Бесстыжая - Страница 10

– Мистер Сэндаски! Я сняла сообщения с вашего домашнего телефона, как вы просили. Там есть одно сообщение миссис Уорнек – очень странное. Всего два слова: «Люк вернулся».

Через десять минут Мэтт уже сидел за рулем своего серебристого «БМВ», пытаясь продраться через утреннюю пробку на улице Мишен. Он не только не принял душ, но даже не причесался. Возвращение Люка Уорнека в Хаф Мун Бэй могло означать катастрофу – в особенности для личных амбиций Мэтта. В «Уорнек Комьюни-кейшенс» и без того не все было в порядке, и журналисты уже вовсю трубили о финансовых проблемах «Глоб» и кризисе в руководстве компании. Ни для кого не было секретом то, что Люк уже в течение нескольких лет ищет слабое место в бизнесе своего отца.

Гоня машину к югу от Хаф Мун Бэя, где на отшибе располагалось имение Уорнеков, Мэтт лихорадочно размышлял. В последнее время он не осмеливался контролировать деятельность сына Саймона, однако кое-что он все же держал под наблюдением, и ему было известно, что Люк сделал несколько безуспешных попыток купить часть акций «Уорнек Комьюникейшенс».

Саймон тщательно охранял акции компании от посягательств конкурентов, в особенности от собственного сына. Итак, Люка на первый взгляд удалось отстранить от притязаний на имущество фирмы, но, как оказалось, Саймон недооценил его. Теперь он стал опасным и умным противником. Мэтту еще не приходилось видеть более впечатляющего пути к успеху. Чтобы взлететь так, как взлетел Люк за последние десять лет своей жизни, нужно было по меньшей мере заключить сделку с дьяволом;, Хотя в последние месяцы он закрыл две газеты, это не пробило существенной бреши в его финансовом благополучии. Ему удалось добиться невероятного признания на рынке радиовещания, кабельного телевидения и развлекательных журналов. Тиражи его бульварной газетки «Зодиак», словно в насмешку над экономическим кризисом, резко подскочили вверх.

Однако молодого нувориша все это, казалось, не удовлетворяло. Люку явно не давали покоя авторитет и респектабельность газет типа «Глоб» со всеми их премиями Пулитцера и пресс-клубами. А сейчас он по праву рождения претендовал на наследие Уорнека. Интересно, на что он еще претендовал? И как он собирался этого достичь?

К моменту приезда в «Эхо» Мэтт выработал предварительный план нападения. Оставалось только убедить Джесси в своей правоте, что было нелегкой задачей. Временами она могла быть неумолимой. Итак, надо было доказать ей, что у нее не может быть никаких общих дел с Люком Уорнеком.

Горничная впустила его в дом и провела в спальню Джесси, расположенную в восточном крыле дома. Вдова стояла у окна, выходящего в сад, и смотрела на восходящее солнце, скрытое в легкой дымке. Она словно окаменела и была бледна. Корзины с самыми разнообразными цветами, расставленные ею по всей комнате, источали тяжелый и смутный запах, в котором смешивались ароматы роз, гвоздик и апельсиновой цедры. Все эти ухищрения делали спальню похожей на маленькую викторианскую гостиную. Было видно, что Джесси так и не ложилась спать – ее черное шелковое кимоно было небрежно наброшено на плечи, а под глазами залегли голубые тени. Она забыла вынуть из волос несколько маленьких гребней, словно пытаясь облагородить свои непокорные пряди. Но роскошные волны расходились от этих костяных подобий буйков, словно струи фонтана, придавая всему облику Джесси захватывающую дух чувственность.

У Мэтта перехватило дыхание. Она впервые предстала перед ним такой уязвимой и нуждавшейся в защите.

– Что с тобой? – спросил он напряженным голосом. Джесси оглянулась, словно выходя из транса, и наконец заметила Мэтта, но узнала его не сразу: непричесанные каштановые волосы и развязавшийся галстук – это было совсем не в его стиле. А Мэтт, в свою очередь, в изумлении рассматривал хрупкий хрустальный предмет, который она держала в руке.

