Безликий (СИ) - Страница 26

Дура она. Все они такие.

— Нужно иногда идти на риск ради других, — добавил Карл после пяти минут молчания.

Марк удивленно покосился на него.

Идти на риск? Кого ради? Гермиона еще ладно, они всегда неплохо общались, но Малфой. Да они терпеть друг друга не могли! К тому же, он всегда занимал его, Марка, Второе место Главного аврора-киллера, хотя и не был достоин этого звания.

Ничего. Он еще добьется своего золотого значка на груди. Он еще получит самые важные и ответственные задания, после которых за его жизнь будет бороться пол Министерства и вся больница Святого Мунго.

— Что с трупом Маркинсона, кстати? — задал вопрос Карл, обессиленно сидя на стуле. Все, чего ему хотелось, — это проснуться и понять, что все это было просто кошмаром. Потому что как выбраться из всего этого дерьма, он не знал.

— Ничего. Я до сих пор не нашел его.

— Улики? Никаких?

— Абсолютно. Словно его сожгли.

Шеф, открыв глаза, посмотрел на Марка, выгнув линию губ. Не смешно, вообще.

Это была еще одна проблема — этот чертов старикашка, с которого, можно сказать, все это и началось. Как будто после убийства Мартина все пошло не так: появление Безликого в Англии, пропажа трупа, убийство аврора-киллера, девушки, а потом и все эти смерти на балу.

Слишком много загадок свалилось на Министерство. И, что самое интересное, против них был всего один несчастный маг, которого они не смогли поймать ни неделю назад, ни вчера, ни сегодня. И, видимо, не смогут никогда.

Шеф пытался отогнать от себя подобные мысли, хотя бы потому, что он — Глава мракоборцев. По идее, он должен был дарить надежду аврорам, что они смогут найти Безликого, разрабатывать новый план и решительно действовать. Но как он мог делать это, когда просто не знал, как поступить? Когда не было ни одной идеи, ни одного правильного решения? Когда даже он в глубине души боялся Безликого, который мог притвориться любым человеком?

Он закрыл глаза, почти не слыша тяжелые капли за окном. Подумал о том, что нужно еще много чего обмозговать, и задремал.

***

Он не удивился, когда ему пришло письмо о том, что в понедельник был убит еще один аврор. Не удивился, когда рука сама собой потянулась к тумбочке, где стоял магловский коньяк. Не удивился, когда он по пьяни разбил бутылку, перевернул диван и сломал камин.

Он уже перестал удивляться всему. Впрочем, как и тому, что Безликого не нашли ни после бала, ни на следующий день, ни через неделю. Как и тому, что шеф что-то бормотал по поводу нового плана. Но так еще и не рассказал ему об этом. Зато прислал Марка с собакой, которая, как и говорилось в бланке, должна была быть в их семье.

Оставалось надеяться, что Безликий не обнаружил их, не разгадал план. Что он не догадался, что никакой Беатриче и Томаса Мартен не существует.

— Тише, ты разбудишь Драко, — раздалось из соседней комнаты.

Он, отклонившись на стуле, заглянул через приоткрытую дверь. Гермиона сидела на кровати, держа в руках маленького мишку. Собака, которой, кажется, было года два, прыгала на лапах, пытаясь укусить хозяйку. Гермиона назвала лайку Фиби.

Он вообще не принимал никакого участия в воспитании собаки, в ее кормежке или выгуле. Просто старался не обращать внимания на Фиби, точно так же, как на этого жирного кота, который сейчас терся об его диван, и Грейнджер. Но это было довольно трудно, потому что Фиби постоянно откусывала части от мебели, Живоглот царапал все, что видел, а Грейнджер. Ну она вообще проводила круглые сутки дома.

Вы спросите: «Почему?». А он ответит: «Несчастная Гермиона, которая пострадала на балу, прошла курс лечения в больнице, и теперь была вынуждена неделю провести в четырех стенах, пока не восстановится окончательно». Проще говоря, трепать нервы своим присутствием она будет еще долго.

Спасением было то, что вот уже третий день он заходил в бар и проводил хорошее, даже прекрасное время с Огневиски. Это было чем-то вроде отдыха после всего того, что произошло в том здании. Хотя ему казалось, что он еще очень долго должен будет отдыхать от этого.

