Без знаков препинания Дневник 1974-1994 - Страница 50
Читаю надпись: «Просьба по этому участку не ходить, мы его реставрируем». А когда отреставрируют, все будут ходить — и студенты, и собаки. Незаметный человек — но обязательно в черном котелке — ежедневно накалывает мусор на специальную палку. Я вспомнил, что видел такого человека в старом фильме у Антониони. У него самая обыкновенная лыжная палка и совсем немного работы: в лучшем случае он соберет на нее несколько оберток из-под мороженого. Которые бросят поляки или русские.
Сегодняшний день отведен для Национальной галереи. Оказывается, здесь бесплатный вход. Мелочь, но важная для советского человека. Беден да честен, — кто-то оправдывается у Чехова.
В залах все чинно, рассортировано по векам и направлениям. Налево французы, направо итальянцы. Русских не видно... Вот Беллини (портрет дожа... очень знакомая физиономия... высокомерный, как будто укоряет: вот ты в джинсах, а посмотри, в чем я!) никогда не окажется рядом с Ватто или Ван Гогом. На том свете все перепутается, рассор-тируется по другим канонам — так что и Беллини с Ватто смогут оказаться в одной упряжке, и джинсы с золотой парчой... А здесь порядок ты — XVII век, ты — XX.
Возможно, и у самого будет полочка в Бахрушинском (?). Несколько фотографий под стеклом, сюртук.. Короткое резюме: играл с такого-то по такое, заслуги такие-то. Рядом пепельница Ефремова, в соседнем зале — трубка Копеляна. Все правильно: тут Москва, тут Ленинград. Только когда хватятся, моего сюртука не окажется — его перешьют на другого артиста или поест моль.
Ван Гог вырывается из своего времени. Наш век ему тесен. А какая история — по совету Гогена прислушивается к крику кукушки. Она прокуковала ему два раза. Два года жизни! Он бросается на Гогена, потом в неистовстве отрезает себе бритвой ухо. Тут же диагноз: буйное помешательство. Диагноз — как ярлык, как амплуа, на всю жизнь... Через два года стреляет в сердце... Мне кажется, эту сцену я бы сыграл неплохо. Но, во-первых, я уже накалывался на биографических фильмах — опыт с Достоевским должен был научить. А во-вторых, гадалка на «Мосфильме» «накуковала» мне смерть... как раз в 58! Как-то я об этом и позабыл.
Сегодня принимала Галина Самцова[ 86 ] — у нее в Лондоне свой домик Это не в самой центральной части — в районе моста Хаммерсмит. Переехали Темзу — и уже рядом. Дома стоят плотно друг к другу: у каждого хозяина половинка от одного строения и половинка от другого. Такая система. Есть парадный вход — для почетных гостей, есть непарадный. С одной стороны — улица с редкими автобусами, с другой — луга и где-то позади них — река.
В доме много портретов Галины — она в Ковент-Гарден стала королевой. А когда-то приехала из Львова в Киев и занималась у той самой Верекундовой, которой когда-то показывалась Алла. Потом замечательно танцевала в театре, но, как и везде, там существовал клан, который всем владел и всем распоряжался. Она в него не вписалась. Вышла замуж за канадца и, простившись со своей подругой Нелей Адамович, уехала за границу. Как потом говорила, ни одной секунды не жалела об этом. Я виделся с ее мужем в Сохо, во время первых гастролей БДТ. Конспирировался и долго заметал следы... Теперь все свободней, я взял с собой Настю Вертинскую и Валю Якунину. Галина открыла парадный вход и устроила настоящий пир. Добила меня бассейном: «Пожалуйста, можете и поплавать!»
По возвращении начинаю строительство бани — бассейн в проекте не предусмотрен. Какой там бассейн! Даже ванную не поставишь — ни напора нет, ни слива нормального. Только фекалии.
Пройдя Ковент-Гарден и ту площадь, где Элиза Дулитл торговала фиалками, повернув на Боу-стрит, я вскоре очутился на том месте, где была назначена встреча. Уже издалека я увидел эту мрачноватую постройку — она возвышалась в конце Грэйт Куин-стрит и притягивала своими сквозными лучами. Я читал, что в ее основе лежит абсолютная симметрия, то есть форма человеческого тела. Однако более всего она напомнила столп — молчащий и неприступный. Или статую Командора, которая не слишком вписывалась к тому же в архитектуру города. От нее потягивало холодком, и в то же время интерес к ее обитателям возрастал по мере приближения.
