Бездомный главнокомандующий (СИ) - Страница 3

Тихонечко распахнув дверь, я сделала шаг, и в тот же миг на меня обрушился ослепляющий, беспощадный, всепроникающий свет. Этот свет обволакивал, охватывал всю меня буквально со всех сторон от макушки до кончиков пальцев на ногах. Он моментально лишил меня всякой воли, заставляя неподвижно замереть, непроизвольно сжавшись так, что стало трудно дышать, а ещё, он невыносимо слепил мои глаза, проникая даже сквозь плотно сомкнутые веки. Этот свет был пронзительно, ну просто нереально белым, с чуть заметным синеватым отливом, как у кварцевых ламп, только в тысячи тысяч раз ярче.

Я почему-то была не в силах даже повернуть голову, чтобы понять, откуда он взялся. Смутно догадываюсь, что его источник расположен вовсе не снаружи, ведь тогда бы я увидела его отсвет через угловое окно спальни, а находится где-то внутри веранды, причём почти рядом со мной. Я ещё успеваю удивиться, почему он не выходит за пределы окон, ведь я не видела из спальни даже слабого его отсвета. А может этот свет возник в тот самый миг, когда я открыла дверь? Возможно. Но что тогда его спровоцировало? Откуда он взялся? Не смотря на удивление, распирающие меня вопросы не находящие пока никаких ответов вихрем проносились у меня в голове, сменяя друг друга. Но тут этот яркий, невыносимый свет внезапно погас.

Мгновенно ослепшая, я тут же вновь обретаю подвижность и машинально тянусь свободной рукой к выключателю. Громкий, словно пистолетный выстрел в абсолютной тишине веранды его щелчок заставил меня невольно вздрогнуть. Другой рукой я всё ещё крепко сжимаю ручку моего молотка-защитника, автоматически отведя её чуть назад и в сторону для замаха. Но пока никого не бью, потому что до сих пор ничего не вижу, да и не слышу тоже.

Хотя, нет. Постепенно я вновь обретаю возможность видеть, но после того невыносимо яркого сияния, которое разливалось здесь буквально несколько секунд назад, слабый свет единственной лампочки над моей головой кажется мне невероятно блёклым.

Да! Зрелище то ещё. Посреди веранды стоит видимо не до конца очнувшийся, ещё не пришедший в себя бездомный. Его чуть раскосые глаза цвета горького шоколада широко распахнуты. Остекленевшие видимо от только что пережитого им потрясения они смотрят прямиком на меня. Нет, я тут же почему-то отчётливо понимаю, что он глядит вовсе не на меня, а в точку, расположенную примерно на уровне моей груди, но чуть поближе к нему.

Он вглядывается в неё так, словно там до сих пор находится нечто невидимое моему глазу, но привлёкшее его внимание или же оно находилось там буквально мгновение назад. Он стоит, протягивая к этому неведомому нечто руки, словно пытаясь его схватить и удержать, пока еще не понимая и не осознавая, что теперь там уже абсолютно ничего нет.

И тут я замечаю, что его протянутые руки светятся своим собственным светом. В слабых лучах лампочки этот свет едва заметен. Но его всё же можно различить на тёмном фоне его поношенной одежды. Постепенно приходя в себя, бездомный опускает глаза на свои руки и тоже замечает свечение. Потрясённо взмахивает ими, стараясь стряхнуть этот свет, пытается стереть его о свою одежду. Бесполезно. Ничего не помогает и свечение на его руках не гаснет. Причём светятся только кисти его рук, и свет совсем не распространяется выше запястий. Даже не так. Свет расположился исключительно на его ладонях, совсем не затрагивая пальцев.

Чтобы лучше разглядеть это свечение, я выключаю свет, оставляя вверху только слабенькую подсветку в виде маленькой разноцветной гирлянды развешенной вдоль верхней кромки окон моей веранды. Теперь отчётливо видно. Его ладони не просто светятся, на них как будто нанесён световой татуаж, складывающийся в замысловатый узор из чётких линий скоплений крохотных точек, черточек и завитушек чем-то напомнивших мне восточные иероглифы. В призрачном свете слабенькой гирлянды видно, как мужчина потрясённо соединяет ладони своих рук, подносит их к лицу, пытаясь тщательнее разглядеть проявившийся рисунок и удивлённо вздрагивает, явно поняв, что же такое он есть на самом деле.

