Без семи праведников... (СИ) - Страница 2

Альдобрандо побелел и с отчаянным воплем: «Господи, за что?» вскочил и рухнул на колени пред статуей Христа. Он понял Сатану — и ужаснулся. Последним отчаянным движением обернулся, всё ещё в тайне надеясь, что это сон. Но тут неожиданно в зачумлённом доме просветлело. Рядом с Альдобрандо возникло полупрозрачное облако, принявшее очертания крылатой тени. Даноли поразился его проступившим, совсем не иконописным крыльям — они шевелились белоснежным оперением, сияющим и бархатистым, их размах был огромным, крылья, казалось, заполонили зал. Таким же сияющим было и лицо незнакомца, строгое и спокойное.

Дьявол, только что проклявший Даноли, не удивился, но поморщился при его появлении.

— Ты превышаешь свои полномочия, Сатана, — голос крылатого существа был мягок и спокоен.

— По святости и искус, Микеле, — снова оскалился он. — Не вами ли сказано, что «цена одной спасённой души превышает цену всего мира»? Вот и оценим. Ты опоздал. Сказанное останется.

Альдобрандо недоверчиво взглянул на того, кого Сатана назвал Микеле. Иногда и Сатана принимает облик ангела света. Не дурачит ли его дьявол? Не двоится ли он? Сердце его согревалось в сени этих белоснежных крыльев, но на какие обманы не способен Сатана? Крылатое существо явно прочло его помыслы, но не утрудило себя пояснениями.

— Моё имя Микеле, Альдобрандо. Да, сказанное останется. — Даноли, осмыслив его слова, помертвел и закрыл лицо руками, и тут услышал слова Давидовы. — «Но ты сказал: «Господь — упование моё», Всевышнего избрал ты прибежищем твоим, и Ангелам Своим заповедал Он о тебе — охранять тебя на всех путях твоих: на руках понесу тебя, да не преткнёшься о камень ногою твоею, перьями своими осеню тебя, и под крыльями моими будешь безопасен…»

До Альдобрандо дошло, что словами древнего псалма существо с белоснежными крыльями обещало ему свою защиту и Божью помощь, но потрясение его не проходило.

— Но как жить в мире демонов? Я не выдержу, этого нельзя выдержать, никто не сможет, это проклятие, я паду!

— Кто падёт из любви к Богу, взойдёт, подобно звезде. Я закрою тебя от непереносимого, — глаза архангела заискрились, — и ты не будешь одинок, ибо хоть и много слепых во времена бесовские, не стоят города без семи праведников. Помни об этом.

— Но… зачем… зачем мне жить? — Этот вопрос для Даноли был насущным.

— Зачем на земле святые? — лицо Микеле просияло, — затем, что цена одной спасённой души, истинно сказано, превышает цену всего мира.

…Когда Альдобрандо очнулся — каминный зал был пуст, в окна лился солнечный свет. Даноли возликовал, поняв, что просто видел кошмарный сон. Поднялся, оделся, опустил в холщовую суму каравай хлеба, бритву да огниво, засунул в карман кошелёк, за пояс — отцовский кинжал, собрал свои пожитки и, оседлав коня, направился в Урбино. Если герцога Франческо Марии там нет — значит, он в Пезаро. Герцог часто переезжал с места на место, и Альдобрандо решил попытать счастья в столице.

Даноли думал о монашестве. Смысла оставаться в миру не видел. Сказать всю правду — Альдобрандо не видел смысла оставаться не только в миру, но и в мире живых, но уход был не в его власти — Бог не есть смерть, а Альдобрандо любил Бога. Сейчас путь Альдобрандо направлял Господь — и совсем в иную от привычных дорог сторону, но в миру он, граф Альдобрандо Даноли, принадлежал к свите герцога Франческо Марии Урбинского и не мог без его позволения принять, как намеревался, постриг. Жизненный путь придворного был определён с рождения и до последнего часа. Однако Альдобрандо не думал, что герцог откажет ему. Ныне, весной 1538 года по Рождестве Господнем, в Урбино царил мир, герцог имел сына Гвидобальдо, продолжателя династии, и нужды в его присутствии, как полагал Даноли, не было никакой. Герцог редко призывал его ко двору, а последние шесть лет и вовсе не звал, и едва ли он отвергнет просьбу вассала о пострижении, и тогда там, за монастырскими стенами, душа его обретёт покой.

