«Бежали храбрые грузины». Неприукрашенная история Грузии - Страница 10

Но создал же! Начав с нуля, наладил контакт с небольшими группами разоренных турками дворян-азнауров, на свой страх и риск партизанивших в южных провинциях, и объявил их «царским войском», действующим по приказу из столицы, что само по себе безмерно вдохновило простой люд, впервые за много лет увидевший хоть какую-то защиту. Затем, вызвав самых отважных и удачливых guerrilleros ко двору, велел им остаться и назначил содержание, положив начало небольшой, но надежной и сплоченной личной царской гвардии – монаспа, и, уже опираясь на нее, начал ломать через колено олигархов с родословными. Те поначалу огрызались, но вчерашние партизаны знали толк в беспределе, так что после разгрома и изгнания «некоронованных царей юга» из Дома Багваши, а потом и еще пары-тройки наиболее наглых олигархия притихла, принюхиваясь к новым ветрам. За счет конфискаций имущества изгнанных удалось создать нечто похожее на бюджет, навербовать, в дополнение к монаспа, несколько наемных отрядов, вставших гарнизонами в важнейших крепостях. А потом, как оно, впрочем, и водится (госпожа Удача сильных любит и одна не ходит), пошла длинная белая полоса.

После смерти великого Малик-шаха и убийства ассасинами его не менее великого премьер-министра Низам-уль-Мулька, случившихся почти одновременно, Дом Сельджука практически мгновенно распался на несколько ожесточенно дерущихся домиков, а спустя пару лет после того, не дав туркам времени определить нового лидера, явились «железные люди» в белых плащах с алыми и черными крестами. В 1098-м пала Антиохия, в 1099-м – Иерусалим, в тылу у мусульман появились новые, на тот момент очень сильные, хотя и небольшие христианские государства, а к тому же обрела уже четвертое дыхание Империя. В такой ситуации платить дань невесть кому и непонятно ради чего было бы преступлением, и Давид послал сборщиков какого-то из султанов на фиг. Появилось много денег на самые различные программы, в том числе и на пропаганду за рубежом, так что уже в 1104-м «лучшие люди» Кахети арестовали своего царя Агсартана и привезли его к Давиду тепленьким. После чего земля «ранов и кахов» вернулась под крышу Кутаиси окончательно и бесповоротно, а союзника бедняги, атабага Гянджи, попытавшегося этому помешать, без особых хлопот (на бармалея он не тянул, а на армию Давид денег тоже не жалел) унасекомили при Эрцухи. Стало тихо. Появилось время для проведения давно разработанной программы реформ – прежде всего, конечно, восстановления давно рассыпавшегося государственного аппарата. Что интересно, начал мудрый Давид (возможно, изучив опыт Империи) с создания того, чего раньше никогда не было: профессиональных спецслужб «мстовари» (соглядатаи), включавших в себя стражу (полицию), контрразведку (в том числе службу политического сыска) и внешнюю разведку с резидентурами в соседних столицах. Структуры эти финансировались из личных средств монарха и подчинялись непосредственно ему, так что вскоре именно царь стал главным держателем информации, которая, как известно, зачастую дороже денег.

Однако госбезопасность госбезопасностью, но необходимы были и рабочие лошадки. А поскольку формировать бюрократию можно было только из духовенства, на повестку дня встал вопрос о церковной реформе. Тем паче что церковью по-всякому необходимо было заняться. За время кризиса святые отцы, особенно на высшем уровне, заелись совершенно непозволительно: все кафедры и панагии распределялись между младшими сыновьями владетельных князей, так что епископы, не говоря уж о не присущем духовным лицам образе жизни, активно лоббировали интересы своих фамилий. Совершенно забыв о том, что царство земное есть отражение Небесного.

Ситуация была столь запущена, что кое-что пытался поправить – уже под старость – даже Баграт IV, но, естественно, не преуспел, как не преуспевал во всем остальном, несмотря на активную поддержку крупного импортного спеца Георгия Мтацминдели. Но теперь было очень не тогда. Созвав сразу после победы над атабагом собор в Руис-Урбниси под предлогом необходимости уточнить некоторые детали церковных обрядов, царь выступил перед батюшками с большой речью, где все было названо своими именами и подкреплено данными из заботливо подобранных шефом «мстовари» персональных досье.