У меня вдруг создаётся впечатление, что для него это вовсе не абстрактный рисунок, а какой-то текст, в который он вчитывается несколько минут, плотнее сложив свои ладони вместе и медленно поворачивая их под тем или другим углом. Бездомный поднимает голову и только теперь замечает меня.

ГЛАВА ЧЕТВЁРТАЯ

И вот тут-то я вновь впадаю в ступор. Я впервые слышу его голос! Оказывается, он у него настолько необычного тембра, что меня буквально переклинило. Он был такой неимоверно притягательный, завораживающий и поражающий своей глубиной и силой, что невольно заставил затрепетать с ним в унисон каждую клеточку моего тела. В этом необыкновенном голосе словно слились воедино перезвон церковных колоколов, величественные переливы оркестровых труб и поразительной красоты аккорды огромнейшего органа. Да за такой голос любой оперный певец продал бы душу, даже не раздумывая ни секунды. А девушки, я не покривлю душой, что будь он чуточку помоложе (хотя кого в таких делах останавливает возраст мужчины), вешались бы на него пачками, услышь они от него даже одно приветливое слово.

— Вот это подарок! Теперь мне можно возвращаться. А жаль. Я здесь привык. — Ошарашенно, но одновременно и обрадованно произнёс он.

Ничего не понимая, я снова включаю верхний свет. А мой бездомный-то преобразился. Куда подевались сутулые плечи, погасший взгляд и поникшая голова. Передо мной, хоть и в той же самой поношенной одежде, стоит совершенно другой мужчина.

Он собранный, подтянутый, даже как будто ставший на несколько сантиметров выше и как минимум на десяток лет моложе. А глаза! В них столько всего. Воля, энергия, какой-то почти юношеский задор, но в то же время вселенская мудрость и тот неповторимый уверенный блеск, который обычно свойственен только очень целеустремленным и сильным духом личностям. Если бы я встретила этого человека сейчас, то сказала бы что передо мной стоит младший брат или даже старший сын того бездомного, причем только что оставивший военную службу не иначе как в разведке или и того ещё круче.

— Кто вы, — невольно вырывается у меня.

— Вы всё равно не поймёте. — Вздыхает он.

— Как бы вы ни пытались, ваше восприятие действительности вам этого не позволит. — С сожалением констатирует он очевидный для себя факт, не в силах отвести взгляд от меня?

— Но, я хотел бы кое-что сделать перед тем, как уйти.

Как завороженная, я смотрю на то, как он, не отрывая взгляда, медленно подходит ко мне. Наклоняется. Очень осторожно, бережно, даже с каким-то трепетом охватывает своими руками моё лицо и целует.

Я, конечно же, не монашка. Не ханжа, но и не распущенная девушка, раздающая поцелуи направо и налево кому ни попадя. Но этот поцелуй…

Я даже представить себе не могла, что простое прикосновение его губ перевернёт всё внутри меня, всколыхнув из глубин сознания неведомые доселе мысли и желания. Прикажи он идти за ним на край света, переплыть океан, броситься под поезд или с крыши самого высокого здания — я, не раздумывая сделаю это лишь за ещё один его подобный поцелуй.

Бездомный (пусть теперь он совершенно не похож на того потерянного, утомлённого жизнью человека, но я по привычке называю его так) вопросительно смотрит на меня. А потом, видимо правильно поняв моё состояние, ласково улыбается.

— Я мечтал сделать это с самого первого дня нашего знакомства. Не бойтесь, у меня никогда не было даже мысли чем-то оскорбить или обидеть вас. Просто, вы были единственной, кто проникся ко мне участием. Не требуя ничего взамен, вы предложили мне что ни на есть самое ценное в любом мире: вашу заботу. Ваше расположение и сострадание. Сострадание отверженному, никому не нужному существу. По сути, отбросу.

Он с неохотой делает шаг назад. Взгляд его вспыхивает от невысказанного вопроса, но он пересиливает себя. Позволив себе лишь ещё несколько слов.

— Спасибо вам за это. И, прощайте.