Без гнева и пристрастия - Страница 8

Он. Виноваты все. И вы в том числе. А когда все виноваты, никто не виноват.

Голос. Вы хотели бы уехать из этой страны?

Он. Я не знаю страны под названием «Эта». Есть моя страна, моя Россия, в которой я собираюсь жить до конца своей жизни.

Голос. Ничего в ней не меняя?

Он. Если что и следует менять в России, то только себя. Каждый – себя. Изменимся мы: преодолеем свою лень, научимся систематически и добросовестно работать, перестанем ждать подачек, отрешимся от стадного рабства коллективизма, перестанем скалиться в ненависти и научимся улыбаться радости жизни – изменится и Россия.

Голос. Спасибо. Не могли бы вы сейчас, глядя на себя в зеркало, дать оценку нашему с вами разговору?

Он. Разговора не было – был допрос.

Голос. Не могли бы вы подвести итоги анкетирования?

Он. Так-то лучше. Но я не привык стесняться в выражениях…

Голос. Пожалуйста, пожалуйста.

Василий Федорович Корнаков подмигнул своему зеркальному отражению, хлопнул ладонями по подлокотникам и, глядя себе в глаза, заговорил:

– По-моему, Вася, мы с тобой прошли проверку на вшивость. Ученый козел, он же интеллектуальный павлин, задавал разнообразные вопросы, и мы с тобой поначалу старались добросовестно отвечать на них. Но в процессе допроса, в дальнейшем именуемого анкетированием, выяснилось, что нашего дознавателя интересуют не столько наши ответы, сколько наша эмоциональная реакция на его вопросы. И тут уж мы с тобой постарались, выдали ему соответствующую реакцию. Удовлетворен нашей реакцией, козел?

Голос. Вполне.

Игорь Тимофеевич был Игорем Тимофеевичем только для родных и близких, которые не могли никак привыкнуть к новому его имени. Уже давно княжеского Игоря сменил твердо стоящий на защите интересов простых людей Егор. Да и лучше звучало – Егор Тимофеевич. Напоминало Ермака Тимофеевича.

Экстренная конференция движения «Патриот» шла в скромном зале, человек на четыреста, подмосковного Дома культуры. Да больше зала и не требовалось: делегатов, спешно прибывших с мест, было не более двухсот.

Публика была всякая – с бору по сосенке. Много военных отставников, с полсотни моложавых, сильных и уверенных в себе баб, человек пятнадцать интеллигентов среднего возраста, примерно столько же новых предпринимателей, маклеров, брокеров, торговцев и дюжины три молодых интеллектуалов.

В президиуме пятеро, среди которых не было ни председателя исполнительного совета Егора (Игоря) Тимофеевича Маркова, ни его заместителей: Алексея Юрьевича Насонова и Ивана Всеволодовича Гордеева. Все эти трое – разбросом – сидели в пустом первом ряду.

Председательствующий – благообразный седой интеллигент, дирижируя очками, говорил, прерываясь иногда на эканье и мэканье:

– Пять дней тому назад на экстренном заседании исполнительного совета два заместителя, Насонов и Гордеев, потребовали отставки нашего председателя – Егора Тимофеевича Маркова. Опираясь на измышления и, я бы сказал, инсинуации желтой прессы и продажного телевидения, они утверждали, что дальнейшее пребывание на посту председателя Егора Тимофеевича может скомпрометировать, а в дальнейшем и окончательно дискредитировать наше движение. Не желая услышать доказательные и убедительные доводы Егора Тимофеевича, напрочь опровергающие не очень квалифицированно… э-э-э… состряпанную клевету, они обвинили его… как бы это точнее выразиться… в моральном разложении, что ли. После этого большинству членов совета стало ясно, что все случившееся, вернее, не случившееся, а… мэ-э… высосанное из пальца безнравственными писаками используется Насоновым и Гордеевым для того, чтобы свергнуть Егора Тимофеевича и самим узурпировать власть в движении. Естественно, подавляющее большинство совета проголосовало против… э-э-э… предложения Насонова и Гордеева. Тогда Егор Тимофеевич сам потребовал – его можно понять – своей отставки и предложил созвать эту нашу конференцию для того, чтобы она, имея на то полномочия, решила не только судьбу его и его заместителей, но и всего исполнительного совета в целом. Совет поддержал его.