Драко взял пачку сигарет со стола, доставая одну из них. Вынул тонкими пальцами, зажег. И стал курить.

Он точно не знал, зачем делал это. То ли привычка, то ли нервы успокаивало. Наверное, и то, и другое сразу. Но, вообще, душевную боль это не утихомиривало.

Душевную боль? Не совсем. Скорее, пустоту после бала, которая до сих пор дырой была в его сознании. Особенно она расширялась, когда ночью происходило кое-что весьма интересное.

Грейнджер кричала. Почти каждый час, цепляясь руками за подушку. Рыдала, заливая всю кровать большими слезами, которые ручьем текли по лицу. Дело в том, что к ней приходили те девушки, которые танцевали в зале. Те парни, которые смешили дам. Приходили в кошмаре, сменяя картинки на те, где они падали на пол, крича от боли. Где они умирали, хватаясь руками за угасающую помощь.

Но главной болью был парень лет семнадцати. Она прекрасно помнила его полностью: костюм, лицо, глаза. Помнила, как он оттолкнул ее в сторону, и девушка упала, ударяясь головой об пол.

Но это было ничего, по сравнению с тем, что ей пришлось пережить после бала в больнице. Когда она просыпалась по нескольку раз на день, чувствуя невероятную боль, тошноту. Кружилась голова, морозило все тело. Было ощущение, что она заболела чем-то сильным, неизлечимым.

Приходили галлюцинации в виде умерших пар. Один раз ее даже посетил Рон, который обвинял в том, что она бросила его тогда, на войне.

Гермиона даже привыкла. Почему-то, как-то. Выдержать это было трудно, но она просто иногда думала, что могла бы умереть там, среди невинных людей, так и не достигнув ничего в жизни. И почему-то после этого она была готова терпеть все мучения, понимая, что судьба итак дала ей прекрасный шанс.

— Я спросил: «Ты дура?», — прошептал он, смотря на ее бледное лицо.

Казалось, что девушка стала еще более ужасной после дней, проведенных в больнице. Огромные синяки красовались под заплаканными красными глазами, щеки впали, а губы постоянно дрожали.

— Хотя я итак знаю ответ. Да, ты полная дура, Грейнджер, — громче сказал он, вглядываясь в опухшее лицо.

Она вздохнула.

На самом деле, ей плевать. Ну почти.

— Я не спрашивала твоего мнения, — тонким голосом ответила она, смотря в серый океан, который одаривал ее холодом.

Ладно, это уже было слишком. Потому что стояли они так почти пять минут. А все из-за того, что Живоглот заснул на подушке Драко.

— Я не позволял тебе так со мной разговаривать.

Он нахмурился. Прохладно окинул ее быстрым взглядом, не переставая замечать, что она некрасивая. Скорее, для того чтобы подтвердить свое отношение к ней самому себе.

Ну посмотри на нее: эти веснушки, белое лицо, тонкие губы. В каком месте заключалась красота?

Правильно. Ни в каком.

— А я и не спрашивала разрешения, — прошептали те самые тонкие губы, которыми она еле шевелила.

Он оторвал свой взгляд от них, вновь заглядывая в карие глаза, которые рассерженно смотрели на него из-под темных ресниц.

Почему-то Грейнджер пахла свежестью и зимой даже сейчас, несмотря на то, что провалялась в больнице и не выходила из дома.

А чем пах он? Она бы сказала, что тонким привкусом недавно выкуренных сигарет. И подметила бы, что это довольно вкусно — стоять рядом и ощущать именно этот аромат.

— Дура.

Ладно. Ее все равно не интересует твое мнение.

Малфой.

Конечно, она его ненавидела. Конечно, хотела иметь общее дело с кем-то другим. Конечно, злилась, что это именно он спас ее тогда. Но почему-то опять подумала об идеальных чертах лица.

Можно было начать с прямого носа и закончить бездонными серыми глазами, на которые она так внимательно смотрела. А еще иногда опускалась на тонкую линию губ, которая презрительно выгибалась.

— Ты не лучше.

Он снова нахмурился. Посмотрел в глаза, потом — на губы. Почувствовал запах зимы на своей коже, словно он пробрался сквозь одежду.