Бетагемот - Страница 18

Лени Кларк вылезает из шлюза и кладет ласты на зна­комый, до смешного неуместный здесь коврик. В главной комнате темновато даже для глаз рифтера: серые сумерки размываются лишь яркими хроматическими шкалами на панели связи. Пахнет плесенью и металлом, чуть сла­бее — рвотой и дезинфекцией. Под ногами булькает сис­тема жизнеобеспечения. Открытые люки зияют черными ртами: в кладовку, в гальюн, в спальный отсек. Где-то рядом попискивает электронный метроном — кардиомонитор отсчитывает пульс.

Появляется Джулия Фридман.

— Он еще... ой. — Она сменила гидрокостюм на термохромный свитер с горловиной «хомутом», почти скры­вающей шрамы. Странно видеть глаза рифтера над воро­том сухопутной одежды. — Привет, Лени.

— Привет. Как он?

— Нормально. — Развернувшись в люке, она присло­няется спиной к раме: наполовину в темноте, наполовину в полумраке. А лицом обращается к темноте и к человеку в ней. — Но бывает и лучше, я бы сказала. Он спит. Он сейчас много спит.

— Удивляюсь, как ты сумела удержать его в доме.

— Да, он бы, наверно, даже сейчас предпочел бы остаться снаружи, но... думаю, согласился ради меня. Я его попросила. — Фридман качает головой. — Слиш­ком легко это вышло.

— Что?

— Его уговорить. — Она вздыхает. — Ты же знаешь, как ему нравится снаружи.

— А антибиотики, что дала Джерри, помогают?

— Наверное. Скорее всего. Трудно сказать, понима­ешь? Как бы плохо ни было, она всегда может сказать, что без них было бы еще хуже.

— Она так говорит?

— О, Джин, с тех пор, как вернулся, с ней не разго­варивает. Он им не верит. — Джулия смотрит в пол. — Винит ее во всем.

— В том, что ему плохо?

— Он думает, они с ним что-то сделали.

Кларк припоминает.

— Что именно он...

— Не знаю. Что-то. — Фридман поднимает взгляд, ее бронированные глаза на миг встречаются с глазами Кларк и тут же уходят в сторону. — Уж слишком долго не проходит, понимаешь? Для обычной инфекции. Как тебе кажется?

— Я сама не знаю, Джулия.

— Может, тут как-то вмешался Бетагемот. Осложнил состояние.

— Не знаю, бывает ли такое.

— Может, я теперь тоже заразилась. — Кажется, Фридман говорит сама с собой. — То есть, я много с ним сижу...

— Можно проверить, если хочешь.

Фридман смотрит на нее.

— Ты ведь была инфицирована? Раньше.

— Только Бетагемотом, — подчеркивая разницу, по­ясняет Кларк. — Меня он не убил. Я даже не заболела.

— А должна была бы, рано или поздно. Так?

— Если бы не модификация. Но я модифицирована. Как и все мы. — Она натужно улыбается. — Мы же рифтеры, Джулия. Те еще поганцы, нас так просто не взять. Он выдюжит, я уверена.

Этого мало, понимает Кларк. Все, что она может пред­ложить Джулии, — вдохновляющий обман. От прикосно­вений благоразумно воздерживается: Фридман не выносит физического контакта. Может, она и стерпела бы друже­скую руку на своем плече — однако допускает людей в личное пространство с большим разбором. В этом, хотя и мало в чем еще, Кларк чувствует с ней родство. Каждая из них замечает, как ежится другая, даже когда остальным не заметно.

Фридман через плечо оглядывается в темноту.

— Грейс говорила, ты помогла его оттуда вытащить.

Кларк пожимает плечами, немного удивляясь, что Но­лан приписала заслугу ей.

— Я бы, знаешь, тоже не захотела там оставаться. Только... — Голос ее замирает. В тишине вздыхает вен­тиляция пузыря.

— Только ты задумываешься, а не лучше ли было бы его не трогать? — угадывает Кларк.

— Да нет. Ну, может быть, отчасти. Не думаю, что доктор Седжер так уж плоха, как говорят.

— Говорят? Кто?

— Джин и... Грейс.

— А...

— Просто... не знаю. Не знаю даже, хотел бы он, что­бы я была здесь? — Фридман горестно усмехается. — Я, в общем-то, не борец, Лени. Не то что ты и... когда меня пинают, я просто прогибаюсь.