Это был нокаут. Сами знаете, втихую можно делать очень многое, но не дай Бог этому многому всплыть. Съедят. На сей раз Бог дал – и съели. Многих. В основном из «мажоров» – при полном понимании и поддержке застрявших в сельских попиках и рядовых монахах способных выходцев из низов, мечтавших о карьере, но в старых условиях не имевших никаких шансов ее сделать. По итогам чистки большинство «панагийных» потеряли посты, кому-то понизили сан, кто-то ушел в монастырь на хлеб и воду, а кое-кого и вообще расстригли. Право царя утверждать епископов было одобрено единогласно, как и предложение Давида о слиянии трех должностей – мцигнобартухуцеси (госсекретаря), епископа Чкондиди (одной из самых уважаемых кафедр страны) и председателя Сааджо Кари (Верховного Суда) – воедино; отныне этот высший чиновник, назначаемый лично царем, становился его заместителем по всем вопросам, стоящим выше любого из «владетельных». Излишне говорить, что епископ Георгий, первый обладатель сей ранее невиданной должности, был верным сторонником царя, вернее, его воспитателем и наставником с младенчества, вполне вероятно, сделавшим Давида именно таким, каким тот вырос.

Очень скоро в городах страны появились присутствия, где заседали хмурые бюрократы-буквоеды, решавшие вопросы строго по закону, а не по понятиям, что простому народу, естественно, очень понравилось. Авторитет короны стал в полном смысле слова непререкаем, а слово Давида – законом. Вот теперь-то пришло время и для внешней политики. Ранее старавшийся особо никому о себе не напоминать, Давид начал проявлять активность, понемногу отнимая у турок занятые ими города – сперва Самшвилде, потом Рустави, потом неприступную крепость Гиши, а в начале 1118 года и Лоре, когда-то маленькое армянское царство, уничтоженное сельджуками. Операции были мелкие, не кровопролитные, мусульмане, не имея за спиной никакой поддержки, чем дальше, тем больше уходили сами, лишь услышав о скором появлении царских войск, но в моральном плане важность их трудно переоценить: царские люди понемногу учились понимать, что сельджуки не непобедимы. Однако духом единым сыт не будешь, надежных войск (дружины князей и плохо обученные ополченцы в это понятие не входили) все-таки было мало, а в том, что рано или поздно соседи попытаются взять реванш, не сомневался никто. Серьезные люди в то время армию нанимали или закупали «военных рабов», гулямов (термин «мамлюк» появится чуть позже). Однако такие программы стоили совершенно безумных денег, требуя постоянных войн, причем победных и завоевательных, на что у Давида не было ни сил, ни, похоже, желания (провоевав едва ли не всю жизнь, он, как ни странно, был, кажется, по меркам того времени довольно миролюбив).

Но если денег не было, то генератором идей царь был великолепным. Будучи женат на половецкой княжне Гурандухт, дочери хана Атрока и внучке знаменитого Шар-хана, он списался с тестем, как раз тогда поставленным на край гибели степными победами Владимира Мономаха, и предложил тому программу green-card на сколько угодно семей. Кстати сказать, слегка понимая Давида, считавшего ходов на десять вперед, поневоле подозреваю, что и брак этот, заключенный задолго до того, был реализован с видами на далекое будущее. Тесть ответил согласием. Имелась, правда, проблема: половцы были в размирье с осетинами, и те ни за что не пропустили бы эмигрантов на новую родину, однако этот вопрос Давид решил быстро, сперва сходив на осетин походом, затем же, когда они поняли, что драться будет себе дороже, предложив союз и материальную помощь. А знати еще и набор столь привлекательных преференций, от чинов и титулов до земель и золота, что горцы возражать не стали. В период с 1118 по 1120 год через перевалы прошло на юг несколько тысяч (источники говорят «сорок тысяч», но это полная чепуха, а почему, будет растолковано в книге) кипчакских семей, получивших землю и подъемные в обмен на обязательство выставлять джигитов по первому требованию из расчета «одна семья – один всадник». На этом военную реформу можно было считать законченной. А война была уже на носу.