Без цели не воскресают - Страница 1

В мире, в котором уничтожены почти все говорящие лисы, возрождается новый дракон. Кто-то утверждает, что он явился из пространственного разрыва, возникшего среди западных гор, кто-то говорит, будто он возродился из пепла в песках юга, но правда в том, что никто не знает наверняка, что именно призвало или породило это существо на земле, не видевшей драконов последние сто двадцать лет. Последняя Борительница драконов не вернулась в мир живых, и предавший её избранник давно мёртв, но всё ещё жив носитель крови предателя. В мире, в котором уничтожены почти все говорящие лисы, всё ещё не уничтожены кости дракона, не ставшего последним.

Мы с лисом сидим в таверне “Рыжая ведьма”, за рубленым столом ядреного цвета, присущего красному дубу. Таверной действительно владеет ведьма, но не рыжая. Рыжей является только её кошка, а кошки, как известно, редко бывают рыжими.

За маленьким окном, вырубленным в форме опрокинутого полумесяца в стене у моего правого плеча, разлилась такая густая чернота, словно кто-то на небесах опрокинул полную до краёв чернильницу, и теперь чернила эти щедро проливаются ледяным дождём на наш и без того тёмный мир. Чернота этой ночи так плотна, что она поглощает даже свет толстой и быстро тающей восковой свечи, нанизанной на латунный подсвечник, основание которого прибито к неровному подоконнику – чтобы не украли пьяницы. Дождь не унимается уже второй час. У нас над головой гремит так, будто с минуты на минуту с таверны сорвётся её крыша из почерневшего от древности гонта, в знак кары за те ведьмовские дела, которыми промышляет владелица этого заведения. Здесь полно народа – большинство, как мы с лисом, пойманные врасплох непогодой путники, – но этим вечером здесь тише, чем бывает обычно в подобных заведениях. Как будто все дышащие существа боятся притянуть к себе внимание грозно блестящих молний – убийц грешников. А здесь, безусловно, сейчас не найдётся ни одной безгрешной души. Так что все ведут себя более-менее тихо, стараясь соблюдать негласное правило Молниевых ночей, доставшееся нам от прабабок, а тем от их прабабок: будешь тих – будешь жив.

Приглушенные свечи дают недостаточное количество света, чтобы освещать самые тёмные углы, в которые предпочитают забиваться самые опасные личности. В одном из таких углов нашли своё пристанище на ближайшие пару часов мы с лисом. На втором этаже этой таверны размещены постоялые комнаты. Нам повезло успеть забрать на эту ночь последнюю свободную, но не повезло с её размерами: квадратная кладовка три на три шага, с застекленной щелью вместо полноценного окна и всего с одной узкой койкой, которую, конечно же, займу я – лису хватит и соломы, облагороженной сухой рогожей.

Лис с довольной мордой, даже в эти отвлеченные секунды выражающей благородство, лакает фальковское пиво из высокой пинты, только что поданной ему светловолосой служанкой, на которую плотоядно поглядывает корг, сидящий в одиночестве за соседним столом. Корги – воинственная, но при этом предпочитающая отшельнический образ жизни раса. Телом словно высеченные из горной породы, ростом в два с половиной метра, лысые, с бело-синей кожей и выступающими нижними клыками, эти опасные громилы ходят с обнаженным торсом в сезоны отсутствия дождей и снегов. Из-под мокрого плаща этого корга виднеется иссиня-белая кожа каменной груди, но он не замечает моего оценивающего взгляда, потому как его собственный взгляд всецело прикован к красивой на лицо служанке ведьмы. Говорят, будто если корг приглядит себе девушку любой расы, и та не сможет от него отбиться – он навсегда забирает её себе, высоко в горы, где этот суровый народ живет малочисленными колониями, занятыми разведением горной породы лошадей и коз. Судя по взгляду этого корга, владелице таверны стоит серьёзно опасаться за свою служанку, если только она уже не продала её этому постояльцу, одним своим видом отпугивающему даже её смелую кошку: я видела, как он положил на барную стойку тройную плату за свой номер, хотя снимал комнату только до рассвета и поверх стандартной платы должен был внести лишь скромную лепту за овёс и воду для своего коня. Корги обычно богаты. Драгоценные и полудрагоценные камни они добывают в горах. Камни любой масти любят идти в грубые руки этих неотесанных существ, в то время как от людских рук они ускользают. Всё дело в том, что люди – самые алчные существа этих земель, а корги напротив, хотя могут позволить себе многое, предпочитают довольствоваться малым. Всё, что нужно этим дикарям: уединенная хижина в горных лесах, питание свежей дичью и дикими травами, редкий обмен с народами низин и один раз в жизни кража девушки другой расы. Один раз – потому что они однолюбы, а девушки других рас их интересуют только потому, что женщины, которыми они владеют, рождают младенцев исключительно мужского пола, какой бы расы ни была производящая на свет потомство корга женщина. Больше четырех отпрысков корга женщина родить не способна.