Ее коллекция искусственных бабочек занимала почти весь туалетный столик – то пространство, на котором женщины обычно располагают косметику. Джесси почти не красилась, хотя Мэтт считал, что небольшое количество румян смягчило бы пронзительное выражение ее огромных голубых глаз. Но сейчас его занимало другое – Джесси с ужасающей рассеянностью постукивала пальцами по хрустальным крылышкам фигурки, как будто это был камень. Такая отрешенность была абсолютно не в ее стиле.

– Он был здесь?

– Он и сейчас здесь, в крыле для гостей, – кивнула Джесси, не выпуская бабочку из рук.

– Люк в «Эхе»? О Боже! Да Саймон, Наверное, в гробу переворачивается!

– Люк очень опасен, Мэтт. Я хочу, чтобы он отсюда уехал. Мэтт подумал, что ему явно не придется убеждать Джесси в необходимости избавиться от Люка. Кто-то – или что-то – сделал это до него. Джесси продолжала постукивать по крыльям бабочки, переполненная слишком сложными чувствами, чтобы их можно было угадать. Может быть, это был страх.

Мэтту показалось, что он увидел а ее глазах именно страх. Внезапно он поймал себя на том, что хочет прижать ее к себе и успокоить, и этот импульс удивил его. Он никогда не думал, что железная Джесси может нуждаться в утешении. Казалось, она всегда была абсолютно самодостаточной.

– Я разберусь с ним, Джесси. Я избавлюсь от него, даже если для этого мне придется самому его уничтожить.

– Нет! – взволнованно воскликнула она и осеклась, сильно покраснев. – Мы должны убедить его убраться прочь. Иначе будет беда.

– Беда? Что случилось? Он ранил тебя?

–~ Нет… не то, что ты думаешь. Он… – Она подошла к туалетному столику и поставила на него бабочку побелевшими от напряжения пальцами. – Он не причинил мне никакой боли, – ;повторила она.

Пораженный до глубины души, Мэтт вытаращил на Джесси глаза. Как и все окружающие, он знал в общих чертах историю распри Фладов и Уорнеков. Даже лучше, чем окружающие: в течение многих лет Саймон прибегал к помощи Мэтта в своих семейных делах. Помимо прочего он попросил его оказать воздействие на главного уголовного следователя, чтобы тот не привлекал Люка к делу об убийстве Хэнка Флада – под тем условием, чтобы Люк исчез и никогда больше не возвращался. В конце концов смерть Хэнка сочли несчастным случаем, хотя никто в это не верил. Именно показания Джесси заставили предполагать причастность Люка. При перекрестном допросе выяснилось, что ее свидетельство противоречит показаниям ее родной сестры Шелби. Джесси говорила, что в ту трагическую ночь Люк и Хэнк подрались. Слова Джесси были весьма опасны для Люка, в особенности если учесть, что когда-то они с Люком были друзьями, но, если Джесси и двигало что-то помимо стремления раскрыть истину, она об этом никому не говорила. В какой-то момент Мэтт начал спрашивать себя о том, что еще она не договаривала.

Джесси все еще стояла над своей бабочкой, пытаясь поставить ее точно на то место, откуда она ее взяла.

– А что, если Люк решит оспаривать завещание? – спросила она.

Неужели ее беспокоило только это?

– Это бесполезно, – заверил ее Мал. – Оно было написано много лет назад.

– Но если он скажет, что Саймон был не в своем уме или…

– Джесси, ты явно насмотрелась сериалов! Это не завещание, а бронированный сейф, уверяю тебя. Адвокаты Саймона готовы за это поручиться.

– И никаких сюрпризов не будет? Я могу на это рассчитывать? – спросила Джесси, глядя на Мэтта в зеркало своего туалетного столика – как будто она не хотела смотреть ему в глаза. Он никогда не видел ее такой обеспокоенной и нервной. При этом ею явно не двигали низменные чувства – алчность, например. Джесси никогда не проявляла особого интереса к деньгам Уорнека, за исключением доли своей дочери. Наоборот, она была скорее обескуражена размерами своего состояния.

– С чего это Люк сюда заявился? – спросил Мэтт, тоже глядя в зеркало и продолжая этот жутковатый диалог с ее отражением. – Что ему нужно?

– Не знаю. Может быть, он рассчитывает на то, что Саймон до самой своей смерти был нерациональным человеком, или он знает про Мэл.

– Что про Мэл?

– Что у меня есть дочь – незаконная дочь.