Без вины преступница - Страница 11

Он будет платить, это понятно. Он, тот, что платил, знает, кем работает его сын. Знает, что все доказательства у него припрятаны в надежном месте, так что если что…

Обычная схема хорошо подготовленного шантажиста. А он хорошо подготовился. У него было время, целых пятнадцать лет. Пятнадцать лет он перебивался случайными заработками, пока, наконец, не ушел на пенсию. Бедствовал, иногда просто голодал, сидел на хлебе и чае. Теперь все. Теперь ему с лихвой должны компенсировать все лишения.

Он стал в тени автобусной остановки и осмотрелся.

Народу много. Кто-то пьян, кто-то весел. Это не важно, важен сам факт наличия свидетелей. При стольких глазах этот человек, с которым у них через час назначена встреча, не посмеет ему навредить.

Он нарочно приехал заранее: нужно было осмотреться. Оделся тепло, даже лишний свитер натянул. Теперь он мог сколько угодно гулять по ночным улицам, зная, что не замерзнет.

К нужному месту он свернул за десять минут до назначенного времени. Медленно пошел, суеверно отворачиваясь от того места, где несколько дней назад нашли убитого. Снег мелодично похрустывал под толстыми подошвами старомодных, но невероятно теплых ботинок. Из раскрытых окон доносились смех, музыка, нестройное пение.

Всеобщее безумие продолжалось. Он неодобрительно качнул головой, притормозил, чуть скосил взгляд назад и в сторону.

Как ему удалось отпрыгнуть так резво, он и сам не понял. Громадный внедорожник летел прямо на него. Пьяный там, что ли, за рулем? Или слепой?

Он встал, отряхнул снег, покрутил пальцем у виска, как будто задние фонари внедорожника могли его видеть, и пошел вперед, к ресторану. Странно, но захотелось вдруг человеческого присутствия. Пусть хмельного, но присутствия.

Он снова проглядел. Опомнился, только когда какая-то женщина на крыльце ресторана завизжала, тыча пальцем куда-то ему за спину.

Он обернулся. Тот же внедорожник катил снова на него. Это было явно намеренно. Это не пьяный лихач за рулем, сообразил он, переходя на бег. Это по его душу!

Ах, как хотелось теперь скинуть с себя всю эту тяжелую одежду! Как хотелось стать молодым и быстрым! Чтобы толстые подштанники не стесняли шаг, чтобы ботинки не тормозили мощными подошвами, чтобы неудобная куртка перестала давить на спину и плечи, делая его старым и неповоротливым.

Он ничего не успел. Мощная сила толкнула сзади, подбросила его высоко вверх. Он не успел убежать от убийцы. Не успел закончить то, чему посвятил жизнь.

Самое страшное, что он ничего, совсем ничего не успел рассказать сыну.

За окнами бесновалась новогодняя ночь. После боя курантов прошло полтора часа, веселье нарастало. В подъезде хлопали двери. Народ гоготал, пытался нескладно петь, отчаянно фальшивил, пускался в пляс и снова гоготал.

Почему обязательно надо так оглушительно смеяться? Оля поморщилась, подошла к подоконнику в кухне вплотную и стала рассматривать праздничную ночь сквозь холодное стекло.

На улице взрывались петарды, искрили дешевые фейерверки. Следы заметала метель, разыгравшаяся еще до полуночи. Но непогода никого не пугала. Люди выбегали из подъездов с непокрытыми головами, женщины – с голыми плечами и спинами, в накинутых пальто и шубах. Открывали шампанское, выкрикивали тосты. Веселье из домов плавно перетекало во двор на детскую площадку. Кто-то вытащил из машины колонки, постановил их на капоте, включил на полную мощность музыку. И началось!

И не к месту «Тополиный пух, жара, июнь», и «Очи черные», и даже почему-то «Севастопольский вальс». Никого, кроме нее, этот репертуар не смущал. Они прыгали, плясали, орали, обнимались. Пара мужиков в белоснежных рубашках уже отошла подальше для выяснения отношений.

Все как всегда. По обычному сценарию.

Оля со вздохом оттолкнулась от подоконника, оглядела стол, который зачем-то накрывала. Зачем? Она никогда не ест после девяти вечера. Гостей у нее быть не могло. Она никого не ждала и сама отказалась куда-то идти. Хотя ее звали.

