Беспредел (Современные криминальные истории) - Страница 17

В истории с ночным налетом на компанию у костра гнусную роль, например, также сыграл один из взрослых, фамилия его известна — некий Пшеничный Ю.Г., шофер, привезший распалившихся юнцов в Александровку на «рафике», принадлежавшем Оршинскому торфпредприятию.

И странное дело — Пшеничный не проходил в суде даже как свидетель, словно бы ни «рафика», ни самого Пшеничного в тот день там не было. Это до сих пор вызывает удивление у сотрудников Тверской прокуратуры Владимира Барышева и Юрия Федичкина, которые и рассказали мне эту историю.

Увидев, что александровцы побежали к лесу, оршинские заулюлюкали, засвистели — лавина мигом «озвучилась».

И вот уже раздался короткий задавленный вскрик — дубина пришлась на чью-то незащищенную спину.

Послышался еще один удар, вскрик заглушил новый удар…

Соловьев, человек женатый, глава семейства, рассказывал, что в ту ночь он получил удар палкой по голове, улетел куда-то в кусты, один из активных оршинских бойцов — по фамилии Иванов, добавляя, ударил его, уже лежащего, сапогом в грудь, потом уселся верхом, ухватился обеими руками за волосы, приподнял голову и долбанул ею по земле, в это время напарник его Молчанов стал наносить удары сапогами по телу Соловьева, по ногам. Бил и по голове.

У оршинских имелась специальная боевая обувь, словно бы предписанная их уставом, которую они надевали перед всякой дракой, — тяжелые полупудовые кирзовые сапоги с негнущейся подошвой и головками, сшитыми из толстой кожи. Такими сапогами можно гранит крушить. И оршинские гордились тем, что своими сапогами наводили страх на округу. Не тем гордились, что прочитали всего Монтеня или Толстого, не дружбой с каким-нибудь прославленным человеком, не успехами на работе — пусть даже на скучном торфоперерабатывающем предприятии или достижениями в честном бизнесе, — гордились кирзовыми сапогами и заточками, протыкающими человека насквозь, дубинами, самодельными финками и арматурными прутьями, тем, что хлестко ругались матом, гордились собственной звериной злостью и презирали все человеческое. Презирали доброту, считая ее слабостью, презирали ум, считая, что хитрость выше ума, и так далее. Нападали же трусливо, на одного всемером, шестнадцатью — на двоих и быстро шалели от легкой крови.

Ксения Агапова, подружка Жанны, отстала и, чувствуя, что ее нагоняет парень с металлическим прутом, вот-вот хлестанет по незащищенной полуголой спине, — перерубит ведь, — закричала испуганно:

— Жа-а-анна!

Жанна остановилась, развернулась на сто восемьдесят градусов и тут же столкнулась с Виноградовым, одним из оршинских вожаков. От удара оба свалились на землю, покатились — Жанна, как мы уже знаем, могла оказать сопротивление, но Виноградов оказался проворнее, вскочил первым, изловчился и что было силы ударил Жанну сапогом по голове. Ударил с оттяжкой, целя твердым, как дерево, носком сапога в висок.

К нему подскочил Парфентьев, человек из породы шестерок, также прошелся сапогом по Жанниному телу.

Жанна так и осталась лежать на земле. Перетрухнувший Пшеничный сам предложил отвезти ее в больницу — авось там ее приведут в чувство. Но Жанна умерла по дороге.

Вот что отмечено в акте судебно-медицинской экспертизы: «На голове Угаровой Ж.С. обнаружено темно-красное очаговое кровоизлияние в мягкие ткани левой теменно-височной области, разрыв вены мягкой мозговой оболочки правой теменной доли головного мозга, очаговые кровоизлияния под мягкую и массивное кровоизлияние под твердую мозговую оболочку головного мозга справа.

По коже туловища царапины: две у левого крыла подвздошной кости, одна в правой подвздошной области. На передней поверхности правого бедра вертикальная ссадина.

Все повреждения возникли от действия тупых твердых предметов, причем в левую теменно-затылочную область со значительной силой сзади наперед, вверх, незадолго до наступления смерти».

Вон как по-научному просто и безжалостно определен смертельный удар тяжелого виноградовского сапога — «действие тупого твердого предмета» «со значительной силой сзади наперед, вверх»…

Была девушка — хорошая, светлая, первая дочь у отца-военного, защитника Родины, полная планов и надежд на будущее. В результате «действия» «со значительной силой сзади наперед, вверх» одного подонка ее не стало.

Состоялся суд. На суде обвинение было предъявлено лишь наиболее активным членам оршинской банды — так сказать, только надводной части айсберга, подводная же часть гуляла на воле и в ус не дула, уверенная в своей безнаказанности, копила силы для будущих погромов.

Вот фамилии тех, кто предстал перед судом:

Сведений об образовании большей части представших перед судом нет. Но не думаю, чтобы кто-нибудь из них окончил более восьми классов.

Срок за Жанну Угарову получили только трое: Виноградов — восемь лет, Петров с Журавлевым — по четыре года, остальные были отпущены на волю с «добрыми пожеланиями» больше не «шалить».

Когда велось следствие и готовилось обвинительное заключение, то в заключение это было внесено около двадцати уголовных эпизодов, за каждый из которых можно было дать приличный срок, но все они были перекрыты одним уголовным делом, последним — убийством. Все остальное сошло с рук.

Во время следствия действиями юнцов также продолжали руководить взрослые, в период дознания они советовали, что можно и нужно говорить, а чего нельзя — чья-то опытная наводящая рука чувствовалась здорово. Одним только Александром Петровым взрослые не смогли управлять — на следствии он говорил явно «то». Но до Петрова, чтобы внести «поправки» и даже наказать, они добраться не смогли — тот все время находился под стражей, поэтому после суда все претензии решили высказать его двоюродному брату — Виктору.

Когда был оглашен приговор и собравшиеся разошлись, оршинские «коммандос» закупили спиртное, закуску и поехали на берег местной речушки «отметить приговор». Да-да, именно отметить приговор. На природе, на воздухе, среди белых веселых берез, под плеск рыбешки в воде и беззвучное парение паутины в воздухе. Выпили — закусили, выпили — закусили, выпили закусили, потянуло на разговоры, на разборку. Особенно ретив оказался Ванин. Он и так прикладывал Виктора Петрова, и эдак, и так издевался над ним, и эдак, брату его вообще грозился «шары шилом проколоть», «кухонным ножом отрезать причиндалы», как только он доберется до зоны. Петров же, хоть и маленький был, — из знакомой породы вечных подростков, и терпелив, как никто, а не выдержал, вскочил и стремительным, очень ловким движением всадил в Ванина нож.

Этим и закончился пикник на берегу тихой рыбной речушки. Ванин умер по дороге в больницу. Погоня, наладившаяся было за Петровым — тот мигом сообразил, что с ним сделают за ножевой удар и во что превратят «коллеги» в обычный мясной фарш! — молниеносно развернулся, прыгнул в кусты и исчез, — Петрова не поймала.

Поймала его милиция. Получил Петров за свой «героический поступок» шесть лет и отправился в зону следом за своим двоюродным братом.