

А женщины выползли из убежищ. Кроме Валентины, остались в живых Агриппа, Мария, рыжая Наталья и малая ростом Татьяна.

В болотах за землянками рябило озерцо – они пошли к нему. И на берегу сорвали с себя истлевшие ватники и ветхие платья. Они натирали друг друга глиной, расчесывали пальцами волосы и терли ссохшиеся упавшие груди, а затем купались в озерце.

За камышами, болотами и каменистыми северными холмами уже родился теплый ветер. Он ласково обдувал их. Повсюду – по берегам топкого озерца, в болотной тине – возились лягушки. В каждой ямке, заполненной водой, дрожала их икра.

Голод был невыносимым. Женщины нагибались, хватали лягушек и насыщались их водянистым мясом, и ели их икру.

Наконец снег исчез везде, даже в низинах. Радостным синим небесам открылись дети забытого эшелона. Дети лежали в подлесках, в ямах и на холмах. Повсюду белели их рубахи, но мертвых не терзали ни животные, ни птицы, и от них не шло никакого духа.

– Господь приказал зверям не трогать безвинных! – решила Аглая.

Женщины в постиранных и заштопанных платьях, в наглухо повязанных платках сносили легких ребятишек туда, где еще с осени спали под едва заметными бугорками их родные детки.

Валентина за своей землянкой в бомбовой яме нашла маленьких пришельцев, которые на самом дне уткнулись личиками в мох. И заплакала:

– Я буду молиться за вас. Грех на мне – не обогрела тогда! Но видит Бог, не смогла!

Пока женщины копали братскую могилу, Аглая сложила у каждого страдальца на груди руки. И затеплились принесенные ею свечи. И ветер затих, словно боясь задуть их. А женщины иступленно работали день и еще ночь. Утром уже стоял на холме видный издалека крест. Обессилев, могильщицы упали в траву. Они беспробудно спали, а камни уже грели ящериц. И вдали вдруг послышалось звяканье колокольчиков!

На запах жилья неизвестно откуда пришло коровье стадо. Никто не знал, как оказались коровы в этой пустой заброшенной земле, где на многие километры никого из людей не осталось. Исхудавшие животные искололи бока репейником. Придя в себя, женщины ползали с ведрами под коровьими животами, а коровы благодарно мычали, ласковыми глазами разглядывая новых хозяек, крыши землянок и кусты ольшаника за ними, и поляну, на которой давно уже остыли угли того первого, живительного, разожженного знахаркой костра.

А потом стадо спустилось к озерцам и лягушкам и принялось насыщаться молодой травой, и позвякивание колокольчиков вселило в женщин тихую, спокойную уверенность в будущем.

В ведре отнесли они молоко к одинокой землянке Аглаи.

На звуки колокольчиков и мирный дым потянулись бродячие собаки. Тощие, ободранные псы, тоже неизвестно где и как выжившие, скуля, едва волочили к землянкам животы. Радостно встречали и их!