— Если бы он захотел, мог бы остаться у Грейс, Джу­лия. А он с тобой.

Фридман с какой-то поспешностью смеется.

— О, нет, я не о том. — Все же слова Кларк ее чу­точку взбодрили.

— В общем, — говорит Кларк, — я, пожалуй, оставлю вас вдвоем, ребята. Зашла просто узнать, как у него дела.

— Я ему передам, — кивает Фридман. — Он будет рад.

— Конечно. О чем речь. — Она нагибается за свои­ми ластами.

— И ты еще заходи, когда он придет в себя. Ему приятно будет. — Помолчав, Джулия отворачивается — лица не видно за каштановыми кудряшками. — Мало кто заходит, знаешь ли. Кроме Грейс. Салико еще не­давно заходил.

Кларк пожимает плечами.

— Рифтеры — не мастера в общении. («Могла бы уже понять», — не добавляет она). Иногда до Джулии

Фридман просто не доходит. Несмотря на свои шрамы и все пережитое, она рифтер только по названию, вро­де как почетный член, принятый в закрытый круг ради мужа.

«Кстати, вопрос, а что здесь делаю я сама?» — осе­няет Кларк.

— Мне кажется, они его иногда слишком серьезно воспринимают, — говорит Фридман.

— Серьезно? — Кларк оглядывается на нее из шлюза. Пузырь почему-то вдруг стал теснее.

— Ну, насчет... корпов. Я слышала, что Салико не совсем здоров, но ты же знаешь Салико.

«Он думает, они с ним что-то сделали...»

— Я бы на этот счет не волновалась, — говорит Кларк. — Правда.

Она улыбается, вздыхая при мысли о своей дипло­матичности.

С практикой утешительная ложь дается слишком легко.

С тех пор как она позволила Кевину себя иметь, про­шло немало времени. Как ни печально, он никогда этого толком не умел. Ему все давалось трудней, чем большин­ству сверстников, а это в общем-то не редкость среди местных придонников. Тот факт, что он выбрал объектом для тренировки такую фригидную суку, как Лени Кларк, не упростил дела. Мужчина, боящийся прикосновений, и женщина с отвращением к любому контакту. Если у них двоих и есть что-то общее, так это терпение.

Она считает, что в долгу перед ним. И кроме того, хо­тела бы задать ему несколько вопросов. Но сегодня он — гранитный член с маленьким мозговым придатком. На фиг предварительные ласки: он врывается в нее с разгона, даже языком не поработав, чтобы восполнить недостаток влаги. Фрикции болезненно натягивают губы — она не­заметно опускает руку и расправляет их. Уолш работает как насос, дыхание со свистом прорывается сквозь зве­риный оскал, на глазах твердые непроницаемые линзы. Они всегда скрывают глаза во время секса — тут верх взяли вкусы Кларк, — но обычно у Уолша так все от­ражается на лице, что этого не скрыть парой пленчатых скорлупок. А в этот раз не так. В этот раз за его на­кладками скрывается нечто непонятное Кларк — нечто, сфокусированное на том месте, которое она занимает в пространстве, а не на ней самой. От его грубых толчков она сползает с матраса и стукается головой о голый ме­талл палубы. Они молча трахаются в застойном воздухе, среди сваленной техники. Кларк не знает, что на него нашло. Впрочем, это приятная перемена, секса, настолько близкого к честному и откровенному насилию, у нее не бывало много лет. Закрыв глаза, она вспоминает Карла Актона.

Впрочем, по окончании она видит синяк на плече не у себя, а у Кевина — венчик порванных капилляров окружает крошечный прокол на сгибе локтя.

— Это что? — Она приникает к ранке губами и водит языком по припухлости.

— А, это... Грейс у всех брала кровь на анализ.

Она вскидывает голову.

— Что?

— Она в этом не специалист. Только со второй по­пытки нашла вену. Ты бы видела Лайджа. Рука — будто на морского ежа напоролся.

— Зачем Грейс брала кровь?

— Ты что, не слышала? Лайдж что-то подхватил. И Салико плохо себя чувствует, а он пару дней назад навещал Джина и Джулию.

— И Грейс думает...

— Чем бы ни наделили его корпы, оно заразно.

Кларк садится. Она полчаса пролежала нагишом на

палубе, но холод ощутила только сейчас.

— Грейс думает, корпы ему что-то подсадили?

— Это Джин так думает. Она проверит.

— Как? У нее же нет медицинской подготовки.