Бесы 2.0. А цари-то ненастоящие! - Страница 3

Это одна из причин, по которой я взялся за написание этой книги. Другие причины – и времени больше появилось, и количество негодяев во власти не уменьшается, да и обещал я читателям вернуться к диалогу с ними.

Тургеневские «Записки охотника» читаешь, будто сам на вечерней тяге в лесу оказался: в сердце – радость, заботы уходят на задний план. Природа лечит. Испокон веку единение с ней, состязание с лесными обитателями и с другими охотниками в умении и везении делали охоту на Руси праздником и любимым народным развлечением. Советские, а потом перестроечные «цари» превратили старинную забаву из искусства в промысел. И это не только к охоте относится. Нездоровый азарт, жадность, принцип «после нас хоть трава не расти» ни к чему хорошему никогда не приводили и на охоте, и в политике, и в экономике.

Человека на охоте сразу видишь, как на ладони он – что собой представляет, кто по жизни. Первый Президент России Ельцин Борис Николаевич (хотя для удобства можно звать его и ЕБН, и Елбон) был большим любителем охоты и не меньшим браконьером. Только рядовой браконьер штрафы платит (когда поймают), а президента кто может ограничить. Вот он в Завидово и бил зверье десятками за один выезд. Очень жадный был до добычи – всё вокруг заповедное, всё вокруг моё. Как охотник из анекдота: «Охота была отличная, зайцы – стадами! Только успевали заряжать и стрелять, заряжать и стрелять, заряжать и стрелять! А потом уже не успевали даже заряжать и всё стреляли, стреляли, стреляли…»

Был такой Юрий Петров – выкормыш ЕБН, сменивший его на посту первого секретаря Свердловского обкома КПСС, затем отправленный послом на Кубу, а в 1991–1993 годах руководивший администрацией президента. Петров классно стрелял – с колена, безо всякой оптики, снайпер. Так вот, будит меня ночью однажды управляющий завидовским охотничьим хозяйством Фертиков:

– Александр Васильевич, знаешь, что Петров учудил? Навалял оленей двадцать пять голов! Все стадо положил. Лупил как сумасшедший. Завалил переднего и заднего, а потом отстреливал всех в середине, как в тире – и маленьких, и самок беременных. Дорвался, будто первобытный…

Я доложил об этом первому лицу, лицо задумалось и распорядилось о санкциях за жестокость:

– Петрова больше на охоту брать не будем!..

После леса мы традиционно в бане парились, и на неуемного стрелка Ельцина, как разденется, смотреть страшно было – плечо фиолетовое от приклада. Двенадцатый калибр все-таки. Наина ворчала: «Вы что, бьете его там, что ли?» Интересно, что было бы с Ельциным, если бы он пользовался ружьем – гусятницей восьмого калибра, которое сделали в то время тульские оружейники. Такие до середины прошлого века в промысловой охоте на водоплавающих использовали. Мастера сказали мне, когда я тот ствол осматривал: «Александр Васильевич, даже если ты хороший стрелок, максимум десять выстрелов сможешь сделать. А потом плечо отшибешь так, что без компресса не обойдешься».

Себя ЕБН считал знатоком леса и непревзойденным охотником. Если кто-то был удачливее его, обижался, как ребенок. Однажды едем по лесному урочищу, я смотрю – олень в лежке, огромные рога только торчат, судя по ним, животному лет двенадцать. Показываю Ельцину. Тот встрепенулся, схватил ружье, приложился, вгляделся – нет, мол, куст это. Я не соглашаюсь. «Ну ладно, – говорит, – стреляйте, поглядим, какой это олень». Беру его карабин, стреляю – «куст» пропадает. ЕБН пошел поглядеть – не поленился, вопрос же принципиальный. Возвращается злой, сопит, бормочет: «Ну как же так…» До вечера со мной не разговаривал.

Зато гости ему не перечили, поддакивали и говорили только то, что он хотел услышать: дескать, слов нет, Борис Николаевич, какой вы крутой охотник. В качестве хозяина в Завидово он часто принимал Назарбаева, германского канцлера Гельмута Коля – тот, правда, не стрелял, боялся, что «зеленые» узнают. Нашим же «цветные» не указ, никаких ограничителей, вот и ходили по лесу, как мамаи.

