Беспредел (Современные криминальные истории) - Страница 21
Дом, в котором жил старик Кожевников, состоял из двух квартир: в одной половине дома обитал сам Кожевников, в другой — такой же, как и он, пенсионер, также ожидавший прихода Гали Григорьевой, по фамилии Зуев.
На этот раз Кожевников начал готовиться к приходу Гали Григорьевой загодя и, как он считал, основательно: достал старый гвоздодер, обернул его капроновым чулком, добыл несколько целлофановых пакетов побольше, прикинул свои действия…
Кожевникову срочно понадобились деньги. Он умудрился влезть в долги. И хотя долг был небольшим — всего триста пятьдесят рублей, давил он на шею будто тяжелое ярмо — все время тянул вниз. Головы поднять невозможно. Способ добыть деньги Кожевников видел только один — взять из сумки почтальона.
Без пятнадцати минут двенадцать во дворе залаяла собака. Кожевников поспешно накинул на плечи пиджак и выскочил во двор — Галю Григорьеву он решил встретить во дворе.
А с другой стороны, вдруг это не Галя, а кто-нибудь еще? — например, старый болтливый корешок Малютин, с которым они иногда пропускают по стопке-другой, чтобы получше познать радости жизни, либо кто-нибудь еще сосед за солью, например?
Но это была Галя Григорьева.
— Собака ваша меня не загрызет? — спросила она Кожевникова, нащупывая рукой задвижку на калитке.
— Да ты что, Галя, — Кожевников натянуто рассмеялся, забегал вокруг Гали, — она у меня больше для блезиру, чем для сгрыза… — Он перестал суетиться, широко повел ладонью, приглашая Галю войти в дом. — Прошу, Галочка, прошу! Погода-то сегодня какая… Словно золотой червонец.
На крыльце он поднялся на цыпочки, прострелил взглядом улицу: много ли народу видит, что почтальонша зашла к нему? Кожевникову показалось, что этот визит не засек никто… А с другой стороны, он эту Галю запрячет так, что ее днем ни с фонарем, ни с собаками не найдут.
Времени было без двенадцати минут двенадцать. Кожевников, закрывая за Галей дверь, поспешно накинул на прочную стальную петлю крючок.
Галя села за стол, вытащила из сумки ведомость, в которой Кожевников должен был расписаться, следом — две пачки денег. В одной пачке светлой банковской резинкой были перетянуты пятидесятирублевые купюры, в другой десятирублевые.
Когда Галя склонила голову над ведомостью, чтобы в списке найти фамилию Кожевникова, тот глубоко вздохнул и, задержав в себе дыхание, потянулся рукой к гвоздодеру, лежавшему на табуретке. Затем резко, сильно, будто вколачивая в дерево гвоздь в неудобном месте, без оттяжки, ударил Галю. Удар пришелся по затылку, точно под основание черепа.
Галя охнула и ткнулась лицом в ведомость, из уголка ее рта выбрызнула кровь. Кожевников поспешно накинул на Галину голову полиэтиленовый пакет, чтобы кровяным краснотьем не испятнать пол, затем еще трижды ударил по голове гвоздодером. Бил он по-прежнему резко, коротко, без оттяжки. Потом накинул на голову Гале еще один пакет и крепко стянул его на шее пальцами.
Через несколько минут все было кончено. Он завалил почтальоншу на пол и в тот же миг вздрогнул от громкого голоса, раздавшегося за дверью:
— Алексеич! Ты чего, спишь? Отворяй, господин-товарищ, ворота. В магазин бежать пора!
Это друг-кореш появился, язви его в душу. Малютин. Он обязательно должен был появиться: ведь сегодня день пенсии. Кожевников застыл, затем, стараясь не издать ни скрипа, ни стукотка, ни царапанья, потянулся к коробке репродуктора и увеличил громкость. Вновь замер. Малютин еще несколько раз ударил ногой в дверь- не верил, что Кожевников решился в одиночку, без него, отметить «святой день», но, видать, это было так. Дед Кожевников отсутствовал, лишь из форточки доносилась громкая музыка радиорепродуктора: глуховатый дядя Слава иногда включал трансляцию на полную мощность… Малютин посидел на крыльце еще минут двадцать, выкурил пару сигарет и ушел.
Вернулся он через два часа. Дверь Кожевникова на этот раз была открыта. Старик стремительно пронес мимо Малютина ведро, наполненное грязной буроватой водой, выплеснул в угол, под забор, потом, вернувшись в дом, кинул на мокрый пол половик.
— Ты чего это? — опешил Малютин. — Ты ведь уже давным-давно должен был разговеться в честь дня пенсионера, а ты не то чтобы еще ничего не выпил, ты даже ничего не нюхал.
