Беспредел (Современные криминальные истории) - Страница 22

Впрочем, недаром говорят: чужая душа — потемки. Поэтому быть может все…

Что же касается Кожевникова, то он получил свое — восемнадцать лет лишения свободы. И клеймо на всю оставшуюся жизнь. Клеймо убийцы.

Смоленск — город хоть и старинный, и губернский, и нет человека, который бы не слышал о нем, а все равно когда люди, имеющие одинаковые интересы, сходятся тут друг с другом, то им кажется, что большой областной центр их — в общем-то очень маленький, совсем маленький. Как варежка. И все и вся в этой варежке вмещаются.

Если человек торгует радиодеталями — все в Смоленске, хоть как-то связанные с радиоделом, знают об этом человеке; если умелец занимается ювелирным делом, то слава о нем идет широкая, поскольку очень многие считают себя знатоками золота и ювелирных каменьев; если он промышляет выделкой шкур диких зверей, то к нему в очередь выстраиваются местные охотники, желающие украсить свой очаг шкурой собственноручно застреленного волка.

Эта профессиональная «повязанность» обязательно используется опытными следователями при раскрытии преступлений: если что-то произошло в предпринимательской среде и, не дай Бог, пролилась кровь — преступника надо в первую очередь искать в среде профессиональных интересов пострадавшего…

Жили-были в Смоленске два приятеля — такие закадычные друзья, что их даже считали братьями, — ну не разлей вода просто, всегда вместе да вместе. И в бизнесе они двигались вместе — все, что ни делали, ни приобретали, все пополам. И одевались одинаково — настолько одинаково, что их даже путали — братья-близнецы, и только!

Что же касается интересов, то интересы у них давно уже стали общими: оба любили компьютеры, оба могли часами копаться в «ящике» — телевизоре новой модели, настраивая его на шестьдесят каналов сразу, а когда они возились с видеомагнитофонами, звуковыми стереосистемами и музыкальными центрами, у них даже лица преображались.

Хотя характеры у них были разные. Олег Яковлев был покладистым, доверчивым, добродушным — этакий теленок, который ко всем ластится и в каждой протянутой руке — даже с зажатым в ней камнем — видит кусок хлеба, и это качество он сохранил в себе до зрелых лет. Даже встав на жесткий рыночный конвейер.

Его напарник — он же брат-близнец, ближайший друг, коллега, кореш Саша Михеев был человеком иного склада. Михеев признавал дело, и только дело, и там, где вопрос касался профессии, бизнеса, работы и особенно денег, — проявлял необычайную жесткость. Здесь, в деле, для него не было ни друзей, ни знакомых, ни родственников — все были одинаково равны. Хотя с компаньоном своим Михеев поддерживал отношения, что называется, теплые: ведь оба начинали с одной стартовой отметки, с нуля, оба внесли равное количество денег в «котел», открывая общую фирму, оба делали все, чтобы переманить к себе покупателей — буквально зубами вгрызались в каждого, отбивая его у соперникав, — создать собственную клиентуру оказалось делом невероятно сложным, — и в конце концов встали на ноги. На улице Гагарина, 6 у них образовался свой магазин — фирменный, так сказать; на Колхозном рынке, в плотных рядах коммерческих точек, — свой киоск.

И дело пошло, пошло, пошло потихоньку — появились не только собственные клиенты, не только свой магазин — появились деньги.

Как известно, аппетит приходит во время еды… Первым деньгам Олег и Санька радовались, как маленькие, едва до потолка не прыгали, строили планы. В планах тех было все — и расширение «производства», как они называли магазин с ларьком, и приобретение нового жилья — желательно в одном доме, в одном подъезде, поскольку они имеют общий бизнес, жить им теперь вместе, и отдыхать на Багамских или Сейшельских островах — только там, и нигде больше, и… В общем, чего только не было в тех планах. Но… Но все испортил этот самый пресловутый аппетит.

