Бессмертные (Сборник) - Страница 21

Он, разумеется, не шелохнулся.

Я тоже.

Олень фыркнул шикарным римским носом, разок ударил копытом по траве, будто намекая: «За тобой должок, Лел», затем развернулся и неторопливо скрылся в тенях.

— Значит, вы и на это способны, — заговорил он.

— Прошу прощения?

Он глубоко вздохнул, встал и повернулся ко мне элегантной черной бархатной спиной. Его темные волосы взметнулись.

— Значит, это предрешено, — заключил он. — Вам суждено принести мне гибель.

— Э, — присвистнула я, — меня зовут Лел.

— Давайте оставим эти игры. Я знаю, что вы приговорили меня сразу же, еще там, в доме. Итак, Лел. Когда же прибудет тяжелая артиллерия?

Он снова уставился на меня зловещим взглядом, а я, к собственной досаде, обнаружила, что не была к этому готова. А стоило бы, на самом деле. Я же не полная дура вроде той Златовласки.

— Почему бы вам не сесть? — предложила я.

— И давайте все обсудим? Что ж, хорошо.

Но он остался стоять. Совсем рядом со мной. Еще я отметила, что слишком много на него смотрю, и смутилась. Но с этим я должна бы справиться, поскольку мне уже известно, какой силой он обладает, и я подготовлена, а в таком случае сила не может подействовать.

Некоторое время мы стояли в молчании. Посеребренное луной озеро сверкало, словно старинный доллар. Наконец я искоса глянула на него. Он имел вид величественный, с налетом задумчивой грусти. Затем стал просто печальным. Словно ребенок, чья собака умерла, но даже десять лет спустя он так и не забыл, — как никогда не забывают тех, кого любят. Что-то в таком роде.

— Следует ли мне рассказать, как вышло… что я стал тем, кем являюсь? — в конце концов сказал он.

Я уже слышала большую часть того, что, вероятно, составляло его образ, но к этому он теперь добавил нечто, не имеющее никакого отношения к вампирам, но касающееся древней вражды и некоего малодостоверного «проклятия предков». Он родился на юго-западе Франции, в горной области. Его семья была из знати, потерявшей все еще в тысяча семьсот девяностых. Он бежал от родных и теперь снимает комнату здесь, в захолустном Чакатти, писал книги, но обнищал и подрабатывает по ночам официантом или заправщиком. И разумеется, вся эта смесь вампирской драмы и современной рутины являлась полнейшим вздором — как сказал бы папа.

— Ваша семья состоятельна, возможно, как-то связанна с крупными предприятиями, — отважилась я на догадку. — Они живут здесь, и здесь же вы и родились. Вы получили хорошее образование, поступили в первоклассный колледж, но бросили учебу, обнаружив свое истинное… как бы это сказать, — призвание? Тем не менее ваша семья поддерживает вас финансово, поскольку вы сообщили им, что самостоятельно постигаете ремесло писателя.

Он бросил на меня краткий сердитый взгляд.

— Неплохо. На самом деле я получил наследство и мне хватает на жизнь. Наследство от тетушки. Ее всегда считали сумасшедшей, но она была… тем же, что и я. Она была…

— Вампиром, — подсказала я.

— Я вынужден предположить, — заметил он, разминая ладони (возможно, приготовляясь меня душить), — что вы не верите в существование вампиров. То есть в мифическом смысле. Вы просто считаете меня опасным.

— И снова неверно. Я знаю, что вампиры вполне реальны. И я знаю, господин Ангел, что вы, несомненно, относитесь к их числу.

— Обычно люди считают, что это всего лишь фантазия.

Я пристально уставилась на озеро. Его вид мешал мне сосредоточиться.

— В данном случае кое-что и впрямь относится к миру фантазий, — ответила я, порадовавшись собственному сухому тону. — Ваши представления о том, что значит быть вампиром, совершенно неверны и фантастичны.

— Вампиры — это некое тайное общество, доступ куда открыт лишь немногим, — торжественно объявил он.

— Нет. Честно говоря, нечто прямо противоположное.

Он обернулся, и я почувствовала на себе его пристальный взгляд. Это было захватывающее ощущение, но я не позволила себе ему поддаться.