Одна коллега настойчиво зазывала ее в ресторан, другая – на съемную квартиру на набережной, которую всегда снимала исключительно для празднования Нового года. И Алла Ивановна звала и настаивала. Даже требовала, чтобы Оля поехала с ней на дачу.

Она отказалась. Наврала с три короба о какой-то школьной подруге, которая обещала приехать вместе с мужем и ребенком. Исключительно ради конспирации бегала вместе с Аллой Ивановной по магазинам, скупала продукты, шампанское, вино, мандарины. Поддавшись всеобщему азарту, запекла утку в духовом шкафу, наделала салаты, нарезала сыр. Даже ананас не пощадила, располосовала на ровные колечки. И хотя она точно знала, что никакая школьная подруга с мужем и ребенком к ней не приедет, потому что подруги такой не существовало в природе, достала праздничную шелковую скатерть с невероятно нежной вышивкой – на белом поле голубые снежинки. Вытащила из буфета красивую посуду, накрыла стол. Даже толстые праздничные свечи замотала сверкающей мишурой и ровно в двенадцать подожгла. И шампанское неумело открыла, залила шипучей пеной полстола.

Зачем? Для кого? Она его все равно пить не стала. Да и не любила она шампанское, от него у нее вечно болела голова. Оля сидела за столом, накрытым для веселья, наблюдала, как выстреливают из бокала пузырьки, ковыряла вилкой салат и все думала, думала.

Вадик нарочно ее бросил прямо перед праздником? Чтобы сделать побольнее? Он точно знал, что никогда так сильно не ощущаешь собственную ненужность, как в эту ночь. Наказал ее за отца.

Или это не он принял решение, а тот, кто увозил его на дорогой машине вишневого цвета? Кто, интересно, это был? Она ни разу не видела в его окружении человека на такой машине. Кто это мог быть? А что, если убийца? Или убийцы – те люди, что играли роли его отца и матери?

Она вспомнила театрализованное представление, устроенное Вадиком в ресторане, и всхлипнула.

Как нужно было ее ненавидеть, чтобы все это придумать? Знакомить с лжеродителями, признаваться в любви. Изображать заботу. Спать с ней, в конце концов! И все это ради чего? Ради мести?

Гадко. Гадко и неправдоподобно. А может, этот дядечка, который сильно напоминал сумасшедшего, все наврал? Может, его послал тот, кто стоит за гибелью Вадика?

Как же все запутано!

В два часа ночи, когда веселье под окнами пошло на убыль и наскакивающих друг на друга мужиков развели по домам, Оля принялась убирать со стола. Упаковала утку в фольгу, уложила ее в пластиковый контейнер с крышкой. Разложила по контейнерам салаты. Сгрузила посуду в машину. Сунула залитую шампанским скатерть в стиралку и пошла переодеваться.

Она для чего-то надевала нарядное платье! Идиотка. Кто мог ее увидеть, кроме собственного отражения в зеркале? Платье вернулось на плечики в шкаф. Оля влезла в теплый мохнатый костюм с заячьей мордой на груди, натянула теплые тапки, забилась в уголок дивана перед телевизором и только тогда потянулась за телефоном.

Она выключила его на эту ночь. Нарочно выключила, чтобы не звонили, чтобы не слышать шум чужого веселья и звон чужих бокалов. Аллу Ивановну она предупредила, что может быть вне зоны, остальные переживут. Да ей и звонить особо некому.

Оля включила телефон, и посыпались сообщения. Поздравления от коллег, начальника. Девушки, которые настойчиво зазывали ее в гости, несколько раз звонили, писали, негодовали, что она вне доступа. Алла Ивановна прислала сообщение в двенадцать ноль пять, теплое, милое, искреннее. Оля едва не прослезилась. Было еще несколько звонков с незнакомых номеров, которые она тут же удалила.

Не успела отложить телефон, как он немедленно зазвонил. Алла Ивановна, кто же еще.

– Девочка моя, как ты там? Не скучаешь?

– Да нет. Вот спать собираюсь, со стола уже убрала.

– Подруга, так я понимаю, не приехала? – усмехнулась Алла.

– В последнюю минуту позвонила и сказала, что ребенок заболел. – В эту минуту Оля ненавидела себя за то, что приходится врать хорошему человеку.