Если на уток была охота, ЕБН нередко предлагал: «Давайте соревнование, кто больше убьет, победителю – бутылка шампанского!» Мы – я, Барсуков, Грачев – спортивную охоту любили. Били только с лету, штук по 30 подбивали, а добывали из них по 20 (остальных в камышах не находили). Я из восьмизарядки до четырех патронов на одну птицу мог израсходовать на пролете. А ЕБН рекорды по количеству ставил, самоутверждался – то 60 уток убьет, то 80, а то и 120. В этом он весь был: чувство меры – это не про Ельцина.

Как-то я хорошо выпил со старшим егерем Анатолием Васильевичем, и он мне предложил:

– А хочешь, покажу, где Борис Николаевич уток кладет?

Садимся в моторную лодку, подплываем к заветному затону, а там – тысячи этих птиц. Оказывается, когда Елбон уставал стрелять уток с лёта, командовал егерю везти туда. А там, оказывается, прикормленное для уток место, где их выращивали, и никуда оттуда улетать птицу не заставишь. Ельцин стрелял в эту утиную «тьму», за один выстрел – до десятка штук невинных жертв. А живые сидели на воде и ждали своей очереди. Так набивали дичью полную лодку. «Олимпийские рекорды» обнаглевшего охотника. Хорошо хоть, в «Казанку» больше полтонны битой птицы не впихнешь.

А кабанов при Ельцине даже стали закупать в Белоруссии: в Завидово они не успевали размножаться – выбивали их. Я как-то имел неосторожность рассказать ЕБН, как секретарь ЦК КПСС, его полный тезка Борис Николаевич Пономарев однажды на охоте убил 28 кабанов. Эта цифра ему запала в голову, и каждый раз охота не останавливалась, пока 30 животных не положим. Если не удавалось за день и ночь, утром шли «норму» довыполнять. И Ельцин стрелял во всё, что летит, ползет, бежит и скачет – не важно, кабан это, лиса, заяц или глухарь.

Однажды 9 лосей завалили, все лосиное семейство от вожака до лосенка. Дело было ранней весной, снег – сырой и тяжелый, лосям по грудь, идут с трудом. Я думал, он одного убьет и успокоится. Да куда там… «Давай догоним!» Кстати, при этом с точки зрения гастрономической его интересовала только лосиная губа, а точнее, холодец из нее.

Бедой еще было то, что ЕБН много зверя подранивал, а не убивал. И приходилось старшему егерю Анатолию Васильевичу посылать ребят, чтобы шли по следу ельцинских подранков и добивали за ним. Нельзя ведь раненого зверя оставлять, это неписаный охотничий закон. Да и я часто ходил не с ружьем, а с пистолетом с той же единственной задачей – добить подранка. Картина: идет по лесу Ельцин, палит во все стороны, а я сзади с «макаровым» (он надежнее) или с «ПСМ» (он точнее) его ошибки исправляю. Не хвалясь, скажу, что почти всегда попадал. На руку и глаз не жаловался. Если бы не эта «подчистка хвостов», там столько оставалось бы недобитых животных! Которые, кстати, опасны – охотники знают. Залижет кабан рану, отлежится и мстить пойдет.

Участники прежних царских охот скромнее себя вели, держать азарт в узде умели. Хотя сама охота была делом государственной важности. В Средние века на Руси сокольничий, заправлявший на соколиной охоте, был доверенным лицом московского государя, получал корм с царского стола, немалое жалованье и платье. Императорские охоты в более поздние времена – это ритуал с конями, женщинами, слугами, загонщиками, егерями, сворами собак. Больше прогулка, чем охота: людей посмотреть, себя показать.

Сколько и как Ленин-охотник зайцев бил – никто не знает, после него одни мифы остались. Как и после Сталина. Известно только, что Каганович слыл охотником заядлым. Хрущева интересовали трофеи такие, чтоб ни у кого не было, если кабан – то огромный должен быть, догнать и перегнать всех надо. «Рядовые» худые свиньи его не привлекали, говорят.