— Вам нужно кое с кем побеседовать, — сообщила я, обращаясь к озеру. — Если с вами все настолько наперекосяк, как я полагаю, то вам понадобится помощь.

Он издал горький, довольно ожесточенный смешок.

— Разумеется. Вы имеете в виду психиатра.

— Вам нужно, — продолжила я, — поговорить с моим отцом.

— Вашим… вашим кем?

— Отцом.

Я открыла крохотную сверкающую белизной сумочку, которую мне всучили, достала оттуда одну из визиток Энтони и протянула ему.

Теперь он уставился на нее.

— Это такая шутка?

— Никаких шуток, господин Ангел…

— Может, вы оставите эту ерунду с «господином» — сколько, по-вашему, мне лет?

— Может быть, и тысяча. Но никаких шуток. Это все всерьез. Если хотите, я могу помочь вам встать на дорогу к спасению, просто задав девять прямых вопросов. Все, что вам понадобится, это отвечать, причем честно.

Наконец наши глаза встретились.

Я думала… что бы я там ни думала, все мои мысли ухнули в огромную золотую пустоту. Но голос, к моему облегчению, прорезался снова, и не сиплый и писклявый, а сухой, как пережаренный тост. Это был мой самый деловой тон, и именно им я и задала эти девять вопросов.

— Первый вопрос: вы отражаетесь в зеркалах или других отражающих поверхностях?

— Я больше в них не смотрю, но, очевидно, нет. Я нежить. Моей души — или чего там еще — больше нет. Так что никаких отражений. Той ночью, когда я это понял, я выбросил все зеркала. И научился бриться на ощупь. У меня неплохо получается: вероятно, эта ловкость — тоже часть моих новых способностей. Такая же, как умение словно исчезать даже на пустом тротуаре… Что-то в этом роде.

— Ладно. Второй вопрос. Выходите ли вы на улицу днем?

— Вы смеетесь надо мной. О чем вы вообще думаете? Я что, похож на обгорелый остов? Да, однажды я допустил ошибку. Прошлой зимой. Я оставался на ярком дневном свету ровно полчаса. Весь покрылся волдырями, даже под одеждой. Мне пришлось прятаться три ночи. Моя кожа местами просто облезла клочьями. Нет. Я не выхожу на улицу при свете солнца. Закат — вот заря для таких, как я.

— Вопрос третий: сколько вам лет?

— Этой осенью исполнится двадцать два. По сути, на будущей неделе. Полагаю, я буду жить вечно, но началось это у меня примерно шестнадцать месяцев назад.

— Вопрос четвертый…

— Погодите минутку…

— Вопрос четвертый…

Я подождала, но он не стал перебивать меня снова. Только смотрел этими скорбными темными глазами.

— Вы добываете и пьете человеческую кровь? Насыщаетесь ею?

— Да. Вы уже знаете, поскольку именно этому только что помешали — добыть и выпить кровь, чтобы насытиться ею.

— Вопрос пятый…

Он вздохнул — ничего более.

— Вы едите или пьете что-либо кроме этого?

— Нет. О, вода годится — или бокал вина. Даже пиво или лимонад. Похоже, жидкости вполне усваиваются. Больше ни на что я не отваживаюсь.

— Так что ваша последняя настоящая трапеза происходила…

— Шестнадцать месяцев назад. И меня сразу же вырвало.

— Значит, кровь — ваше единственное пропитание. Что подводит нас к шестому вопросу: как часто вы это делаете?

— Раз в неделю — это в среднем. Я могу продержаться без крови месяц, если придется, но когда я воздерживаюсь — я только о ней и способен думать.

— Похоже на развлечения с так называемыми рекреационными наркотиками?

— Понятия не имею, — холодно отрезал он. — Никогда их не пробовал.

— Прекрасно. Вопрос седьмой: вы меняете облик? Я имею в виду, способны ли вы казаться чем-то иным, скажем, животным или даже неодушевленным предметом?

— Да, — ответил он почти смущенно, как если бы хвастался, сам того не желая. — Главным образом я принимаю облик волка. Но однажды я… я вроде как превратился в телефонную будку.

Я расхохоталась — ничего не могла поделать.

— А кто-нибудь пытался… зайти внутрь и позвонить?

Он усмехнулся. О, усмешка у него тоже оказалась красивой.

— Да. Но ему не удалось открыть дверь.