Мы позвонили в единственную дверь. Пока нам шли открывать, я вспомнил Мишу Данилова, снабдившего меня книгой об этих людях, а еще... Пушкина, Рылеева... Дверь открыл седоватый человек — не в мантии, не в маске, как я себе воображал, а в узком галстуке с циркулем (их символика!) — и спросил, чего мы желаем. Мы объяснили, что хотим осмотреть основные залы. «Это возможно, — ответили нам вежливо. — Сейчас к вам выйдет мастер ложи, который сегодня дежурит». Мы вошли, проведя несколько минут в его ожидании. Вокруг никого не было. Я разглядывал стены и потолок: везде красовались молоточки, звезды, солнце с искривленными лучами, скрещенные лопата и шпага и великолепная золотая семерка. Я решил вступить на шахматный пол — отчасти под впечатлением того, как по такому же полу в мюзикле «Chess» ходил «гроссмейстер Корчной»[ 87 ]. Стал вспоминать его арию, но остановил себя тем, что эти стены, должно быть, пропитаны Моцартом... Наконец к нам вышел тот же седенький человек с циркулем и сообщил, что он и есть мастер, который сегодня дежурит.
Свой рассказ он начал с того, что масонство завезено из Египта и Сирии — сначала в Грецию, потом во Францию и лишь потом в Англию. А сделал это грек Питер Ховер, более известный как Пифагор. Спасибо ему за это. Мы блуждали по темным коридорам, а я с опаской поглядывал назад и по сторонам — в надежде встретить живого человека. Величие подавляло меня, а мастер открывал все новые двери, находя на связке необходимые ключи. Я обратил внимание на интересные акустические свойства храма: в библиотечном помещении (тут я увидел наконец трех человек, склоненных над рукописями) голос мастера был как будто смикширован, а в главном зале с троном, витражами и органчиком — там происходят их собрания — его голос засвиристел, как флейта-пикколо. Именно при подходе к главному залу мастер решил продемонстрировать процедуру принятия в члены ложи. Достал из кармана бархатную повязку и предложил нам — очевидно, в шутку. Подстрекательская улыбка пробежала по его лицу и растерянная — по нашим. Он нацепил повязку на глаза и как-то смешно раскрутил себя, попутно объяснив, что это делают, как правило, специальные стражи. Начинаются ритуальные вопросы и первый из них: «Который час?» Я тут же подумал: сколько раз в жизни мы спрашиваем об этом окружающих? Этот как будто праздный вопрос решил когда-то и мою судьбу на экзамене по астрономии. Я отвечал последним. Вытаращив глаза, показал своему учителю, что не знаю ничего, однако на всякий случай решил начать бойко: «Нам всем хорошо известно, что Земля удалена от Луны на столько же, на сколько Луна удалена от Земли». Учитель сообразил, что знаний моих хватит ненадолго, и лениво, подчеркивая пренебрежение к отвечающему, спросил директора школы: «А который сейчас час?.. Не пора ли перекурить?» Поддержал его мой любимый учитель по математике... Так я избежал законной единицы, не подозревая, что моим спасителем стал магический масонский вопрос.
Некоторые их постулаты заинтересовали меня. К примеру, такой: каждый из масонов дает клятву хранения тайн своего ремесла. То есть не занимается дешевой популяризацией собственной персоны, не болтает языком. Знания передаются определенными знаками. Как сделана моя роль, поймет профессионал, владеющий знаковой системой в той же мере, что и я. Больше никто. Все, что хочется высказать, должно быть записано на бумаге и храниться под семью печатями. Что-то похожее происходит и со мной — Бог уберег от преподавания и разбазаривания своих маленьких тайн. В редких интервью стараюсь не открываться. Вот и записываю почти что подпольно...
Высшей добродетелью, по утверждению масонской науки, является любовь к смерти, то есть преодоление страха перед ней, вера в существование Бога и справедливого мира. Какую же надо прожить жизнь, чтобы с такой легкостью ожидать своего бессмертия! Каменщики и тут помогают себе интересным обрядом. Испытуемому завязывают глаза, после чего он девять раз обходит пустой гроб со словами «Memento mori». Это у них как девиз. Стражник должен стукнуть тебя молоточком по темени (разве не масон в таком случае пушкинский Золотой петушок?), а ты — притвориться мертвым. После того как полежишь в таком состоянии, открываешь глаза просветленным... Что-то похожее надо было сыграть в «Параде планет», когда наш отряд блуждал между жизнью и смертью.