Даноли быстро добрался до Сант'ипполито, издали заметив монастырскую колокольню на невысоком уступе. Альдобрандо знал этот монастырь и спешился. Пожалуй, подумал он, стоит договориться с настоятелем, и, оставив коня на постоялом дворе, двинулся к обители. Сандалии Альдобрандо скользили по траве, увлажнённой недавним дождём, он перепрыгнул сначала на брусчатые камни мостовой, потом вцепился свободной рукой в лестничные перила и устремился вверх по ступеням. Поднявшись на последний пролёт перед монастырскими вратами, увидел, что улица совершенно пуста, и остановился отдышаться.

Закат розовел, как цветущий миндаль и, глядя на него сквозь корявые ветви ещё сухого клёна, Альдобрандо вдруг ощутил непонятное онемение в ногах и нервную судорогу, волной скользнувшую по телу. Веки его странно отяжелели, дыхание на миг пресеклось. Но спустя минуту всё прошло. Даноли вздохнул полной грудью и поднял глаза.

Рот его раскрылся, кошелёк упал к ногам: закат по-прежнему алел, но сухое дерево было переполнено сидящими на нём омерзительными тварями, темноликими и остроухими, на зверообразных мордочках которых зеркально светились кошачьи глаза. Одетые в причудливые остроконечные колпаки, эти ужасные создания играли на невиданных музыкальных инструментах омерзительную мелодию и звонко пели. Голоса их звенели вразнобой и резали слух, были удивительно фальшивы и противны. Но Альдобрандо удалось разобрать слова. «Nuovo tempo! Nostro tempo! - ликовали твари. — Новое время, наше время!»

Альдобрандо ощутил мутную, подступившую к горлу тошноту и тяжесть на сердце. В глазах померкло. Кто это? Что с ним, Господи? Неужели… это был не сон?… Даноли снова судорожно вздохнул, голова его бессильно поникла, он заметил упавший к ногам кошелёк и наклонился за ним. Распрямившись, вновь поднял глаза. Сквозь узловатые ветви ещё сухого клёна закат опять розовел, как цветущий миндаль. Ветви путаницей сучьев походили на паучьи лапы или на уродливые старческие пальцы. На ветвях никого не было.

Даноли, чуть пошатываясь от дурноты и испуга, спустился по ступеням вниз к пустому в этот час придорожному трактиру, где оставил коня, увидел, как у потолочных балясин промелькнули тёмные тени и, присев у окна, застонал, опустив отяжелевшую голову на руки. Не может быть. Не может быть.

… Альдобрандо недолго пробыл в одиночестве. Дверь отворилась, и на пороге появился молодой человек лет двадцати пяти в чёрном колете без украшений, плундрах и коротком плаще, с холщовой сумкой на плече. Одежда несколько болталась на незнакомце, точно была с чужого плеча, воротник камичи был изрядно потёрт, но, судя по лицу, это был не простолюдин. Глаза юноши были мёртвыми. Даноли некоторое время наблюдал, как тот, осторожно поправив беретту на густых белокурых локонах, присел у другого окна и попросил хозяина принести овощей и рыбы, отказавшись от мяса.

Альдобрандо исподлобья рассматривал незнакомца и тут странно похолодел. Пред ним был беглый монах, понял он вдруг, в суме у него — священнические ризы, он не знает, куда идти, родом из Ареццо, но в город вернуться не может. Он понял и ещё одно — перед ним очень несчастный человек.

Даноли понимал потаённое, но не видел его причин.

Утолив первый голод, юноша поднял глаза и тут заметил, сколь пристально разглядывает его Альдобрандо. Он испугался, но вглядевшись в лицо Даноли, чуть успокоился. Однако торопливо закончил трапезу, поспешил встать из-за стола и расплатился. Даноли тоже заплатил за стакан вина и кусок сыра и пошёл к выходу. Он не знал, как заговорить с незнакомцем, чтобы не напугать его, и просто представился.

— Меня зовут Альдобрандо Даноли, я живу неподалёку от Фано. Иду в Урбино.

Юноша снова окинул его настороженным взглядом. Лицо Даноли, его мягкие черты и глубокие глаза на исхудавшем лице породили во встречном некоторое доверие. Он на миг опустил глаза, и Альдобрандо понял, что тот колеблется между недоверием к незнакомцу и страхом одиночества в этом путешествии.