Женщины – единственное, на что корги россыпями тратят внушительные запасы своих драгоценных камней. Спускаясь в низины, здесь они вьючат своих горных лошадей шелковыми нарядами, искусными украшениями, отборными мехами и заморскими сластями. Неизвестно, довольны ли их украденные жены королевскими подношениями своих мужей и любят ли вообще тех, кто называет себя их мужьями, ведь никто из украденных дев еще ни разу не спустился назад в низины с гор – то ли не могут сбежать, то ли считают свою участь лучшей чем та, что их подстерегает здесь, в гораздо более жестоких низинах. Так что никто не видел жен коргов жалующимися, хотя и ходят слухи, будто тем не на что жаловаться, ведь хотя они и живут в горных лачугах, условия этих лачуг едва ли не королевские. Но кто знает в чем правда, а где вымысел? Я никогда не узнаю. Потому что меня точно не украдут. Корги предпочитают грациозных, женственных, желательно пышногрудых и источающих невинность девушек, наподобие той, что сейчас разносит пиво по барным столам, с которых на неё поглядывают похотливые глаза разномастных путников. Несмотря на дикую красоту, доставшуюся мне от прабабки, на меня подобные взгляды падают редко и совсем никогда не падают со стороны коргов – я слишком волевая, да ещё и с мечом в ножнах, так что эти чурбаны смотрят на меня с таким же безразличием, с которым они смотрят на мужчин. В этом мне очень сильно повезло – минус одна опасность от тысячи возможных опасностей, грозящих мне повседневно.

– Если не будешь допивать своё пиво – отдай мне, – сидящий напротив меня лис протянул лапу в сторону моей наполовину осушенной пинты. Я не задумываясь отдала ему свою порцию, зная, как сильно это рыжее существо любит солодовые напитки.

Почему лисы заговорили? Согласно легенде, это произошло во времена Краха Великого, в год падения старой Эды, то есть даже позже, чем три тысячи лет тому назад. Якобы лесные духи наделили лис даром речи, чтобы те успели передать Краху, охотящемуся на больших ледяных быков и еще только должному стать Великим первокоролём, новость о том, что его возлюбленную хочет отравить чёрный колдун. Лисы не успели передать Краху сообщение, потому как отвлеклись разговорами друг с другом на чудаковатом и веселящем их наречии, за что были наказаны лесными духами потерей понимания своей природной речи и обречены навсегда остаться глаголящими на языке людского рода, истребляющего их и не принимающего за своих. Поэтому лисы считаются не одаренными, а именно проклятыми. А с проклятыми, как известно, водиться никто, кроме бедовых, вроде меня, не хочет, чтобы ненароком не накликать какое-нибудь проклятье и на свою голову. Что тут скажешь, люди – глупые существа. Они проклинают друг друга направо и налево, в то время как лисы проклятий не признают и потому не пользуют их. И всё равно именно лис, а не людей, все сторонятся, словно выдуманной хвори, от которой исцеление только одно – перестать верить в то, чего нет. Но мы живем не в том мире, в котором легко перестать верить в отсутствующее. Потому что здесь всё, чего нет сегодня, может материализоваться завтра, и всё, что есть сейчас, может рассыпаться в прах через секунду.