Бесприютный - Страница 9

Клеман шумно вздохнул и взглянул на Марту.

– Он лучше говорит, – сказал он, – но я все точно повторил. Эту работу я должен был делать, пока ресторан не откроется. Но он гораздо лучше говорит. Значит, буква «а», я был в сквере Аквитании и делал мою работу. Хотя, впрочем, буква «b», девушка вела себя очень хорошо, что я сам лично заметил, и в среду я выбрал красивый папоротник в горшке и позвонил ей в дверь. Папоротники хорошо пахнут. Она очень удивилась, но цветок взяла, а меня к себе не пустила, она очень серьезная была, я не видел, как у нее дома, и огорчился. Потом, буква «b»…

Тут Клеман впервые запнулся, он явно был чем-то обеспокоен и повернулся к Марте.

– Я уже говорил букву «b», Марта? – прошептал он.

– Ты остановился на «с», – подсказала Марта.

– Буква «с», – продолжал Клеман, снова повернувшись к Луи, – я пошел к другой девушке и следил за ней с понедельника. Она вела себя не так хорошо, она жила на улице Башни Аббатис, и было совсем непохоже, что она скоро будет официанткой. Она не водила к себе мужчин, зато виделась с ними на улице, они вместе уезжали на синей машине, и она возвращалась очень поздно. Несерьезная девушка. И буква «d», я все-таки отнес ей цветок, но я выбрал папоротник поменьше из-за этого типа на синей машине, который мне не нравился. Она тоже взяла цветок, но тоже была удивлена и тоже не впустила меня к себе. И я закончил свою работу. По телефону тот человек из ресторана меня похвалил и сказал никуда не отлучаться, он мне скоро скажет, где живет третья девушка, я не должен был никуда выходить. Никуда.

– И ты сидел у себя в номере?

– Нет. Я через день вышел. Я пошел выпить кофе в кафе.

Парень умолк, раскрыв рот, и поглядел на Марту.

– Ничего страшного, – успокоила она его, – продолжай.

– Ну вот, а там, – запинаясь, проговорил Клеман, – были люди и газета, они ее читали. Они говорили название улицы и фамилию умершей девушки.

Клеман внезапно занервничал, встал и зашагал по комнате между кроватью и умывальником.

– Ну вот, – запыхавшись, сказал он, – это все.

– Но о чем ты подумал в кафе?

– Чтоб все провалилось! – закричал вдруг Клеман. – Не могу я больше рассказывать, хватит, слов больше нет! Я уже все самолично Марте объяснил, она может вам сказать! Не хочу больше, я устал от этих женщин. Когда я лично о них думаю, начинаю их хотеть.

Марта подошла к Клеману и обняла его за плечи.

– И он прав, – сказала она Луи, – ты парню всю голову заморочил своими вопросами. Знаешь что, малыш, – сказала она, повернувшись к Клеману, – пойди-ка ты прими душ, хотя бы минут пять постой под душем, я тебе скажу, когда хватит. И голову сполосни как следует.

Клеман кивнул.

– Раз уж так, – сказал Луи, открывая чемодан, – скажи ему, пусть наденет вот это. А мне пусть свои шмотки отдаст, мы их спрячем.

Марта протянула Клеману черную одежду и подтолкнула его к маленькой ванной. Потом недоверчиво взглянула на Луи:

– Отдать тебе его шмотки? Чтобы ты самолично их взял и передал полиции?

– Ты говоришь как он, – заметил Луи.

– А что я сказала?

– «Самолично».

– Ну и что? Кому какое дело?

– Просто сразу видно, что ты под его влиянием, старушка. Ты у него на крючке, если хочешь знать.

– Ну и что? Это мой паренек, разве не так?

– Это самолично твой паренек.

– Нечего надо мной издеваться.

– Я и не издеваюсь. Просто хочу тебе втолковать, что за этого мужика, которого ты шестнадцать лет не видела, ты готова своих друзей поубивать.

Марта села на кровать.

– Кроме меня никто ему не поможет, – тихо произнесла она, – вот что меня грызет, Людвиг. Я одна ему верю, но он говорит правду, потому что только Клеман мог согласиться на такую работу, следить за женщинами, не задавая вопросов, ни о чем не подозревая, не пытаясь понять, не читая газет… И еще он эти папоротники отнес, там полно его отпечатков… Это меня и гложет. Ты хоть представляешь, сколько там отпечатков? Это гиблое дело, Людвиг, гиблое! Клеман слишком глуп, а тот, другой, слишком хитер!