Саша Михеев почувствовал вкус денег. Хороших денег. Настоящих денег. Он понял, что денег можно делать много. И без всяких компаньонов. А для этого надо стать «вольным стрелком». А «вольный стрелок» — это синоним «нового русского». Действительно, зачем с кем-то делиться, если все деньги можно положить в свой карман? Идея была хорошая, и Михееву она крепко засела в голову. Но от замысла до осуществления — дорога долгая. Да и не так-то просто поднять руку на человека. Тем более близкого. На свете есть немало людей — потенциальных преступников, но далеко не всегда они становятся настоящими преступниками, подчас им не хватает сил сделать последний шаг.

А Михеев этот шаг сделал легко: он решил, что компаньона пора убирать, и начал действовать. А разные там реминисценции, словесный изюм, рассуждения о душевных терзаниях, ночные страхи и прочее — это не для Михеева. Михеев человек твердый. Он уже разработал план, как стать крутым настоящим «вольным стрелком». Чтобы все снимали перед ним шапки и кланялись в пояс. Но для начала надо убрать Яковлева. Михеев поморщился: «Братец-дегенератец! Покончим с Яковлевым, подумаем, как завоевать телерадиокомпьютерный рынок Смоленска, следом… В общем, понятно, что надо делать. И так — далеко-далеко, вплоть до того, что выставить свою кандидатуру в Государственную думу.»

Сказано — сделано. Но для начала нужна боевая группа. Первым в нее вошел Сергей Рудаков — несовершеннолетний — ему едва исполнилось шестнадцать лет, — но очень воинственный парень, ловкий и загребущий, который ничего из рук не выпускал, вторым — Владимир Науменко, малый тихий, себе на уме, прибывший в Смоленскую область из соседней Беларуси…

Рудаков показался шефу посообразительнее, понапористее, поэтому Михеев поручил руководство группой ему. Науменко не возражал: «Кто платит деньги, тот и танцует девушку». А Михеев уже начал выкладывать деньги: уж коли есть «быки», значит, должно быть и оружие.

Михеев торжественно вручил Рудакову деньги — восемьсот долларов.

— Это на карманную артиллерию.

— На это много не купишь. — Рудаков хоть и деревенский был, но цены на «стволы» знал.

— Но хоть что-то купить можно?

— Два ружья. И сделать из них обрезы.

— Приобретай два ружья и делай обрезы, — согласился Михеев.

Рудаков купил две «ижевки» — хорошие двуствольные ружья, по самое цевье отпилил у них приклады, аккуратно обрезал стволы. Обрезы спрятал в камере хранения железнодорожного вокзала.

— Обрезы пристреляли? — спросил Михеев.

— Нет.

— Возьмите десяток патронов и пристреляйте где-нибудь в лесной чаще!

Глухих мест в смоленских борах много, Рудаков вместе с напарником опробовал «карманную артиллерию» — работала безотказно. О чем Рудаков и доложил шефу.

К этой поре Михеев уже перестал делиться выручкой со своим напарником, ожидал, что тот вот-вот выскажет Михееву все, что он о нем думает, за взрывом последуют объяснения и тогда уже он выскажет Яковлеву все. Это, с одной стороны, снимало с Михеева всякие нравственные и прочие обязательства, мешающие ему все-таки открыто прогнать Олега из общего бизнеса, с другой — давало оправдание некой злости, скопившейся в нем, с третьей — служило катализатором, позволяющим сжиматься мускулам, множить свои силы… В общем, разные причины-поводы придумывал Михеев, подыскивая психологические мотивы оправдания своих действий.

Странное дело, об ответственности — и прежде всего перед законом уголовной, — он в те минуты не думал. Замечу, качество это присуще всем преступникам. А возможность подумать — и желание, — приходит уже потом. Как правило, в камере предварительного заключения.

А Яковлев все не взрывался и не взрывался. Михееву это надоело, и он вызвал к себе Рудакова.

— Ищи машину, чтобы можно было быстро исчезнуть с места… ну, ты сам понимаешь, с какого места, — Михеев выразительно помял пальцами воздух. Деньги на это я дам. Надо срочно убрать одного обмылка.

Рудаков уже знал, о ком идет речь.

— Когда? — облизнув губы, спросил он.

— Сегодня вечером.

— Каков будет гонорар? — Все-таки Рудаков был современным, очень деловым человеком.