Кожевников молча достал из-за обоев пятидесятирублевую бумажку деньги он по обыкновению прятал на кухне, под отклеившимися обоями, — сунул Малютину:
— На! Дуй в магазин! Купи бутылку водки и двести граммов колбасы.
Малютин, мигом озаботившись, пробежался взглядом по мокрому полу и спросил:
— А хлеб не нужен?
— Хлеб у меня есть.
Малютин исчез. Будто дух бестелесный: только что был человек — и не стало его.
Тело Гали Григорьевой Кожевников закопал под пол в землю, туда же бросил и опустошенную почтовую сумку.
Первый сигнал тревоги прошел в 17.00. Именно в пять часов вечера оператор главной кассы районного управления почтовой связи доложила по селектору начальству:
— Почтальон Григорьева не явилась в отделение связи и не отчиталась за денежную сумму, которая у нее имелась.
Подождали час. Григорьевой не было.
В 18.00. специальная группа выехала на ее участок.
Довольно быстро группа выяснила, что Григорьева выдала деньги восьми пенсионерам.
Пошли по домам.
Первой пенсию на участке Гали Григорьевой получили Ефимова М.А. с мужем. Галя вручила Ефимовой 366 рублей 52 копейки, ее мужу — 847 рублей 26 копеек. Вторым пенсию получила семья Суслова А.Н. Он — 530 рублей 14 копеек, его жена — 441 рубль 10 копеек. Следом шла Кудряшова Е.Н. Галя выдала ей 422 рубля 10 копеек, на предложение выпить чаю и поболтать о политическом моменте Галя ответила отказом — некогда, мол, — и отправилась к дому Егоровой. От Егоровой — к двухквартирной «крепости», в которой обитали семья Зуева и Кожевников. Егорова А.С. получила 312 рублей 32 копейки и проводила Галю Григорьеву к Зуеву В.В. Там Галя вручила пенсию его жене — 562 рубля 06 копеек, затем Зуев вежливо проводил милую почтальоншу до калитки и попросил почаще заглядывать в их дом.
Галя, улыбаясь, пообещала. На прощанье махнула ободряюще рукой:
— Скоро, говорят, будет повышение пенсий!
Двинулась на вторую половину дома, где жил Кожевников.
Зуев машинально глянул на часы. Стрелки показывали без четверти двенадцать. Увидел, как засуетился, забегал Кожевников около Гали. Ему отчего-то сделалось неприятно, и он пошел к себе дом.
На квартире Кожевникова Галин след обрывался. Вячеслав Алексеевич был последним, кто видел почтальона Григорьеву.
Группе поиска после несложных подсчетов стало известно, что в сумке у Гали оставалось 1518 рублей 40 копеек, среди денег имелось пятнадцать пятидесятирублевых купюр серии «ГЛ», все купюры уже были в употреблении, находились в хорошем состоянии и носили следы сгиба вчетверо. Было известно также, во что одета Галя Григорьева — в куртку сиреневого цвета и розовую шапочку. Обута по случаю весны в резиновые сапожки с рифленой подошвой. Служебная характеристика ее была положительной, и не просто положительной, а очень положительной, хвалебной — полным-полно благодарностей и грамот плюс правительственная награда — медаль.
В общем, выходило так, что поиск пропавшей почтальонши надо было начинать с дома старика Кожевникова.
Чем и занялась другая группа — на этот раз оперативная, милицейская. Собака, прибывшая вместе с группой в дом Кожевникова, заволновалась, закрутилась на полу волчком, потом стала поддевать доски лапами. Оперативники вскрыли пол и нашли там Галю. К сожалению, бездыханную, уже окоченевшую.
Психологический тип Кожевникова ясен. Это нелюдь. Обычный нелюдь, какие имеются в каждом селе, в каждом городе. Только одни докатываются до преступления, как это произошло с Кожевниковым, другие нет и часто вообще уходят на тот свет неразгаданными. У Кожевникова, как у всякого нелюдя, никогда не было семьи, он жил один. Все время один.
У тех, кто знал его, сложилось впечатление, что он был один с самого рождения, не познал ничего из того, что люди познают в детстве, — ни песни матери, убаюкивающей ребенка перед сном, ни теплых крепких рук отца, подсаживающих сына себе на колени, чтобы приласкать, а заодно и объяснить трудную задачку, не познал ни дружбы, ни тяги к коллективу — люди ведь всегда стараются держаться вместе, чтобы сообща преодолевать трудности, любая беда вместе переносится легче, — не познал даже вкуса поцелуя с девчонкой, чьи губы пахнут земляникой, — ничего из того, что познали другие люди. А ведь редко когда у человека, которому ведомо все это, поднимется рука на другого человека. Так считают психологи.