Дорогие друзья! В наших руках судьба не только нашего движения. Поймите, от вашего решения зависит, станет ли Россия второстепенным государством или пойдет своим самобытным и великим путем, ибо только мы, только наше движение бескомпромиссно и неустанно борется за великодержавность России. Я призываю вас до конца прочувствовать всю ответственность, которую мы возлагаем на себя, ответственность перед движением, ответственность перед народом, ответственность перед историей.

Зал в разных своих концах загудел разнообразно: шептались отставники; возмущенными репликами перекликались дамы; многозначительно кашляя, выдыхали междометия зрелые интеллигенты; новые русские, переглядываясь, хихикали. Лишь молодые интеллектуалы молчали и с невозмутимым выражением на свежих личиках, глядя строго в президиум, как вдаль, сидели каменно. Оглядываясь на них, все постепенно умолкали. Наступила тишина и с ней – угрожающая пауза. Председатель засуетился: надел очки, поднял со стола бумажку, тупо осмотрел ее, потом положил на место, снял очки и – делать нечего – вновь заговорил:

– Теперь, когда я осветил все обстоятельства, желательно было бы услышать мнения и пожелания делегатов.

– Все ли? – донеслось со стороны интеллектуалов.

– Что – все ли? – не понял председатель.

– Все ли обстоятельства вами освещены? – разъяснили ему звонким голосом.

– Давай подробности! – вырвался из среды обитания новых русских веселый плебейский бас. Знающие песню Галича про товарища Парамонову (примерно половина зала) охотно хохотнули.

Председатель (он песню знал) брезгливо и одновременно грустно посмотрел в сторону, откуда донеслось про подробности, и заявил:

– Мне кажется, ваше желание покопаться в грязном белье оскорбительно и неуместно. В своем заявлении для прессы Егор Тимофеевич исчерпывающе и доказательно опроверг клеветнические измышления.

– Но грязное бельишко все же имеется, коли вы запрещаете нам в нем копаться. Не так ли? – въедливо поинтересовался все тот же звонкий голос.

– Словоблудие – не аргумент, а казуистика – не доказательство вашего интеллекта, коллега, – перешел на личности по принципу «сам дурак» председатель и тут же обратился к привычному пафосу: – Да поймите же! Угроза развала движения опять поставила нас перед извечными и страшными российскими вопросами: «Кто виноват?» и «Что делать?».

Тут подбежала дамочка из боевых, но на трибуну не поднялась, остановилась в проходе у сцены, повернулась к залу:

– Я только с репликой! – И уточнила: – С репликой-вопросом. Я хочу спросить у сидящих вот здесь передо мной Насонова и Гордеева: когда вы ставили вопрос об отставке нашего Егора Тимофеевича, вы действительно были убеждены в реальности его аморального поступка или шумиха в прессе послужила удобным поводом для совершения переворота?

Дама угрожающе запрокинула голову. Председатель попытался смягчить ситуацию:

– Вы несколько не о том. Сусанна Эрнестовна, кажется? Нас сейчас менее всего интересуют, так сказать, психологические мотивы поведения Насонова и Гордеева. Наша задача – нейтрализовать результаты их – настал момент истины и надо быть откровенным – раскольнической деятельности.

Но Сусанну Эрнестовну вернуть на место было не так просто. Своенравно топнув башмачком, она, ненавистно глядя на близсидящих Насонова и Гордеева, капризно потребовала:

– Нет, пусть скажут!

– А что? И скажу! – как бы проснувшись, прогромыхал генерал Насонов. Не взошел, одним прыжком взлетел на сцену и вмиг оказался на облупленной трибуне. Ладный, здоровенный, скроенный для военного мундира, сидевшего на нем как влитой, он помолчал, дав возможность аудитории полюбоваться на его стать. Вдруг улыбнулся простецки, по-домашнему облокотился о кафедру.

– Один известный режиссер говаривал: «Если тебя, голого, жена за пятку стаскивает с голой же бабы, не поддавайся панике и смело утверждай, что залез ты на нее не для этого». – Генерал переждал неуверенный смешок и продолжал: – Байка в качестве эпиграфа. Уважаемый председатель нашего собрания предложил нам ответить на два трагических вопроса: кто, мол, виноват и что, как говорится, делать. На первый вопрос напрашивается элементарный ответ: тот, кто посещает педерастические бордели. Столь же прост ответ и на второй вопрос: не посещать по возможности педерастические бордели.