Бездна - Страница 19

Дело в том, что здесь существовал один паразитический грибок, обитавший в воде — обычно в северных умеренных широтах — и размножавшийся спорами, попадающими в организмы различных морских существ. Эти «семена» выбрасывались грибками прямо в атмосферу в виде плотных черных облаков. Одна такая спора, попав через дыхательные пути в тело морского млекопитающего в момент его выхода на поверхность за очередной порцией свежего воздуха, тут же обосновывалась в пищеводе и почти мгновенно начинала прорастать, выбрасывая густую сеть ярко-красных отростков, без труда проникающих в легкие, пищеварительную систему, даже в мозг. Внутренности зараженного организма превращались в плотно упакованную массу ярко-алой паутины. Цель действий этого грибка — отыскать респираторный пигмент, гемоцианин, содержащий медь. У большинства обитателей моря на Гидросе это вещество содержалось в крови, что придавало ей голубоватый оттенок. Сей паразит, по-видимому, тоже каким-то образом использовал гемоцианин.

Смерть от грибковой инфекции бывала медленной и страшной. Зараженный организм раздувался от газов, выделяемых «захватчиком», и беспомощно плавал на поверхности, но через какое-то время неизбежно погибал; вскоре после этого сквозь свищ, образованный грибком в животе зараженной особи, прорастали созревшие структуры паразита. Образовывалась шарообразная масса, которая очень скоро будто раскалывалась, высвобождая новое поколение зрелых грибков, те, в свою очередь, производили новые тучи спор

— и все повторялось заново.

«Семена» грибка-убийцы могли укореняться и в легких человека, что не приносило особой выгоды паразиту: организмы людей не производили гемоцианин, но «диверсант» в поисках этого вещества вторгался во все органы, что, по сути, оказывалось бессмысленной тратой энергии с его стороны.

Первым симптомом грибковой инфекции в человеческом организме являлся непрекращающийся кашель.

— Расскажите немного о себе, — попросил Лоулер. — А потом мы посмотрим, что происходит с вами.

Он вытащил новую папку для ведения истории болезни из ящика и написал на ней имя Сандиры Тейн.

— Сколько вам лет?

— Тридцать один.

— Где родились?

— На острове Хамсилейн.

Лоулер взглянул на пациентку.

— Это на Гидросе?

— Да, — ответила она несколько раздраженно. — Конечно. — Ее охватил новый приступ кашля. — Вы никогда не слышала о Хамсилейне? — спросила Сандира, когда смогла преодолеть болезненный приступ.

— Островов много… А я очень мало путешествую. Но об этом вообще не приходилось слышать. Кстати, в каком море он дрейфует?

— В Лазурном.

— В Лазурном, — повторил Вальбен, изумляясь. У него было весьма туманное представление о месте названного моря на огромном шарике Гидроса.

— Подумать только! Должно быть, вы проделали немалый путь, не так ли? — Она ничего не ответила. После короткой паузы доктор поинтересовался:

— Вы ведь приехали к нам с Кентрупа, и не так давно?

— Да. — И вновь ее тело сотряслось от кашля.

— Сколько времени вы здесь живете?

— Три года.

— А до этого?

— Восемнадцать месяцев на Вельмизе… Два года на Шактане… Около года на Симбалимаке. — Тейн бросила на него холодный взгляд и едко заметила:

— Кстати, Симбалимак тоже находится в Лазурном море.

— Я слышал об этом острове, — заметил Лоулер.

— А до этого я жила на Хамсилейне. Таким образом, Сорве — мой шестой дом, если можно так выразиться.

Вальбен занес все услышанное в историю болезни.

— Состояли в браке?

— Нет.

Он записал и это.

Характерное для островитян нежелание вступать в брак с жителями собственного «плавучего дома» породило обычай неофициальной экзогамии на Гидросе. Одинокие люди, собиравшиеся образовать семью, как правило, переплывали в поисках пары на другой остров. И если столь привлекательная женщина так часто меняла место жительства и при этом ни разу не была замужем, то, значит, либо она излишне привередлива в своем выборе, либо ее вообще не интересует проблема создания семьи.

Лоулер подозревал, что Сандира действительно никого не искала. Единственный человек, с которым она, по наблюдениям доктора, проводила время в течение этих нескольких месяцев ее пребывания на Сорве, оказался Гейб Кинверсон, местный рыбак. Хмурый, немногословный, с грубым скуластым лицом, Гейб считался сильным и как-то по-звериному притягательным мужчиной, но он явно не принадлежал к числу тех счастливчиков, которые, по мнению Вальбена, могли претендовать на сердце Сандиры Тейн, если, конечно, исходить из предположения, что она ищет мужа. Да и Кинверсон никогда не стремился к браку.

— Когда у вас начался этот кашель? — поинтересовался Лоулер.

— Восемь или десять дней назад. Около последней Ночи Трех Лун.

— У вас случалось нечто подобное раньше?

— Нет, никогда.

— Лихорадка, боли в груди, озноб?

— Нет.

— При кашле есть выделения? Ну-у, слизь или кровь?

— Слизь? Вы хотите сказать, жидкость? Нет, такого не наблюдается.

У нее начался очередной приступ. На глаза навернулись слезы, щеки покраснели, все тело сотрясалось. После этого Тейн еще долго сидела, опустив голову, и казалась бесконечно измученной и несчастной.

Лоулер ждал, пока к ней вернется способность нормально дышать.

— В тот момент, — наконец произнесла Сандира, — мы находились не в тех широтах, где растет грибок-убийца. Я постоянно твержу себе об этом…

— Сие ничего не значит, знаете ли. Споры могут переноситься ветром на многие тысячи километров.

— Большое спасибо.

— Неужели вы серьезно считаете, что заразились грибком?

Тейн подняла голову и почти свирепо посмотрела на него.

— Откуда мне знать?! Возможно, меня уже всю сверху донизу изнутри опутали эти чертовы красные нити, а я ничего не знаю. Единственное, что мне известно наверняка, — кашель не прекращается. Только вы в состоянии объяснить, почему.

— Возможно, — согласился Вальбен. — А может, и нет… Ладно. Давайте посмотрим. Снимите рубашку.

Он извлек стетоскоп из ящика стола — смешной до нелепого инструмент, представлявший собой небольшой цилиндр из морского бамбука, к которому были прикреплены две гибкие трубки с жесткими пластиковыми наушниками на концах. Лоулер практически не располагал ничем из современного медицинского оборудования, не говоря уже о последних новинках техники. Ему приходилось обходиться примитивными вещицами, средневековым инструментарием. Рентгеновское сканирование могло бы за пару секунд помочь определить, заражена его пациентка или нет. Но где взять рентгеновскую установку? Гидрос почти не контактировал с «внешним миром», поэтому не существовало ни торговли, ни ввоза, ни вывоза хоть какого-либо товара. Им просто посчастливилось, что здесь имелось такое примитивное оборудование. И вот такие недоучки-врачи, которые могли оказать элементарную медицинскую помощь. Люди, жившие на этой планете, испытывали недостаток во всем. Население было немногочисленным, а его профессиональные возможности — весьма ограниченными.