– Ты действительно считаешь его глупым?

– А ты думаешь, что он притворяется?

– Все может быть.

– Нет, Людвиг, нет… Он уже маленький таким был. Бог его знает, может, я слишком стара стала, но ты же сам видишь… Дурная наследственность, вот и все, и тут ничего не поделаешь.

– Где он так говорить научился?

Марта вздохнула.

– Он говорит, что это чтобы выглядеть пристойно… Скорее всего, нахватался этих словечек то там, то сям, а теперь и говорит их как попало. Но ему кажется, что это звучит солидно, понимаешь? Что… что ты о нем думаешь?

– Мало хорошего, Марта.

Марта понурила голову:

– Так я и знала. Он не производит хорошего впечатления.

– Дело не только в этом, Марта. Он нервный и, возможно, агрессивный. И не может себя держать в руках, когда говорят о женщинах. Его это смущает.

– Меня тоже, – сказал Марк.

Луи повернулся к Марку, который по-прежнему сидел на полу по-турецки и смотрел на него с улыбкой.

– Ты что-то совсем притих, – сказала Марта, – даже не похоже на тебя.

– Я слушал его, – объяснил Марк, кивнув в сторону ванной. – У него красивый голос.

– Что ты там говорил про женщин? – спросил Луи, взяв новую бутылку.

– Что меня тоже смущает, когда о них говорят, – ответил Марк, четко выговаривая слова. – Если в нем есть что нормального, так это оно. Зря Луи бросается на этого парня, он и так никому не нравится. Зато я очень даже понимаю его любовь к Марте.

Марк подмигнул старой Марте. Луи размышлял, развалясь в кресле и вытянув ноги.

– Возможно, тебя тоже обвели вокруг пальца, – сказал он, глядя в стену. – Это его голос на тебя действует. Он музыкант, и под звуки красивой музыки ты и воевать побежишь, как последний дурак.

Марк пожал плечами.

– Я просто думаю, что таких, как он, не часто встретишь, – сказал он. – Настолько тупого, чтобы выполнить все точь-в-точь, как ему велят, ни о чем не спрашивая. Настолько слепого, чтобы не видеть яму, которую роют у него под ногами, да он просто находка для мошенника. Над этим стоит задуматься.

В эту минуту из ванной с мокрой головой вышел Клеман, одетый в черную одежду Марка. В руке он держал ремень с серебряной пряжкой.

– Мне лично надо и это надеть? – спросил он.

– Да, – сказал Луи, – самолично надевай.

Клеман принялся вставлять ремень в петли, для него это было нелегкой задачей.

– Ты мне так и не ответил. О чем ты подумал в кафе, когда услышал про эту историю с убийствами?

Клеман что-то проворчал, потом прошлепал босыми ногами до кровати и уселся на прежнем месте, держа носки в руках. Он снова прижал пальцем ноздрю, потом принялся натягивать носок.

– Буква «а», что я знал женщину, которая умерла и которой я подарил папоротник. Буква «b», что я принес ей несчастье, потому что наблюдал за ней. И обо мне говорилось в газете. Это когда я лично обнаружил совпадение, тогда я и подумал, что я в ловушке, из которой я и пошел искать Марту.

Держа в руке носок, Клеман придвинулся вплотную к Луи.

– Это махина, – сказал он.

– Махинация, – поправила Марта.

– Из которой нет выхода, – уверенно продолжал Клеман, – меня специально выбрали и по телефону вызвали из Невера.

– И почему среди прочих выбрали именно тебя?

– Потому что я среди прочих дурак.

Последовало молчание. Парень старательно натягивал второй носок.

– Откуда ты знаешь? – спросил Луи.

– Да потому что мне всегда это твердили, – ответил Клеман, пожимая плечами. – Потому что я лично не понимаю, что люди говорят, и что вокруг происходит, и в газетах тоже что пишут, потому что мне читать трудно. Только Марта мне никогда так не говорила, но Марта-то добрая.

– Это точно, – отозвался Марк.

Клеман взглянул на Марка и улыбнулся ему. Он улыбался застенчиво, не показывая зубов.

– Ты знаешь, как умерли эти женщины? – не отставал Луи.