Бессмертный огонь - Страница 17

- Здесь скрыто колдовство! - кричали рыжие. - Пока мы не узнаем, кто колдун, их и искать-то нечего!

- Да, это верно, - соглашался я. - И не найдете, да!

Но кто колдун, кто помогает ярлу и Лузаю, об этом я молчал. Ведь вы же знаете: об этом говорить нельзя. Старший старейшина, как я в этом уже убедился, обладал великой силой, и потому я очень боялся, что стоит мне только назвать того, кто помогает моим братьям, то... Кто знает?! Старейшина тогда бы мог вот прямо здесь, не сходя с места, сразиться с нашим - их! - спасителем, и тогда...

Мало ли! А так старейшина не знал, кого ему искать, чей дух он должен вызывать и с кем ему нужно сражаться.

А время шло! Я знал - ярл и Лузай уходят все дальше и дальше и дальше. И тот, кто их ведет, не ошибется - выведет. И это приглушало боль. И вот о чем еще мне думалось: а если бы и я с ними ушел, что было бы тогда? Тогда бы, думал я, рыжие не теряли бы время на возню со мной, а искали бы, искали, искали... И хоть у Лузая и ярла очень надежный проводник, но они сами-то быстрее, чем могут бежать, не бегут, а посему очень трудно сказать, чем все бы это кончилось, когда бы с ними был и я. А так...

Я выдержал три дня! А на четвертый день, когда мне уже стало все равно да и еще подумалось "зачем? они и так уже ушли из этих мест!", я...

Говорить уже не мог, а только едва слышно прошептал:

- Их вел Хвакир, пес Хрт и враг Чурыка. Он ночью выл и вызвал их. Они ушли.

Старейшина пристально посмотрел мне в глаза, покачал головой и сказал:

- Да, ты не лжешь, все так оно и было, - а после приказал, чтобы меня оставили в покое.

И после этого я целых восемнадцать дней лежал в своей - теперь уже моей, не ярловой! - землянке. Меня кормили словно на убой. Да так оно и было! Сегодня утром они пришли ко мне и сказали, чтобы я готовился.

- К чему?

- Рыба ушла. В реке совсем нет рыбы. Мы будем возносить молитвы к Небу.

- А я?

- А ты эти молитвы передашь. Готовься! - и ушли.

Вот, значит, как! Значит, завтра меня уже всего - с головы до пят вымажут белой глиной и отведут к Главному Кострищу. Что ж, может быть, это и справедливо - ведь это именно я дал тогда глупый совет прыгать за борт. А если б тогда мы послушались ярла и дождались темноты, то, глядишь, Хвакир и помог бы нам сняться с мели и беспрепятственно двинуться дальше. А так...

Завтра меня сожгут. Но я еще раз обману этих проклятых дикарей! Не буду я там, на Небе, спрашивать об их рыбе, а обращусь к Великому Прародителю и спрошу у него, спаслись ли мои братья. И если оно так, то мне сразу станет легче!

4.

Для того, чтобы понимать один другого, люди придумали множество слов. Но это все от суеты. А суета пошла от женщин. Пока их, женщин, не было, нам с Хозяином для разговоров хватало всего лишь трех слов - "брат", "враг" и "кровь". И мы были сыты и счастливы, у нас всегда было полно добычи. Потом явилась Макья, женщина, и сразу все переменилось. Вместо того, чтобы отрезать кусок пожирнее да молча положить его возле порога, Макья совала мне голые кости да при этом еще приговаривала: "Кушай, кушай, дружок! Ты же, наверное, голоден!"

Да, я был голоден! Ну так и брось мне кусок пожирнее, молчи!..

Как же! Бросит! Дождешься! Лучшие куски Макья приберегала своим разлюбезным деткам, а мне доставались одни лишь объедки. Вот почему я Макью не любил. И не люблю. И сыновей и дочерей ее, таких же болтливых, как и она, я тоже не очень-то жаловал. Один только Подкидыш был мне по нраву. Подкидыш никогда не тратил время на пустые разговоры, а забрасывал лук на плечо, выходил на порог, свистел - и я бросался ему под ноги, мы шли охотиться.

И все-таки, Подкидыш - это вам не Хрт! Подкидыш есть подкидыш. Хрт не любил стрелять из лука. Хрт бил мечом - медведя, тура, зубра... А Подкидыш стрелял только птиц или мелкую дичь. Зато был щедр! Я мог порвать и съесть подстреленную им птицу, оставив от нее лишь перья - а Подкидыш меня не ругал. Только махал рукой, смеялся, закладывал еще одну стрелу и снова целился...

Я удивлялся - с чего это он так не любит птиц? Не раз хотел спросить... Да вот не мог. Я же не умею разговаривать, как все, я умею только думать. Вот я и думал, что он, Подкидыш, им, птицам, просто завидует, и потому...

Да что это я сегодня все про Подкидыша да про Подкидыша? Болтлив, как женщина! Сегодня моя речь про ярла Айгаслава. Ярл тоже щедрый был. Всегда, как мимо проходил, бросал мне "кость" - диргем, а то и пять, а то и десять. Стрелял из лука - очень метко. И я любил его - и самого его, и за его похожесть на Подкидыша. А Старика, его хозяина, я не любил - Старик был скуп. Зато был храбр, как Хрт! И я его терпел. Когда пришли его сжигать, я отказался выть. Белун грозил, что будет меня бить - а я молчал! Но мог же и смеяться! И Старика сожгли, а я молчал. Потом они пришли к нам в Хижину... Ярл был единственным, кто одарил меня!.. Пришли к нам в Хижину и поминали Старика и спорили, потом все прочие ушли, остался только ярл, Белун с ним разговаривал и дал ему...

Ярл вам об этом умолчал? Не удивляйтесь. И знайте наперед: ярл часто это делает, ибо зачем это он будет всем обо всем рассказывать? И правильно: я не люблю болтливых. А ярла я люблю...

Любил! Да, не люблю уже - раньше любил. А почему это так, вы скоро узнаете. Пока же не мешайте мне, молчите и внимайте моим мыслям. Итак...

Итак, ярл спрятал огненный диргем в кошель и вышел к остальным. Они пошли. Я приподнялся, зарычал - я чуял кровь!

И тут...

И тут мне было велено, как быть! И я - не сам, конечно же, а только моя тень...

И я пошел за ними! Пришел, лег у крыльца и ждал. Любимый ярл и все другие ярлы сидели, пировали в тереме, любимый ярл рассказывал о Старике много рассказывал. Стемнело. Потом они заспорили. Потом схватились за мечи. Потом...

Они его искали - не нашли. Тогда они сбежали по крыльцу и бросились на псарню, кричали псам: "След! След! Хозяина!" Вот что они затеяли! Да только зря - псы побежали не по следу, а за мной. Я их повел! Я выл, я призывал: "Кр-ровь! Кр-ровь!" - и уводил их, уводил...

А ярл тем временем сошел к реке, стакнулся с Чернолицым, сел на его корабль - и они ушли.

Только тогда я и оставил псов в покое, запутал след - теперь уже свой собственный, - и побежал к реке, а там, вдоль берега - за ярлом.